Путь с сердцем
Шрифт:
Каким-то образом в момент признания того факта, что всё изменяется, Джин снова нашла свой путь. Религия и философия имеют свою ценность, но в конце концов всё, что мы можем сделать, – это открыться для тайны и жить, следуя пути с сердцем, – не идеалистически, не без трудностей, не так, как жил какой-нибудь будда, – в самой гуще человечности своей жизни на земле. Стоит спросить себя: что мы можем увидеть и узнать сами для себя? Разве эти простые истины недостаточны? Я задавал этот вопрос во многих группах медитации, и обычно люди отвечали простыми истинами, вроде: «Какого бы взгляда или мнения я ни придерживался, я понимаю, что существует и какое-то другое мнение», или: «В этом мире есть день и ночь, свет и тьма, удовольствие и боль; он состоит из противоположностей», или: «Когда я привязан, я страдаю», или: «Любовь – вот что действительно принесло мне счастье в этой жизни».
Наше освобождение и наше счастье возникают из
Нынешнее время имеет некоторые параллели с духовным климатом древней Индии. Исторические данные времени Будды сообщают о многих других учителях, истинах, мудрецах и мастерах, предлагавших многообразные виды духовной практики. И точно так же, как это происходит в наши дни, люди во время Будды после встреч со многими из этих мастеров испытывали недоумение. Одно из самых известных поучений в жизни Будды дано им в деревне каламов. После того, как жители деревни приняли у себя разных мастеров, преподававших противоречивые учения, они почувствовали смущение. Когда Будда прибыл к ним и услышал об этом, он сказал:
«Вполне возможно, каламы, что вы будете колебаться, вполне возможно, что вы будете сомневаться; ибо ваши колебания возникают по поводу вопроса, открытого для сомнения. Не верьте также и мне. Если вы желаете познать духовную истину, вы должны исследовать вопрос следующим образом: не удовлетворяйтесь, каламы, слухами или традицией, легендами или тем, что написано в ваших писаниях, ни догадками, ни рассуждениями, ни тем, что какая-то точка зрения вам нравится или не нравится; не говорите: это исходит от великого мастера или учителя. Но всмотритесь в себя. Когда вы сами знаете, какие учения невыгодны, достойны порицания, осуждаются мудрыми; знаете, что будучи приняты и воплощены в действие, они нанесут вред и приведут к страданиям, вам следует отвергнуть их. Если они ведут ко лжи, жадности, к воровству или к наваждению, к возрастанию ненависти или заблуждения, отвергните их. Опять же, каламы, не удовлетворяйтесь слухами, или традицией, или каким-то учением, как бы они ни пришли к вам. Только когда вы сами знаете, что некоторые вещи полезны, безупречны, рекомендованы мудрыми людьми, что они, будучи приняты и осуществлены на деле, приведут к благоденствию и счастью, – только тогда вам следует практиковать их. Когда они ведут к добродетели, к честности, к любящей доброте, ясности и свобода, – тогда вы должны, им следовать.
Итак, вы можете думать: если есть другие жизни, плод добра в этой жизни будет добром в последующей; а если других жизней нет, тогда плод добродетели будет пережит здесь и теперь!»
Когда мы встречаемся с многообразием духовных учений и практических методов, нам следует сохранять подлинное чувство исследования: каково воздействие этого учения и этой практики на меня и на других? Как оно работает? Каково моё отношение к нему? Захвачен ли я, или напуган, или нахожусь в недоумении? Ведёт ли оно меня к большей доброте и к большему пониманию, к большему миру или свободе? Только мы сами способны обнаружить, должен ли наш путь вести нас через высочайшие состояния самадхи или через исцеление ран сердца. В своём последнем слове Будда сказал, что мы должны быть самим себе светильником, должны сами найти свой истинный путь.
Духовная практика никогда не может осуществляться с помощью подражания какой-то внешней форме совершенства. Это ведёт нас только к «духовному притворству». В то же время, хотя мы можем оказаться подлинно вдохновлёнными примерами мудрых учителей и традиций, само их вдохновляющее действие также способно создать для нас проблемы. Мы хотим подражать вместо того, чтобы самим быть внутренне честными и правдивыми. Сознательно или бессознательно мы стараемся ходить как они, говорить как они, действовать как они. Когда мы сравниваем образы самих себя со своими образами просветлённых учителей, с персонажами, подобными Будде, Иисусу, Ганди или матери Терезе, мы создаём в своей духовной жизни великую борьбу. Наше сердце естественно жаждет целостности, красоты и совершенства; а если мы пытаемся действовать подобно этим великим учителям, мы навязываем себе их образ совершенства. Это обстоятельство может принести значительное разочарование, потому что мы – не они.
