Путь Никколо
Шрифт:
Несомненно, она захочет о чем-то спросить его. Он и сам мог бы задать немало вопросов. К примеру, кто видел все, что случилось, кроме нее и Гелис, и как она оказалась там без сопровождения. И почему после того, как спасла его, не подняла шум, не позвала родителей или магистратов. И почему он оказался здесь, в таком виде. С кем угодно другим он знал бы наверняка. Но к этой загадке, подобно шифрам Медичи, надо было подходить окольными путями. Пока он мог лишь бросить пару слов, в надежде, что из них прорастет беседа.
Ничего подобного. Демуазель Кателина опускала и поднимала ложку в совершенном молчании. Он вежливо ожидал.
Она была красивой девушкой, отлично сложенной, как хорошо обточенная деревянная деталь. Груди под рубахой была круглыми, как маленькие испанские апельсины. Он медленно и словно бы случайно окинул взглядом всю ее от головы до пят. Ткань была столь тонкой, что было видно, как она меняет цвет в тех местах, где не прикасается к белоснежной коже. Его взгляд проскользнул дальше, пока наконец не уперся в собственную миску, и это дало ему время, чтобы взять себя в руки.
Он знал о собственной репутации, и большей частью она была заслужена. Ему нравились женщины. Нравились, разумеется, потому что дарили одно из величайших наслаждений в жизни, которое к тому же недорого стоило; но кроме того ему нравилось их общество, их разговоры, ему нравилось болтать с ними. Кателина ван Борселен была девственницей, он не сомневался в этом. С такими ему недоставало опыта. Обычно если невинные девицы предлагали себя сами, они были слишком юными, чтобы понимать, что делают, этим нельзя было пользоваться. Порой с женщиной постарше это было проявлением доброты.
У этой девушки на лице было написано, что она не желает поддерживать разговор. Она уже наполовину сожалела о содеянном. Будет несложно сделать ситуацию совершенно невыносимой, чтобы она попросила его уйти прочь. Достаточно лишь проявить немного непочтительности. Но как она поступит тогда? Лучше помочь ей.
— Не знаете ли вы, демуазель, — обратился он к Кателине, — не может ли мейстер Саймон сейчас оказаться в Брюгге?
Ее рука, державшая ложку, немедленно замерла.
— Он тут ни при чем. — Раскраснелась. Добавила резко: — Его нет в Брюгге.
Это не какая-нибудь служанка, и она вполне понимала, о чем он думает. Теперь она попросит его уйти. Он отставил миску и решительно поднялся с места, как вдруг с неожиданной яростью она произнесла:
— Они хотели сжечь тебя заживо.
Он вновь опустился на скамью и осторожно ответил:
— Им это не удалось, благодаря вам, демуазель. Кажется, я знаю, кто они. Больше они ничего подобного не сделают. Вам не о чем беспокоиться, и передайте сестре, что все в порядке.
Он внимательно смотрел на нее. Невозможно, чтобы она оказалась на улице совсем одна. Необходимо узнать, кто еще в курсе происшедшего.
— Это ваша сестра пришла за вами?
Вопрос встревожил ее. Рассеянным жестом она оттолкнула миску и, поднявшись, подошла к огню. Там, он только сейчас заметил, — на крюке, согреваясь, висело полосатое полотенце. Она потянулась и взяла его, а он, повернувшись, следил за каждым ее движением. Отблески огня просвечивали насквозь полотняную рубаху, и он вдруг осознал, что накидку она оставила на скамье. Кателина обернулась с полотенцем в руках. Она и не думала отвечать на его вопросы.
— Это он распорол тебе щеку?
Клаас не шелохнулся.
— Саймон? Нет.
— Не Саймон, отец Саймона, Джордан де Рибейрак.
Это все равно, что вновь оказаться запертым в бочке, — Клаасу не хватало воздуха. Еще вчера она не знала, откуда взялся этот порез. Сегодня она сумела связать его с Джорданом де Рибейраком. И бросила намек, — наверняка, она намекнула именно на это, — что они оба подозревают Джордана де Рибейрака в том, что произошло сегодня. И, однако, она не просила о помощи.
Полотенце Кателина прижимала к себе, словно ища в нем утешения.
— Вы встречались с ним сегодня? — спросил ее Клаас. — С монсеньером де Рибейраком?
— Он предложил мне выйти за него, — отозвалась она.
Выйти за него! Теперь он взирал на нее в полнейшем изумлении. Отблески огня сверкали и плясали на его коже. В ее голосе звучала горечь, словно Джордан де Рибейрак предложил ей что-то еще, помимо брака. Если так, то едва ли это случилось посреди улицы. Значит, здесь, в пустом доме. Но как мог Джордан де Рибейрак попасть в дом, где находилась девушка без сопровождения? Лишь одним способом. Клаас расцепил руки.
— Он был в маске? — мягко спросил он. — И сказал вам, что хочет навредить мне?
— Что-то в этом роде, — устало ответила она. — Он заявил, что довел до конца месть Саймона по отношению к тебе. Конечно, так и есть. Он рассчитывал, что эти люди убьют тебя. Мы с Гелис можем выступить свидетелями. Я скажу матери и отцу. Он понесет наказание. — Она с силой скручивала полотенце в руках. Ей очень хотелось, чтобы де Рибейрак был наказан.
— Может, он и впрямь заплатил тем людям, чтобы избавиться от меня, но каковы доказательства? Кто-нибудь еще слышал его угрозы?
У самого камина оказался табурет, и она опустилась на него. Волосы ее в свете пламени отливали красным, и лежали на плечах тяжелыми волнами.
— Он был здесь. Кроме меня, его никто не слышал. Он оказался моим спутником на этот вечер. Я приняла его за другого.
Он так и думал.
— А те двое, что напали на меня? Нам нужны будут свидетели. Кто-нибудь, кто знал бы их, или мог связать их с монсеньером. Без этого любые обвинения против него приведут лишь к тому, что наши с вами имена окажутся связаны в весьма неприятной для вас манере. Он сможет извратить все случившееся самым отвратительным образом.