Путь падшего
Шрифт:
Два раза нам приносили еду в деревянном корыте: отвратительное крошево из хрящей и кожи какого-то животного, осыпанное гнилой травой, словно собранной с пола в свинарнике.
На третий раз наши надзиратели поставили корыто на пол и помочились в него. Потом протолкнули через щель в нижней части клетки. Я поднял корыто и выплеснул жижу сквозь решётку. С удовлетворением отметил, что она попала на надзирателей.
Обозвав нас «тенями из дыры в заднице», они ушли. В эти сутки еды мы не получили.
А мой сокамерник,
— Зачем выбросил еду? Можно было выбрать сухие кусочки.
— Уважаемый, — сказал я, — вы были прирождённым жителем, а теперь готовы копаться в куче отбросов? Так встают на Путь падшего.
Мой второй сокамерник, немолодой мужчина в чёрном халате и розовом белье, не отреагировал на мой намёк. Все эти дни он не разговаривал ни со мной, ни тем более с обезумевшим торговцем.
Я несколько раз спросил его, кто он такой и как его зовут? Но он усмехался в ответ. Большую часть времени незнакомец лежал, уткнувшись лицом в стену. Вероятно, тоже предавался подробным воспоминаниям?
Его подозрительная отчуждённость усиливалась тем, что раз в день, а иногда чаще, его забирали из темницы и уводили куда-то внутрь башни. Возвращали часа через два. Что он делал — непонятно. Побоев на нём не было, да и по лицу не сказать, что незнакомец терпел какие-то унижения.
— Куда тебя уводят? — спросил я однажды.
— Не дальше башни, — ответил незнакомец и отвернулся к стенке.
Еду из корыта он не ел. Значит, питался в другом месте. Ну и кто он после этого, как не подсадная утка и предатель?
Я перестал заговаривать с незнакомцем. Но внимательно следил и слушал, когда его уводили. Я подметил, как развязывались узлы на верёвках замка. Но пользы в этом нет, у меня не хватит сил развязать их достаточно быстро, чтобы надзиратели не спохватились.
Я слушал разговоры надзирателей, но ничего ценного не вынес. Они соблюдали режим тишины и не разговаривали рядом с нашими клетками. Только обзывались.
Разговаривать с другими пленниками тоже не получалось. Едва мы перекидывались первыми фразами, как надзиратели прибегали и тыкали в нас палками, выкрикивая:
— Молчать, гады, молчать!
Понял лишь, что в соседней клетке сидели купцы с рынка Шестого Кольца. В плен они попали чуть позже меня. Диаба свозил пленных высших людей с разных концов Портового Царства. Однажды раз я позвал их, рискуя навлечь побои.
Мой сокамерник, нарушил молчание:
— Не дозовёшься. Купцов съели грязные колдуны.
? ? ?
Но не всё так безнадёжно. Были и некоторые успехи. Когда я не находился в трансе воспоминаний, то подходил к прутьям клетки и выкрикивал:
— Эй, дивианцы, отзовитесь! Кто тут воин? Кто купец? Кто ещё кто-нибудь?
Обычно мне отвечали одни и те же люди, то есть купцы из клетки справа. Ну, пока их не съели колдуны. Почему молчали остальные пленники — я не знал. Хотя раньше они тоже галдели. Неужели всех сожрали? Я не прекращал попыток. И однажды получил ответ. До меня долетел отдалённый, искажённый эхом голос Пендека:
— Я тут, самый старший…
Это доставило мне огромную радость.
— Кто ещё из наших? — крикнул я. — Не называй имён.
— Шлюха и наёмник.
Шлюха — это, несомненно, Сана Нугвари. Наёмник — Резкий Коготь.
— И всё?
— Со мной больше никого.
— Эй, шлюха и наёмник, отзовитесь, — крикнул я, надеясь услышать их голоса.
— Они не смогут ответить, — сказал Пендек. — Наёмник в «Облаке Тьмы». А шлюхе проткнули живот ледяным копьём, а теперь вылечить не могут.
— Она умирает? — ужаснулся я.
— Потихонечку. Без сознания всё время.
— Ты ранен?
— Не очень. Но подавляющих озарений так много, что мои линии не толще паутинки. Ни Взора, ни Голоса.
— А из других отрядов кто есть?
— Я не знаю… Я видел кого-то смутно знакомого, но не могу… вспомнить.
— У тебя провалы в памяти?
— Да, да, старший, точно сказано — провалы. Ямы в воспоминаниях. Я не помню сразу много дней. Помню битву, но и то не всё…
— У меня так же.
— Как это вообще возможно?
— Сам не знаю.
— Но как мне вспомнить?
Я хотел крикнуть Пендеку, что нашёл лайфхак — нужно просто напросто заставить свой Внутренний Взор и Голос подробно воспроизвести сотню другую дней, предшествующих нашему пленению. Но удержался. Пендек упомянул, что его Взор и Голос подавлены. Значит, это только я погружался в подробные воспоминания и, перебирая день за днём, приближался ко дню поражения и плена.
Вероятнее всего, моё Моральное Право оказалось слишком толстым, так сказать, не по зубам грязных колдунов, наводивших на нас подавляющие озарения. Есть надежда, что у других бойцов отряда, чьё Моральное Право близко к моему, Голос и Взор тоже выжили.
Правда, закрадывалось сомнение: а почему в повозке мой Взор и Голос всё же были подавлены? Наверное, я просто был слишком ослаблен. Или ещё что-то.
В любом случае, Диаба и грязные колдуны не должны догадаться, что мой Голос и Взор остались неподавленными.
Я крикнул:
— Ничего не бойся, постарайся вспоминать всё, что можешь. Ухаживай за Са… за шлюхой. Присматривай за наёмником. Будь готов ко всему. Понял?
Ответа я не получил. Да и мне пришлось заткнуться: к клетке подбежал надзиратель.
На полу, в центре комнаты, сложены длинные и толстые жерди. Надзиратель вытянул одну и ткнул концом жерди в мой лоб.
С тех пор Пендек не откликался на мои призывы. А попытки кричать пресекались ударами жердей по лбу, животу и паху. Наши охранники натренировались в использовании этого оружия, били точно и больно.