Путь наверх
Шрифт:
И все-таки мы хорошо провели время. По утрам мы пили крепкий чай с ромом, купались перед завтраком – мои приятели сами обнаружили нашу бухточку уже на второй день – и объедались за обедом. Мы видели все местные достопримечательности – «Великана Сэрна», «Замок Корф», «Заоблачную высь» и прочее. При этом мы пили много пива, но, должно быть благодаря обильной еде, солнцу и свежему воздуху, не пьянели. Во всяком случае, пьяными в стельку мы были лишь в тот единственный день, когда шел дождь: начали мы за завтраком в деревенском кабачке, затем весь день пили бутылочное пиво у себя в коттедже, а вечером поехали в кабачок близ Борнемута.
Право, не знаю, как я вел машину домой. При нормальных обстоятельствах мы бы, конечно, оставили ее у кабачка и взяли такси, но Рой ударил в уборной офицера территориальной армии, и мы сочли за благо поскорее убраться восвояси. Рой, человек обычно спокойный и тихий, стоило ему выпить больше восьми кружек, впадал, по выражению Чарлза, в состояние «я тебе покажу!». Чарлз тогда немало намучился с ним в машине: он почему-то непременно хотел раздеться донага, и Чарлз сумел остановить его, лишь ударив как следует по скуле. После этого он стал вполне нормальным, если можно считать нормальным состояние, когда человек то плачет, то ругается. Сам я находился в той стадии, предшествующей полному опьянению, когда рассудок понимает, что ты пьян, пытается контролировать твои движения и восприятия, но обнаруживает, что они запаздывают на несколько секунд. Ночь была словно огромный зверь, от которого так и пышет жаром, и чудилось, что этот жар зримо подымается от земли. А дорога оказалась скользкой: дважды машину заносило очень сильно, и самым скверным было то, что меня совершенно не трогало, удастся мне выровнять ее или мы разобьемся насмерть. Мне даже почему-то нравилось вот так рисковать своей шеей.
Когда мы въехали в Камли, дождь уже кончился. В воздухе стоял запах мокрой травы и ночных цветов; светила луна, холодная и далекая, как крик совы.
– Бог умер! – внезапно заорал Рой. И тотчас снова захныкал.- Там было двое офицеров. Я только сейчас вспомнил. Я ведь не того ударил, господи прости!
– Последняя стадия,- заметил Чарлз.- Слезливое раскаяние.
– Я не хочу показаться назойливым,- сказал я,- но почему ты ударил его?
– У него был Военный крест,- ответил Рой.
– А у тебя белая горячка,- сказал я.- Зачем надо было избивать бедного парня?
Тебе же не дадут медали за то, что ты расквасил ему нос.
– Нет, вы только посмотрите на него!- воскликнул Чарлз.- Настоящий шизофреник, стоит ему выпить. Злится из-за того, что заслуживал медали, а его обошли,- так по крайней мере ему кажется. Если уж на то пошло, так бить этого парня по морде надо было мне. Ведь я в свое время укокошил по меньшей мере сорок япошек, не считая ту образину, которую сбил в Калькутте. А какую благодарность я за это получил? Никакой. Кто-нибудь признал мою верность долгу, мое презрение к опасности? Никто. Ну и что же, я горюю по этому поводу? Ничуть. Только радуюсь, что сдохли сорок япошек, а не я.
– Ты не понимаешь,- сказал Рой.- Я был сержантом. Я не знаю, что сделал этот капитан, но если бы я сделал то же, они бы не дали мне Военного креста. Я получил бы медаль.
– Потому что существуют разные сорта храбрости,- сказал Чарлз.- Одна – сержантская, а другая – офицерская. И не ломай себе над этим голову, сержант.
– Слишком он из-за этого волнуется,- заметил я.
– Уж лучше так, чем совсем не волноваться,- икнув, сказал Чарлз.- Неважно, что волнует нашего друга, и неважно, что его поступок был глупым мальчишеством, даже если бы он и ударил того, кого надо. Важно то, что он увидел несправедливость и не остался к ней равнодушен.
Тут машину снова занесло – мы как раз поворачивали на дорожку, ведущую к нашему коттеджу,- и я был слишком занят, чтобы ему ответить. Когда мы подъехали к крыльцу, Рой уже спал мертвым сном; мы расстегнули ему воротничок и уложили на диване в гостиной, и тогда Чарлз возобновил свою атаку.
– Хочешь ужинать?-спросил он.
– Я ложусь спать. Подо мной пол ходуном ходит.
– Лучше съешь чего-нибудь, а то еще у тебя начнется алкогольное отравление.
Он прошел на кухню, дважды чуть не упал, споткнувшись о собственную ногу, и поразительно быстро вернулся, неся чайник и тарелку с сэндвичами из консервированного мяса.
Он придвинул стул, сел на него верхом и уставился на меня.
– Ты не женишься на Элис,- сказал он и откусил большой кусок от своего сэндвича.- Хоть я и очень признателен ей за то, что она оставила нам всю эту чудесную сду.
– Кто говорит, что я не женюсь на ней?
– Я.- Он снял очки. Без них его глаза казались более тусклыми, большими и холодными; его добродушная красная физиономия стала суровой.
– Запомни раз и навсегда,- сказал я.- Я люблю Элис. Она любит меня. Я счастлив с ней. И не только в постели.
– Любишь? Ты употребил странное слово. Что бы сказала твоя тетя Эмили, если бы ты пришел к ней и сообщил, что любишь замужнюю женщину, которая на десять лет старше тебя?-Он сделал большой глоток чаю.- Ее бы стошнило, непременно стошнило.
– Ты не можешь понять. То, что у нее есть муж, не имеет никакого значения. Он не любит ее, и она не любит его…
– Да,- сказал Чарлз.- Конечно, не любит. Но он ее содержит. Ты же сам говорил, что у нее нет своих средств. Все эти консервы в кладовой, эта бутылка виски, этот серебряный портсигар, который она подарила тебе,- все это на его деньги.
– О господи,- с отвращением вздохнул я,- не читай ты мне морали. Он от этого не разорится.
– Да не в этом дело, дурак. Раз она поступает так с ним, она будет так поступать и с тобой.
Я вскочил на ноги.
– Я изобью тебя.- Меня мутило, и я готов был убить его; кровь стучала у меня в ушах, а во рту был какой-то противный сладковатый привкус.
Чарлз усмехнулся.
– Не надо, Джо. Это не поможет, поверь мне. К тому же ты прекрасно знаешь, что я говорю правду.
Я промолчал и медленно обошел комнату, словно составляя для судебного пристава опись того, что в ней находилось: жесткие стулья, диван с волосяной набивкой, досчатый стол, радио – отдельно приемник и отдельно динамик, большая радиола, застекленный книжный шкаф.
– Кому принадлежит этот дом? – спросил я.
– Одному актеру. Приятелю Роя. Он сейчас получил работу и решил пока сдать коттедж. А почему ты спрашиваешь?
– Да так. В нем иногда чувствуется что-то странное. Холодное.
– Говорят, что здесь водятся привидения. Это же край черной магии. Ты, конечно, это не заметил. Ты был совсем заворожен ею.
Я налил себе чашку чая и обеими руками поднес ее ко рту. Рой принялся храпеть – его храп и вздохи сливались с неумолчным шипением спиртовки.