Путь океана: зов глубин
Шрифт:
— У вас чистое сердце, Селин.
Марсий смотрел в чашку и размышлял вслух.
— Вы женщина, чувствительная и благородная. И мне хватает воображения представить, что вы увидели на палубе сегодня. Но уверяю, я не мог поступить иначе. Подчинённый или раб — неважно, принимает на себя некоторые обязательства. И подумайте только, если они неподобающим образом к ним относятся, — могут погибнуть все. Вчера, в шторм, мне в одиночку пришлось делать почти всю работу за них. И может быть, если бы каждый занимался своим делом,
— О, вы оправдываетесь? Ничто не способно объяснить ни рабство, ни скотское отношение к людям! Даже во имя высоких задач!
— Но помилуйте, как же тогда вы предлагаете держать субординацию, если без наказаний?!.. Им же только дай волю, этому сброду… Уважение и послушание приходится выбивать силой.
— Страх — далеко не лучший инструмент для контроля. Я в этом убедилась воочию. Вам меня не изменить мое мнение, капитан.
— Да я и не пытаюсь!
— Вот и не надо. Однако вам точно следует сменить тактику. Действовать помягче…
— Ну уж нет!.. — он задумчиво потер подбородок. — Впрочем ваша взяла. Никаких плетей. В следующий раз тунеядцев сразу буду отправлять за борт на корм глубинникам. Все равно от них, дармоедов, толку ноль. Хм… никогда не видел глубинников в этих водах, кстати. А вы хоть понимаете, насколько вам повезло не просто не утонуть, но и не быть съеденной? — Они большие, да. Но я не чувствовала угрозы в них. Это же явно ощущалось, что они не на охоте. — Селин вопросительно посмотрела на Марсия.— Разве нет?
— Кто их знает… Но я слышал, что куча невиданных тварей обитает как раз на Да-Гуа. Никогда там не был, но видел парочку их шкур на каком-то из рынков. Жуткое зрелище. И столько слухов ходит об острове. Один страннее другого.
— Какие же?
— Оборотни, например. Люди, что превращаются во всяких тварей. Слыхали?
Де Круа лишь закатила глаза и шумно выдохнула. Марсий едва заметно улыбнулся и развалился на сидении. Тень его сдержанной улыбки снова вызвала смутное желание ответить тем же, но она не стала.
За окнами вечерело. Синева неба утопала в розовеющем закате и отбрасывала на волны чудные сиреневые оттенки.
— Кстати, вы же в курсе, что по прибытии на Да-Гуа я остаюсь при вас на некоторое время?
Селин как будто снова погрузилась в холодную воду за бортом. Ах вот оно что. Марсия действительно назначили контролировать исполнение гильдейских наказов. Она отстранилась от стола и рассеянно произнесла:
— Вот так новость… Кстати я не поблагодарила вас за кушанье и за то, что спасли меня…
— Нет, не поблагодарили, — Марсий довольно жмурился, как сытый кот на солнце.
— Так вот и не стану! — она вышла из-за стола и наградила озадаченного капитана холодной улыбкой, — Вы всего лишь хорошо делаете свою работу, господин надзиратель. Так держать!
С этими словами она направилась к выходу.
22. В ИЗГНАНИИ
В лорнете с треснувшим стеклом, укутанная в ветхую шаль, Мадам Моник дремала за прилавком среди стен, полностью состоявших из ящиков с чаем и кофе.
Звякнул и оборвался звонок. Дряхлая дверь скрипнула на проржавевших петлях.
Она привстала и подслеповато сощурилась на двоих незнакомцев.
Один — высокий, но ссутулившийся, с косматой бородой, в потёртом бушлате с чужого плеча и в чёрной треуголке без опознавательных знаков. Другой — рослый чернокожий детина с ранами от колодок на руках и в вонючих лохмотьях, таращился на пожелтевшие надписи на многочисленных коробочках и хмурился, силясь прочитать буквы. Ошиблись дверью? Случайных людей в её лавке никогда не бывало.
— Чаю вам? — с подозрением спросила Мадам Моник.
Дрожащая рука под прилавком уже сжимала рукоять тяжёлого пистолета.
— Завтрак пополудни и кофе с молоком, Мадам Моник, — спустя тягучие минуты прозвучал смутно знакомый, но глухой голос. — Буду у себя, и меня ни для кого нет.
У неё задрожал подбородок.
Неопрятный посетитель сдвинул треуголку. На обветренном лице с расписными скулами показались знакомые, когда-то живые, глаза. Густо подведённые сурьмой.
Пистолет громко стукнул об пол.
— Капитан Вит… — Пухлая рука в старенькой митенке прикрыла раскрывшийся было рот.
— Тщщ.
О прилавок коротко звякнул маленький тяжелый кошелёк. Очевидно, больше у него сбережений не было.
— Сударыня, вы нисколько не изменились. А меня, как вам скорее всего доложили, изрядно потрепало, — после некоторого молчания добавил незнакомец и зашумел в углу, возясь с ковром. — Не утруждайтесь, я всё помню.
Едва захлопнулась крышка подпола, Мадам Моник вынула из амбарной книги газетную вырезку с объявлением о казнях преступников, где в длинном списке имён значилось жирно обведённое грифелем «Витал Агилар».
На рыхлую бумагу упали две крупные капли и оставили серые пятна.
Подобрав юбки, лавочница спешно вылезла из-за конторки, перевернула табличку на двери словом «Затворено!» кверху и засеменила прочь, к трактиру.
Уж поди за долгую жизнь она знала, как тяжко мальчикам делать дела на голодный желудок.
Затхлая мастерская пахла прогорклыми маслами.
Плоские ноздри Джу тревожно внюхивались, пока сам он больным псом в поиске тихого места ходил туда-сюда. Витал без слов махнул на брошенный в углу пыльный матрас, куда великан рухнул и сейчас же захрапел.