Путь в Иерусалим

Гийу Ян

В последний момент он овладел собой и проговорил это тихо, сквозь зубы. — Да, это совершенная правда, любимый супруг мой, — ответила она, добродетельно потупив взор. — Если бы я не унаследовала Варнхем, твои родители нашли бы тебе другую невесту. Правда, что я была -бы монахиней, но правда и то, что без Варнхема не было бы ни Эскиля, ни новой жизни, которую я ношу сейчас под сердцем.

Он не ответил. Казалось, он напряженно размышляет, подбирая слова. В этот момент к ним подошли Сут с Эскилем, и мальчик тут же бросился к матери, схватил ее за руку и стал торопливо и громко рассказывать обо всем, что видел в соборе. Он так долго молчал и стоял тихо, что теперь его слова лились безостановочно, словно вода через плотину, открытую весной.

Магнус взял сына на

руки и нежно погладил его по волосам, смотря при этом на свою законную жену не с любовью, а с каким-то иным чувством. Но внезапно он опустил мальчика на землю и почти со злостью сказал Сут, чтобы она с Эскилем шла посмотреть на музыкантов и что они скоро встретятся. Удивленная Сут взяла мальчика за руку и увела прочь, несмотря на его хныканье и протесты.

— Но как ты также знаешь, любимый супруг мой, — вновь начала Сигрид, не позволяя Магнусу отдаться во власть гнева, — я пожелала получить Варнхем в качестве утреннего дара, несмотря на то, что я его унаследовала, и я получила его, с записью и печатью, а кроме него, лишь этот плащ, который сейчас на мне надет, и несколько золотых украшений.

— Да, правда и это, — хмуро ответил Магнус. — Но Варнхем является также третьей частью нашей общей собственности, третьей частью, которую ты теперь отняла у Эскиля. Я не могу понять, почему ты так сделала, хотя у тебя и было право на это.

— Пойдем потихоньку к музыкантам, чтобы не показывать людям, что мы злимся друг на друга, и я все тебе объясню, — сказала она и предложила ему руку.

Магнус озабоченно посмотрел вокруг и, через силу улыбнувшись, взял ее под руку.

— Да, — продолжала она после паузы. — Начнем с земного, с того, что сейчас заботит тебя больше всего. Разумеется, я возьму с собой в Арнес весь скот и рабов. В Варнхеме лучше постройки, но ведь мы можем перестроить Арнес заново, особенно сейчас, когда там появится так много рабочих рук. Таким образом, у нас будет надежное жилище, особенно зимой. Больше скота означает больше солонины и шкур, которые мы можем отправлять на лодках в Ледесе. Ты ведь хочешь торговать с Ледесе, а это, живя в Арнесе, легко делать и зимой, и летом.

Магнус молча шел рядом с ней, наклонившись вперед, но она видела, что он успокоился и стал слушать ее с интересом. Сигрид поняла, что словесная перепалка окончена. А она так ясно все представляла себе, как будто думала над этим целую вечность, хотя мысль о передаче Варнхема монахам зародилась у нее меньше часа назад.

Больше кож и бочек с солониной, отправленных в Ледесе, означали больше серебра, а больше серебра — значит, больше посевов. Увеличение посевов вело к тому, что больше рабов смогут обрести свободу, осваивая новые земли, беря в долг зерно и уплачивая за это вдвойне рожью, которую можно будет потом отправить в Ледесе и обменять на большее количество серебра. И тогда можно строить укрепления, о которых всегда думал Магнус, потому что защищать Арнес было сложно, особенно зимой, когда вода покрывалась льдом. Собирая все силы в Арнесе вместо того, чтобы распылять их на два места, они смогут стать богаче, овладеть большим количеством земли, построить более теплое и безопасное жилище и оставить Эскилю большее наследство.

Когда они пробрались наконец через толпу, действуя уверенно и не особенно соблюдая приличия, Магнус долго стоял молча, глубоко задумавшись. Подошла запыхавшаяся Сут, неся на руках маленького Эскиля, которого она поднимала перед собой, чтобы люди видели по его одежде, что и у нее есть право протискиваться через толпу. Мальчик спрыгнул на землю и встал рядом с матерью, которая ласково положила руки ему на плечи, погладила по щеке и поправила его шапочку с перьями.

