Путь в Иерусалим
Шрифт:
Глава VII
Соборный настоятель Торкель был человеком практического склада и хорошо умел считать деньги, особенно свои.
Теперь он, спустившись с небес на землю после того, как ему удалось своими глазами наблюдать чудо Господне, начал оценивать последствия и прикидывать что и как. Его арендатор, Гуннар из Редеберги, очень некстати погиб во цвете лет, не оставив после себя наследников, будущих арендаторов. Самым спешным делом было сейчас найти нового арендатора в Редебергу.
Поскольку Торкель был исповедником найденной и уже почти отданной замуж невесты Гудрун, то у него появились некоторые весьма простые идеи. Девушка желала смерти как себе,
Как довольно быстро понял настоятель Торкель, этот Гуннар из Лонгавретен был третьим сыном своего отца и вообще не должен был жениться, потому что тогда пришлось бы разделить усадьбу на три ничтожные наследные доли. Однако Гуннар, здоровый и сильный парень, был склонен скорее к тому, чтобы заниматься земледелием, только бы не стать чьим-то дружинником.
Вскоре Торкель призвал к себе молодого Гуннара, выслушал его исповедь, а потом придумал, как можно все устроить. Молодой человек так же сох по Гудрун, как она по нему. Следовательно, наилучшим выходом из положения будет, если Гудрун выйдет замуж за Гуннара и молодые станут новыми арендаторами настоятеля Торкеля в Редеберге. Тюргильс из Турбьернторпа, отец Гудрун, возможно, желал для своей дочери лучшего мужа, чем какой-то третий сын в семье. Но в теперешнем положении, когда рассказы о ее кровавой свадьбе быстро распространились по всему Западному Геталанду, ее не так-то легко будет пристроить, сколь бы красива она ни была. Соборный настоятель в немалой степени сам способствовал этому, поскольку он старался, чтобы его рассказ о чуде как можно чаще упоминался в проповедях. Так что свободному бонду Тюргильсу выгодно отдать свою Гудрун замуж при первом же удобном случае.
А для отца молодого Гуннара, Ларса Коппера из Лонгавретен, было и вовсе прекрасно женить своего сына, да к тому же на девушке, которая нравилась парню. А теперь, когда молодые поймут, какая на них упала манна небесная, они уж точно не оставят своих отцов в покое.
Настоятель Торкель посеял первые семена во время задушевного разговора с Гудрун, потом поступил так же с Гуннаром, а затем уже было легко позвать к себе двух отцов, и вскоре дело было улажено. Можно было устраивать пир и объявлять о помолвке.
На праздник святого Михаила, когда страда закончилась и не надо было чинить изгороди вокруг лугов, в Редеберге пировали в честь помолвки Гудрун и Гуннара. Пригласили самого настоятеля. Обращаясь к ним на пиру, пока гости были еще достаточно трезвы, настоятель Торкель напомнил жениху и невесте, что они должны почитать то чудо Божье, которое вопреки всему земному свело их вместе.
Для Гудрун это был самый счастливый день в ее жизни. Пусть ее жизнь будет теперь проходить в худших условиях, чем те, к которым она привыкла в родительском доме. Зато сейчас она сидит на плетеном стуле для помолвленных вместе со своим Гуннаром, которого чуть было не потеряла навсегда. Как жаворонок, поднялась она из глубочайшего отчаяния к небесному блаженству. Гуннару, своему будущему супругу, она отдалась бы охотно, и девушка жалела лишь, что они должны подождать с этим до весны, когда сыграют свадьбу. Однако это легко пережить, ведь если бы все шло так, как она боялась, то каждый вечер ей пришлось бы лежать под отвратительным стариком, что было бы ужасно — по крайней мере, так описывали ее несчастное будущее замужние женщины.
Теперь Гудрун и Гуннар могли встречаться так часто, как им хотелось, только чтобы кто-то при этом присутствовал. Пир продолжался уже несколько часов, и они ненадолго вышли на двор, посмотреть, как заходит солнце. Держась за руки, они ощущали и страх, и радость оттого, что отныне будут жить вместе, состарятся и умрут в этой скромной усадьбе.
Суженый Гудрун не стал возражать против того, что предложила ему невеста, и она тут же почувствовала облегчение.
Гудрун во веки веков будет благодарна Деве Марии, которая в последний миг вырвала ее из рук смерти. Она никогда не забудет упомянуть об этом в своих молитвах.
Однако хотя человек — всего лишь орудие в руках Божьих, ничто не может произойти помимо воли Божьей и следует благодарить Господа за все, Гудрун не могла забыть о том юноше, который и был этим самым орудием. Он выглядел так жалко в своей потертой коричневой рясе, когда эти пьяные бонды хотели обезглавить его. Но потом он все же спас ее, спас их обоих.
Поэтому она пожелала, чтобы они пожертвовали двух лошадей, полученных в качестве подарка к помолвке, монастырю в Варнхеме, а кроме того, сами отправились бы туда и высказали свою благодарность маленькому монашку, который устроил их счастье, рискуя собственной жизнью.
Ее Гуннар счел, что это хорошая мысль; он похвалил Гудрун и тут же предложил сопровождать ее в поездке в Варнхем.
Решение счастливых влюбленных должно было пролиться как бальзам на душу спасшему их юноше, который, однако, вовсе не был таким маленьким и жалким, каким запомнила его Гудрун.
Брат Гильберт шесть дней трудился в кузнице; он был либо в горячке, либо в ярости, либо на него снизошло божественное вдохновение. Он совершенно забыл о всех остальных своих обязанностях, но отец Генрих не говорил ему ни слова, так что в эти дни удары молота доносились из кузницы даже во время молитв.
Давно уже брат Гильберт не ковал мечи новым способом. Продавать их северным варварам не имело смысла, они все равно никогда не заплатили бы настоящую цену за такую работу. Кроме того, у них не было нужды в мечах из дамасской стали — они с трудом могли обращаться дома со своими собственными.
При изготовлении северных мечей он использовал три сорта железа, которые он сплавлял, многократно сгибал материал и снова его выравнивал. Таким образом, сплав получался достаточно упругим, а клинок — блестящим и узорчатым, как хотели скандинавы. Они считали, что чем красивее узор, тем лучше меч. Больше всего им нравился узор в виде змеи, который проступал, если подышать на холодный клинок. Монаху удавалось добиться большей прочности сплава, чем обычно получали на этой окраине мира.
Но для меча, над которым брат Гильберт работал сейчас в священном огне, он использовал только закаленную сталь. Скандинавы не владели искусством превращения железа в сталь. Для этой цели брат Гильберт взял лучшее железо и три дня расплавлял его, запечатав в уголь, кожу и кирпич, чтобы произошло превращение. Это благословенное стальное ядро он заковал затем в слой более мягкого железа. Острие должно было быть достаточно острым, чтобы побрить голову монаха. С каждым ударом молота по наковальне и с каждой молитвой он медленно, но верно создавал шедевр, равный которому можно было найти только в самом Дамаске или в Святой Земле, где он сам, как и другие, научился сарацинскому искусству. Брат Гильберт придерживался отличной от общепринятой точки зрения на сарацин, но об этом он не распространялся. Сколь бы сильно ни уважал он отца Генриха как самого умного и мягкого приора, под начальством которого оказался такой грешник, как он, в глубине души Гильберт был уверен, что даже с ним лучше не говорить о сарацинах.