Путь Тесея
Шрифт:
Тут припомнил Тесей кое-что из рассказов Коннида. Перед схваткой борцы и кулачные бойцы стремятся напугать друг друга. Однако добрая разминка куда полезнее. Царевич ухватил самый большой камень и принялся с ним приседать, надеясь, что масло, втёртое в кожу во время предыдущего притирания, выступит наружу. А когда же оно происходило, это последнее притирание? Да в бане у старины Джонаса! Прошлой только ночью, а казалось, что неделю назад. И почему вдруг потемнело? Это чёрные тучи зависли уже над самой головой.
Тесей усердно трудился с камнем, поглядывая на соперника. Тот, уже умащенный, разминался по-своему, сгибая и разгибая по очереди руки и приседая то на одной, то на другой ноге. Обнажённый, выглядел он как гора бугристых мышц. Да и тяжелее был
– Сходитесь!
Киркеон вышел на середину песчаного круга и встал в стойку, пригодную скорее для кулачного единоборства. Ноги полусогнул, правую руку тоже, а вот левую вытянул вперёд. Тесей и не подумал ему подражать, держался, как обычно перед боем, только безоружные руки опустил. Вот Киркеон бросился вперёд, стремясь захватить противника за талию. Тесей ловко уступил ему место и подставил ножку. Киркеон рухнул ничком. Тут же перевернулся и, лёжа на спине, попытался провести хитрый, неизвестный старому Конниду приём. Норовил зажать ноги противника своими. Царевич вовремя отскочил – как хорошо, что не поддался соблазну поставить ступню на спину противнику, желая прижать к земле! Лежал бы сейчас тоже… Вот! Оскалившись, Киркеон снова кинулся, снова намереваясь схватить Тесея и поднять на воздух. Однако царевич на сей раз ловко, с разворота, сам зашёл ему за спину, поднял и сдавил ниже грудной клетки. Правый бок и грудь жестоко саднили после того, как по ним проехалось крепкое тело Киркеона – всё в песке, прилипшем к маслу. В боку кололо: за обедом следовало обойтись половиной съеденного. Тесей разозлился, но всё же крикнул в ухо царя:
– Сдавайся!
Тот молчал, безуспешно стараясь освободиться, и тогда Тесей, соединивший руки в замок, сжал их, что было сил. Царь подёргался и обмяк. Теперь царевич, контролируя каждое своё движение и не торопясь, сделал бросок прогибом – и Киркеон влетел в край песчаного круга, а голова его разметала в стороны песок. Раздался звонкий треск, такой звонкий, что можно было воспринять его и как протяжный звон. Это треснули кости шеи.
Тотчас же, будто наверху прорвало плотину, по поляне, по роще, и по всему Элевсину ударили струи чудовищного ливня. Молния сверкнула белым будто прямо перед глазами, и сразу же, без малейшего перерыва, невыносимо громко, разрывая уши, затрещало. Перун низринулся пугающе близко, в городе, а Тесею показалось, что прямо у него за спиной. Вокруг неподвижно лежащего ничком нагого царя Киркеона забили фонтанчики из воды и мокрого песка. Тесей, стоявший на одном колене, поднялся на ноги, вытащил из мокрой кучки своего имущества шляпу и гиматий, прикрылся кое-как. К нему подошёл раб, беззастенчиво растягивающий над головой гиматий мёртвого господина. И вот что он, Клеоп, рассказал в перерывах между раскатами грома.
– Убив злобного Киркеона, ты, царевич, расчистил путь к трону его внуку и законному наследнику Гиппофоонту. Этому молодому господину в жизни, не поймёшь, то ли крепко не повезло, то ли здорово посчастливилось. Его родила дочь Киркеона Алопа от благоподателя Посейдона, и она подкинула младенца пастухам. После чего отец похоронил её живой тут неподалёку, а утром прохожие увидели, что из могилы несчастной бьёт источник. Тем временем пастухи показали найдёныша царю, и он приказал его выбросить. Однако кобылица, потерявшая жеребёнка, выкормила его. Отсюда и имя у него такое. Пастухи же его воспитали, на сей раз в тайне от царя. Но тайна для царя – не тайна для раба, хе-хе… Рискуя жизнью, я разыскал Гиппофоонта и поклялся ему служить. В городе у несчастного царевича много таких благожелателей. Уверен, что за Гиппофоонтом уже побежали на пастбище, или где он там зарабатывает себе на хлеб.