Жонглеры были одеты в забавные одежды ярких цветов, а на щиколотках и запястьях у них были привязаны маленькие бубенчики, так что все их движения сопровождались звоном. Сейчас они строили высокую пирамиду, состоящую из людей, на вершине которой стоял маленький мальчик, может быть всего на пару лет старше Эскиля. В толпе раздавались крики ужаса и восхищения, а Эскиль показал на пирамиду и сказал, что хочет быть жонглером, что заставило его отца засмеяться неожиданно по-доброму. Сигрид осторожно взглянула на него и поняла, что опасность миновала.

Он заметил, что она украдкой смотрит на него, и, по-прежнему улыбаясь, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты воистину замечательная женщина, Сигрид, — прошептал он уже без гнева в голосе. — Я подумал над тем, что ты сказала, и понял, что ты во всем права, — если мы соберем все силы в Арнесе, то очень скоро станем богаче. Разве можно купцу пожелать себе лучшую и более преданную жену, чем ты?

Потупившись, она быстро и тихо сказала, что ни одна жена не может желать себе лучшего и более понимающего супруга, чем у нее. Но потом, подняв глаза, серьезно посмотрела на него и добавила, что в церкви ей было видение и что все ее мысли от Святого Духа, в том числе и те, которые касались практических дел.

Магнус выглядел слегка недовольным, как будто он не до конца верил ей, как будто она шутила с тем, что свято; они оба знали, что он человек гораздо более верующий, чем она. Годы, проведенные в монастыре, вовсе не смягчили ее.

Когда жонглеры закончили свое выступление и отправились к пивному шатру, чтобы получить бесплатное пиво и мясо, которые они заслужили, Магнус взял сына на руки и в сопровождении Сигрид и Сут, шедшей на десять шагов позади, направился к городским воротам; по другую сторону ограды их ждали повозка и дружинники. По пути Сигрид рассказала о видении. Она рассказывала осмысленно и многословно, поскольку одновременно она еще и объясняла, как нужно понимать содержание послания свыше. Первые роды чуть не убили ее, и Божья Матерь спасла ее и Эскиля на самом пороге смерти. Известно ведь, что если первые роды прошли тяжело, то и последующие будут тяжелыми, и скоро этот час должен был наступить. Но, отдавая в дар Варнхем, она обеспечивала себе много молитв, к тому же молитв таких людей, которые знали в них толк. Она и ее новый ребенок должны выжить.

Но важнее всего было то, что их объединившиеся роды должны были особенно усилиться теперь, когда будет строиться богатый и могущественный Арнес. Но кем мог быть тот юноша на серебристом коне с густой белой гривой и длинным, белым, гордо поднятым хвостом? Уж во всяком случае, не Святым Духом: он бы не появился верхом на резвом жеребце и со щитом.

Магнуса очень заинтересовало ее видение, он начал спрашивать о статях лошадей и о том, как они двигались. Потом он возразил, что таких лошадей не бывает, и стал спрашивать, что она имеет в виду, утверждая, что на щите был кровавый крест. Ведь в таком случае это был красный крест, но откуда она могла знать, что это именно кровь, а не просто красная краска?

Она ответила, что просто знает это. Крест был красный и начертан именно кровью. Щит был полностью белым. Она не очень хорошо разглядела, во что юноша был одет, поскольку щит закрывал его грудь, но, во всяком случае, на нем были белые одежды. Белые, совсем как у цистерцианцев, однако он не был монахом, поскольку держал щит воина. И возможно, под одеждой у него была кольчуга.

Магнус в задумчивости спросил о форме и величине щита, но когда он услышал, что щит имел форму сердца и только прикрывал грудь, то недоверчиво покачал головой и объяснил, что никогда не видел подобного щита. Щиты были либо большими и круглыми, как те, с которыми раньше ходили в ледунг, либо удлиненными и треугольной формы, чтобы воины могли свободнее двигаться в строю. Такой маленький щит, как у юноши из ее видения, в бою скорее был бы обузой, чем защитой.

Но простой смертный не может полностью постичь смысл Божественного. И вечером они вместе должны принести благодарственную молитву за то, что Богоматерь показывает им свою доброту и мудрость.

Сигрид вздохнула, почувствовав облегчение и умиротворение. Теперь худшее было позади, и оставалось только уговорить старого конунга, чтобы он не отобрал у нее дар и не принес его только от своего имени. Состарившись, он стал все больше и больше беспокоиться о числе молитв, ежедневно возносимых за него, и ради этого основал уже два монастыря. Это знали все — и его друзья, и враги.