Путь один- в глубь себя
Шрифт:
Улатбанси провозглашают тайну жизни. Мы можем сколько угодно пытаться раскрыть ее, но у нас ничего не выйдет — это и есть тайна. Так вот, когда рыба взбирается на дерево — это очень таинственно; такого не бывает, это невиданное зрелище. Это может случиться во сне или в фантазии; в такое может поверить поэт, но ни один ученый никогда не согласится, что это возможно. Но если попросить ученого исследовать это явление более глубоко, его ждут удивительные открытия. Ученые утверждают, что жизнь началась с рыб, то есть любое существо, взбирающееся на деревья, когда-то было
Для индусов эта новость не нова. Вот почему, согласно их представлениям, первое воплощение Божественного было рыбой, матсьяватаром. Индусы — единственная нация... Если мы посмотрим на существующую у них последовательность десяти воплощений Бога, она точно совпадает с дарвиновской теорией эволюции. Дарвин утверждает, что жизнь зародилась в океане; первое индуистское воплощение тоже было в океане. Жизнь началась с рыбы, а индуистское воплощение называется Матсъя — рыба. Дарвин говорит, что постепенно человек эволюционировал через животные формы.
Но даже сейчас ученые все еще ищут недостающее звено между человеком и животным. Животным, видимо, понадобились миллионы лет, чтобы эволюционировать в человека. Так что должно существовать промежуточное звено, и это звено должно быть наполовину животным, наполовину человеком, и оно должно было существовать тысячи лет.
Одно из воплощений божества в индуизме — Нарсим-ха, человек-лев. Вероятно, это и есть то самое промежуточное звено. Ученым до сих пор не удается его отыскать. Чтобы заполнить эволюционную цепочку, ученые всего мира продолжают искать ископаемые останки, которые напоминали бы полуживотное-получеловека. С логической точки зрения, это очевидно, что если человек произошел от животных, то между ними должно быть промежуточное звено, существовавшее тысячи или даже миллионы лет. В индуизме есть такое воплощение, Нар-симха — получеловек-полуживотное. А все воплощения после Нарсимхи — это полноценные люди. Индуистские воплощения варьируются от рыбы до высшего человека, будды.
Если бы весь этот длительный процесс мы могли охватить одним взглядом — чего мы сделать не можем, поскольку слишком близоруки, — то смогли бы увидеть, что рыбы уже взобрались на деревья. Рыбы не только взобрались на деревья, рыбы стали буддами. Это значит, что высшее спрятано в низшем. Когда ты смотришь на малое, не думай, что это малое, потому что внутри него кроется великое. Так что поклонись даже самому малому, ведь в нем обитает Божественное. Этот камешек на дороге в любую секунду может превратиться в статуэтку божества в алтаре. Так что проходишь ли ты мимо или наступаешь на него, делай это с почтением, ведь, если он станет статуэткой божества, тебе придется ему поклоняться!
Здесь каждый, кого мы назвали грешником, может стать добродетельным — рыба взобралась на дерево! Здесь каждому, кого мы окрестили жалким, презренным и ничтожным, могут оказать наивысшие почести. Здесь грешник становится святым; здесь камень становится священным идолом в алтаре. Так что между микро и макро, между крохотным и большим, между ничем и всем нет никакой принципиальной разницы. Рыбы лазают по деревьям, вода воспламеняется... здесь тоже сталкиваются противоположности. Тот, кто принимает обе, выходит за их пределы.
Высказывания всех знающих — это улатбанси. Вот почему существует большая разница между изречениями мистиков и изречениями философов. В словах философов никогда не встретишь улатбанси, в них есть только логическая закономерность. Философ по сути своей систематизатор, он создает системы. Кант, Гегель... они строят порядок, целый дворец порядка. Они очистили маленькую опушку в лесу и создают на ее месте сад. Они полностью избавились от леса, он остался там, за стеной.
В лесу нет ни порядка, ни симметрии, ни точно отмеренных расстояний; там нет ни прямых линий, ни пропорций, и деревья растут там, где им вздумается. Философ очищает участок, затем разрабатывает план сада — там все симметрично и пропорционально, все четко размерено, есть геометрически размеченные дорожки, деревья высажены на одинаковом расстоянии друг от друга.
В Японии есть дзэнские монастыри, монахи которых симметрии ни в чем не соблюдают. Если нужно проложить дорожку, их делают непрямыми, как тропинки в лесу. Если они сажают деревья, это делается так, чтобы было похоже не на сад, а на лес.
Один очень известный мастер дзэн хорошо разбирался в садоводстве. Император пригласил его, чтобы обучить своего сына мастерству садовника. Юноша каждый день ходил к мастеру на уроки.
У императора были сотни садовников, и все, что наследник узнавал у мастера, он передавал этим садовникам, а они в соответствии с его указаниями создавали сад. Мастер сказал юноше, что через три года он придет и посмотрит на сад, это и будет его экзамен; других проверок он устраивать не собирается.
Целых три года наследник создавал прекрасный сад, столь прекрасный, что во всей Японии ему не было равных. Над его созданием трудились тысячи садовников, и когда третий год подходил к завершению, сад стал настолько изысканным, что даже император был изумлен. Он сказал сыну: «Такого сада еще не бывало. Ты непременно сдашь свой экзамен!»
Но сам наследник был не столь уверен. «Мой учитель — человек совсем другого склада, — сказал он. — Он так непредсказуем!»
И вот наконец пришел мастер. Присутствовал сам император, весь двор, и, конечно же, был там и наследник. Все вокруг сияло, как в райском саду. Но лицо мастера оставалось серьезным, улыбка ни разу не озарила его черты. Император нервничал, а наследник дрожал от страха. Мастер осмотрел каждый уголок сада, но на его лице не промелькнуло даже намека на восхищение. Вдруг он попросил принести ему корзину.
Ее принесли, и мастер куда-то с ней убежал. Вернулся он с корзиной, полной опавших листьев, и разбросал их на дорожках сада, где их тут же подхватил и понес ветер.