Путь полководца. Дилогия
Шрифт:
Тогда ничего не выйдет, огорчила посла княгиня. У Хоревой — свои обычаи, у киевлян — свои.
Посол огорчился, даже обиделся. Нехорошо, мол, когда к тебе гость приходит, а ты гостю — от ворот поворот. Надо бы в таком случае хоть подарок какой гостю сделать. Все же путь пройден немалый, да и уважение друзьям проявлять друг к другу невредно. Княгиня с этим тезисом в принципе согласилась. И даже назвала возможный подарок: тридцать гривен серебром.
Посол в ответ долго и визгливо смеялся. А потом сообщил, что у большого хана Кайдумата конь — и тот дороже стоит.
Неужели
Оказалось, нет.
Тогда какой же подарок привезли печенеги?
Привезли, ответил посол. Полные колчаны стрел.
Что ж, сказала княгиня, стрелы киевлянам тоже пригодятся. За дюжину хороших стрел на подольском рынке три медные монеты дают. Хорошие у печенегов стрелы?
Очень хорошие, заверил посол. Такой стрелой за сто шагов стражнику на забороле можно в глаз попасть. Так что и цена у них соответствующая. Четверть гривны за штуку. Желает княгиня знать, сколько у Хоревой стрел на продажу?
А желает ли уважаемый посол большого хана знать, почем продает стрелы ее сын, великий князь Святослав? — задала встречный вопрос княгиня.
Посол сказал, что его это не интересует. Великий князь нынче далеко, за Дунаем. Там свои цены, здесь — свои. Станет княгиня стрелы покупать или нет?
Нет, не станет. Стрел у княгини своих в достатке. Так что ехал бы великий хан Кайдумат торговать в другое место. Здесь ему прибытка не будет. Словом, не получилось разговора. Отъехал посол восвояси. Потом снова приехал. Назвал новую цену. Княгиня посмеялась. Предложила свою. В сто раз меньше. Да и то, сказала, лишь потому, что скоро сын ее вернется — запасы пополнять. Стрелы ему пригодятся. Теперь посмеялся посол. И цене, и известию о скором возвращении Святослава. Но опять отбыл ни с чем.
На пятый день печенегам надоело играть в дипломатию, и они предприняли попытку взять внешнюю стену.
Ничего не вышло, естественно. Брать крепости печенеги не умели. Киевляне ликовали. Думали — уйдут копченые несолоно хлебавши.
Печенеги не ушли.
Прошло двадцать шесть дней. Двадцать шесть дней пестрели под стенами Киева печенежские шатры.
Никому из города не выйти. И не войти. Осадили степняки Киев и уходить не собирались. Знали: далеко страшный Святослав. Некого бояться. В осажденном городе и трех сотен гридней не наберется. Лучшие воины со Святославом ушли. А многие из тех, кто не пошел с князем, тоже в городе не сидели. Почти пять сотен ушли с купеческим флотом.
Зато мирного народу собралось немало. И в Нижнем городе, и на Горе. Из горожан и беженцев собрали ополчение, да что толку? На стеках воевать ополченцы могли, и довольно успешно. Еще и потому успешно, что степняки в штурме городов были не очень-то ловки. Ясное дело: верхом по лестнице не поскачешь. Печенеги метали снизу стрелы да кричали обидно, надеясь, что выйдут киевляне на открытое место... Где их печенеги с легкостью перебьют. Киевляне, понятно, глупо умирать не хотели. Сидели в городе и ждали. Надеялись — поспеет кто-нибудь на выручку. Может, кто-то из соседних князей с дружиной. Или сам великий князь.
Об этом молились. Княгиня
Боги с помощью не торопились. А у осажденных дела были неважнецкие. Очень плохо было с водой. Людей — много, колодцев мало. Особенно тяжко — на Горе. Пили мёд старый, пиво прошлогоднее. Воду почти всю воинам отдавали да коням их. Кони же, хоть и в стойлах, а много больше людей пьют.
Трижды в городе собирали вече. Искали добровольцев — за помощью послать. Вызывались многие. Хоть и были лучшие вои нынче в Булгарии, со Святославом, но храбрецов в городе осталось немало. Уходили гонцы ночами, группами и поодиночке... Никто не прошел. Каждое утро печенеги на колы новые головы насаживали. И гонцов, и тех, кто под покровом ночи пытался из города бежать. А потом вышла к народу великая княгиня Ольга... Седая, совсем постаревшая: будто ей каждый день в осаде — как год. Вышла и запретила людям за стены ходить. Советовали ей ближние бояре: пусть бегут смерды. Тогда остальным больше еды и воды достанется. Не стала их слушать княгиня. Сказала: нечего людей губить зря. Будем на Бога уповать. А когда совсем невмоготу станет, отдамся с сыновьями печенегам. Пусть возьмут нас, а потом со Святослава выкуп требуют — сколько пожелают.
Не любо то было ее внукам, Ярополку и Олегу (старший, Володимир, второй год в Новгороде), но бабушке противиться не смели. Даже Ярополк, которому отец, уходя, киевский стол оставил. Может, мнилось ему: совершит он христианский подвиг, собой пожертвовав и за людей своих мученическую смерть приняв?
— Глупости это! — сказал Артём матери, вернувшись. — Бог тому помогает, кто дело делает. Молитвой стену не обрушишь и не удержишь. Ныне не библейские времена.
— Не болтай, о чем не знаешь! — сердито проговорила Сладислава. — Бог все может!
— Мочь-то может, а захочет ли... — пробормотал Артём. Но тихонько, чтобы мать не слышала. Выпил молока и ушел во флигель, к Рёреху: посоветоваться.
По сравнению с другими на обширном подворье воеводы Серегея дела обстояли неплохо, поскольку было тут целых два колодца: старый и новый, очень глубокий, выкопанный и выложенный камнем под присмотром парса Артака, который в этих делах понимал лучше любого киевлянина. Запасов съестных тоже хватило бы надолго. На год и более... Если бы по приказу хозяйки не отдавали каждый день толику тем, у кого не было ничего, кто при появлении печенегов успел лишь добежать до ворот и спрятаться за стенами.
— Глупость это — сидеть и ждать неведомо чего! — сердито сказал Артём старому варягу. — Пускай сто человек попадется — сто первый проскочит!
— Не проскочит, — спокойно ответил Рёрех. — А еще большая глупость гонцов толпой выкликать да отправлять за стены при всем честном народе. Этим дурням и так-то мимо копченых не пройти, а когда в городе каждый пес знает, что нынче ночью из Киева люди побегут, так тут и опытному лазутчику не проскочить.
— А откуда они знают? Думаешь, послухи печенежские в городе есть?