Путь океана: зов глубин
Шрифт:
Он сбросил с плечей бессильное, но крупное тело пирата и прислонил его к борту. С промокшей до нитки одежды по палубе тут же растеклась приличная розоватая лужа.
— … правда, он еле живой…
Витал устало подошел к пирату. С мокрых длинных волос, закрывающих лицо чужака, бежали тонкие ручейки. Капитан вздохнул.
— Ценная находка, Лукас. И что мне с этим делать?
— Ну может подлечим, будет палубы драить или гальюн… Мало ли… — пробурчал юнга.
— Действительно. Велю Маркизу тотчас бросить заниматься нашими и срочно лечить какую-то крысу… —
Он наклонился над пленным, но тот лишь тихо застонал. Только сейчас под изрубленным бушлатом капитан разглядел плечо, в котором зияла глубокая безобразная рана. Открытые участки, на мускулистом теле проглядывающие сквозь рваную ткань одежды, отливали белизной. Множество линий татуировок казались чёрными. Истёк кровью. Не жилец…
Пленник закашлялся и что-то проговорил. Витал присел напротив в попытке расслышать и сейчас же скрипнул зубами от боли в боку и мышцах. Ему в грудь вяло ткнулся сжатый кулак со сбитыми костяшками.
— Среди волн… мы… находим… истину… — прошептал пират.
Рука его бессильно опала, и пара круглых резных золотых колец покатились по доскам палубы.
Витал уже понял, кто перед ним, но все же убрал мокрые волосы с бледного лица умирающего.
Его легко было узнать, даже несмотря на косматую бороду и полностью заплывший левый глаз.
Венсан.
Сколько лет назад они говорили в последний раз? Что сделали с ним годы? Узнал ли он Витала? Как вышло, что он стал изгнанником? Почему, Морской Дьявол подери, он оказался в этих водах и напал на бывших согильдийцев? Неужто на его-то борте не было переговорных флагов?!
Витал молча смотрел на знакомое с детства лицо и понимал, что ответов он никогда не узнает. Единственный видимый глаз закатился, а ледяная посиневшая ладонь говорила о том, что Венсан пребывал уже в ином мире. Запоздалые попытки привести его в чувство оказались тщетны.
Проморгавшись от застилавшей глаза влаги, Витал потер лоб и через боль выпрямился во весь рост.
— Лукас. Для нашего пленника уже все кончено, — он старался ничем не выдать дрожь в голосе, — Это Венсан. Похороним его по чести. Когда-то он был нам братом…
— Но разве так можно?.. — раздался чей-то неуверенный голос позади.
— Он заплатил за свои похороны. И мы принимаем эту плату, — отрезал капитан, и в его ладони сверкнули поднятые с палубы кольца.
Спустя полчаса непривычно молчаливая команда теснилась у борта, и десятки рук сжимали снятые головные уборы.
Васко обвел взглядом ряды закутанных в ткань тел в последний раз. Внутри кипела непостижимая злость. Сил определить её адресата не осталось. Скорее он негодовал на проклятых пиратов, что стали на пути их эскадры. Или быть может, он злился на каждого из тех, кто оказался в этих мешках за их нерасторопность? Или за излишнюю браваду в бою? А может, больше всего он был зол на самого себя за то, что не нашел способа предотвратить все эти смерти?
На плечо легла тяжёлая рука. Маркиз проскрипел:
— Пор-ра, капит-тан.
Отвернувшись, Витал сердито шмыгнул носом и посмотрел на плотника в упор. Тот только медленно покачал головой. Капитан опустил глаза. Не прими на себя капитанство, он мог бы себе позволить отдаться гореванию. Он мог бы молчаливо раскуривать трубку и предаваться воспоминаниям, лишь бы не отпускать погибших. И Витал всё оттягивал момент, когда короткая молитва морского народа поставит точку, и назовёт мёртвых мертвецами. Казалось, произнеси он формулу прощания, и объятия его памяти разомкнутся, чтобы отпустить братьев в вечность забвения. Но плечи расправились, спина распрямилась, и он проговорил:
— Рождённые морем в бездну морскую и вернутся. Ласковой глубины, братья.
— Ласковой глубины, — вторили ему голоса вокруг.
Жан и Жак, хмурые, тихие, зарёванные, одного за другим отправляли погибших мореходов в за борт.
В тишине подступающих сумерек раздалась невыносимо долгая череда всплесков.
— Экипаж, па-а-адъём!
— Подите вон, — промычала Селин и перевернулась на другой бок.
— Птичка, одевайся и спускайся к нам в кают-компанию. Все уже собрались. Намечается пирушка!
Сон начал отступать, и она присела в постели. Каюту наполняли розовые лучи заката.
— Что ещё за пирушка? — спросила она без особой надежды на ответ.
— Да кто их поймет, этих крыс мокрожопых, — пробасил Брут из-за двери. — Впрочем, не отдали концы и ладно — ребята живут, как в последний раз! И они правы…
Всё, что говорил телохранитель, показалось каким-то несусветным бредом. В сознании то и дело всплывали мутные образы морского боя, лихого капитана Витала, дрожащий в её руке пистолет и загадочная тёмная каморка с волшебным свечением…
Де Круа потерла лицо. Чудовищно несуразный и дурной сон! Она встала с постели и охнула: тело нещадно ломило.
Дрожащей рукой де Круа приподняла разорванный подол то ли пыльного, то ли подпалённого платья. Так и есть! На левой коленке запеклась кровь — след от недавнего падения с лестницы.
— Как я попала сюда, Брут?!
— Не помнишь? Мне тебя принёс старикан их, сказал, дескать нашёл без чувств на нижних палубах. Я уж подумал, что ранили, да он только зыркнул и велел уложить спать. Антуан уже со всеми в кают-кампании, да и я голоден, как собака. Спускайся к нам, узнаешь, как оно что…
До конца не сознавая реальность, но возмущённая и зверски голодная, Селин окончательно проснулась. Наспех прихорошившись и надев чистое, она направилась на многоголосый гомон под аккомпанемент восхитительных ароматов мяса на углях. Де Круа уже начинала забывать запахи нормальной пищи.
В низком сизом дыму мерцали свечи.
Лязг приборов тонул в чавканье и хриплом смехе. И на первый взгляд практически ничего не напоминало о минувшем страшном бое. Словно она попала на застолье в дружеском компании. И только когда на моряках показались медицинские повязки, она поняла, сколько раненых осталось после схватки с пиратами.