Фактически в начале духовной практики мы можем чувствовать нечто подобное тому, как если бы она вела нас в противоположном направлении. Когда мы пробуждаемся, мы склонны видеть свои ошибки и страхи, свою ограниченность и эгоизм с большей ясностью, чем когда-либо раньше. Первые трудности на пути заключают в себе некоторые грубые пробуждения. Мы можем сомневаться в том, что находимся на пути сердца, даже вообще на верной дороге. Могут возникнуть разные сомнения; практика может чувствоваться более похожей на тяжёлую работу, а не на труд любви. Образы совершенства, которые мы храним, вызовут у нас ещё большее разочарование в себе и в своей практике. Когда мы начинаем прямо сталкиваться со своими собственными ограничениями, мы, возможно, станем искать другую форму практики, более быстрый путь, – или можем решить коренным образом изменить свою жизнь – оставить дом, развестись, уйти в монастырь.
В своём первоначальном разочаровании мы способны осуждать практику или окружающее нас общество; или мы можем порицать своего учителя. Это произошло и со мной в первый год моего монашества. Я старательно занимался практикой, но спустя некоторое время испытал полное разочарование. Беспокойство, сомнения, реактивность и осуждающий ум, с которыми я встретился, оказались для меня очень трудными. Зная, что какая-то часть этого была следствием моего собственного несовершенства, я чувствовал, что многое является следствием также и того окружения, в котором я очутился. Я жил в лесном монастыре под руководством признанного мастера медитации; в качестве части нашего ежедневного распорядка, кроме пяти часов медитации, мы должны были повторять нараспев тексты, таскать воду из колодца, шить одеяния, заниматься делами сообщества и по утрам ходить вместе для сбора подаяния в виде пищи. Предполагалось, что всё это является частью нашей медитации. Однако я знал, что существуют монастыри других стилей, где можно было затвориться в отдельном помещении и беспрепятственно заниматься практикой в безмолвии по двадцать часов в день. Я начал чувствовать, что если бы только мне удалось оказаться в подобном мосте, моя медитация углубилась бы надлежащим образом, и я мог бы стать просветлённым.
Чем большим становилось моё разочарование, тем более скверным и не способствующим просветлению выглядел монастырь. Даже моё представление о мастере начало в точности соответствовать направленности моего ума. Как мог он столь неумело управлять монастырём? На самом деле, почему бы ему не заниматься всё время практикой медитации и не быть лучшим примером для других вместо того, чтобы весь день сидеть в окружении монахов и учить всех приходящих жителей деревни? И вот я отправился на встречу с ним. Я отдал поклон, выразив своё почтение, и сказал, что хочу уйти в более строгий монастырь, что тут, где я нахожусь, у меня нет достаточного времени для медитации. «Э, – сказал он, – не хватает времени для осознавания?» «Нет, это не так, – отвечал я, как-то озадаченный его вопросом; но моё разочарование было велико, и я продолжал стоять на своём: „Кроме того, монахи слишком небрежны; даже вы недостаточно молчаливы. Вы непоследовательны и противоречивы. Это как будто не похоже на то, чему меня учил Будда“. Только житель Запада мог сказать нечто подобное, и фраза рассмешила его. „Это хорошо, что я не кажусь похожим на Будду“, – ответил он. Несколько раздосадованный, я возразил: „Да? Почему же?“ „Потому, – сказал он, – что тогда вы были бы связаны, глядя на Будду вне самих себя. А он – не там, а здесь“. И с этими словами он отослал меня обратно продолжать медитацию.
«Именно сами эти искания совершенства вне самих себя оказываются причиной нашего страдания», – говорил Будда. Мир изменчивых явлений, чьи циклы он называл бесконечной сансарой, по самой своей природе являет собой разочарование в любом образе совершенства, который мы могли бы построить на его основе. Даже самый совершенный момент, самая совершенная вещь всего лишь спустя одно мгновенье изменится. Не совершенство должны мы искать, а свободу сердца. Припомните ещё одни слова Будды: «Точно так же, как воды великих океанов имеют один вкус, и это вкус соли, так и все истинные учения имеют только один вкус, и это вкус освобождения».
Третий патриарх дзэн объяснял, что освобождение возникает тогда, когда мы «не тревожимся из-за несовершенства». Нельзя предполагать, что мир будет совершенным в соответствии с нашими представлениями. Мы так долго старались изменить мир; однако, изменяя его, нельзя найти освобождение; нельзя найти освобождение, совершенствуя мир или самих себя. Будем ли мы искать просветление при помощи изменённых состояний, в некотором сообществе или в своей повседневной жизни, оно никогда не придёт к нам, пока мы ищем совершенства. А если это так, где же тогда найти Будду среди всего этого мира? Будда возникает, когда мы оказываемся способны увидеть себя и мир с честностью и с состраданием. Во многих духовных традициях существует только один важный вопрос, требующий ответа, и этот вопрос – кто я такой? Когда мы начинаем отвечать на него, мы полны образов и идей – отрицательных образов самих себя, которые мы желаем изменить и усовершенствовать, и положительных образов некоторого великого духовного потенциала. Однако духовный путь заключается не столько в том, чтобы менять самих себя, сколько в том, чтобы прислушиваться к основным началам своего существа.