Тесей сорвал промокшую шляпу и подставил лицо струям дождя. Спросил, скосившись:
– Это замечательно. Скажи, мне в Элевсине ничего не угрожает? Спрашиваю тебя как судью нашего с Киркеоном борцовского поединка.
– Можешь ничего не опасаться. Даже если бы ты
Тесей снова на него покосился. И как поступить, если насмехается? Проучить раба дубинкой, так ведь и без того, небось, у болтуна вся спина покорёжена. Да нет, вроде серьёзен.
Гроза, погромыхивая, уходила за горы, и ливень подустал. Песок уже не впитывал больше воду, образовались лужи, а по ним побежали пузыри. Тесей усмехнулся. Народная примета говорит, что такие пузыри предвещают скорое окончание дождя, но в его жизни эта примета уже несколько раз не оправдывалась.
На краю палестры появились пастухи. Самый молодой из них положил свой посох на песок и присел на корточки рядом с мертвецом, с болезненной усмешкой всматриваясь в его искажённое лицо. Раб Клеоп, срывая со своих плеч наброшенные было на них одежды Киркеона, подбежал к юноше и прикрыл его царским гиматием поверх грубого пастушьего плаща.
А Тесей, вытащив из песка золотую узкую корону, отмыл под дождём и увенчал ею лохматую и грязную голову ещё одного своего сводного братца.
Глава 8
От Элевсина до Афин
Спор о мебели и очищение
Солнце садилось. Тесей чувствовал довольство собой, ибо не воспользовался гостеприимством царя-пастуха с неслыханно длинным именем. Он отправился в путь, готовый к иному, коварному гостеприимству, и пренебрёг тем важным для пешехода обстоятельством, что дорога не успела просохнуть. Какие славные люди эти говорливые элевсинцы! Они не только похлопывали его по плечу, щупали, попросив позволения, мускулы на руках и даже предлагали шёпотом стать их царём, но и снабдили поистине бесценными сведениями об угрожавшей ему близкой опасности.
Вытаскивая одну за одной ноги из грязи, царевич всё посматривал налево. И дождался. Дорога спустилась в долину ручья (в сознании Тесея всплыло его название – Кефис), и вот-вот… Да, это здесь, в поместье Герма. Приземистый, в один этаж, дом на холме вынырнул слева из зарослей мирта и лозы, окаймляющих берега ручья, а к нему ведут выложенные из камня ступени. На нижней стоит хозяин дома, благообразный на вид и дорого одетый седой атлет. Если прикрыть лысину и – тоже мысленно – обкорнать бороду, а затем присмотреться – станет похож на покойного Синида и даже на дочь его глупую Перигуду. Улыбается, манит к себе, предлагает:
– Привет тебе, путник! Я Дамаст, сын бога Посейдона, хозяин этой бедной лачуги. Однако есть у меня комната для гостей. Приглашаю тебя переночевать в ней, отдохнув от трудов долгого пути.
Тесей улыбается в ответ, хоть внутри кипит от злости: ещё один разбойный братец выискался!
– А я Тесей из Трезена, сын Эфры, внук царя Питфея. Благодарю тебя, Дамаст, за приглашение, с удовольствием переночую под твоей крышей.
– Входи. Вот только чей ты сын, не расслышал я.
– Я иду в Афины к отцу моему царю Эгею, почтенный Дамаст.
– Не знал я, что у царя Эгея есть такой взрослый сын… Так входи же.
Однако Тесей предпочёл сначала очистить подошвы сандалий от налипшей на них мокрой глины. Использовал для этого левый край нижней ступени и, трудясь усердно, пытался угадать, распознал ли бы он подвох, если бы элевсинцы не предупредили. Трудно сказать. С одной стороны, в пути был достаточно осторожен и не падок на бесплатные услуги. С другой же, где бы ночевал сегодня, после ливня, раз уж отказался от ночлега в царском дворце в Элевсине? Пришлось бы прошагать всю ночь, быть может, и до самых Афин…