Путь в Иерусалим

Гийу Ян

Эскиля, в отличие от его отца, такие сомнения не терзали, и он только приговаривал, что, во-первых, никогда не надо презирать чужое умение и, во-вторых, умение и искусный ручной труд, которому Арн, несомненно, научился у монахов, могли послужить и другим. Если бы Арн обучил рабов, то они потом смогли бы взять всю работу на себя. Но сперва-то они должны поучиться у Арна, ибо он — единственный, кто может им в этом помочь. Так что глупо презирать труд, который улучшает жизнь в усадьбе. Движение вперед пойдет на пользу всем.

Возможно, утешал себя Магнус, Арн многое перенял у монахов, и теперь его знания сделают Арнес сильнее и богаче. Во что бы то ни стало нужно проследить, чтобы рабы поживее научились работать так, как Арн,

и тогда уж он сам перестанет надрываться наравне с ними, позоря свой род.

Гораздо лучше то, думал теперь Магнус, когда пиво сделало его чувствительным, что Арн поладил с Эрикой дочерью Юара. Магнус не знал в точности, что такое делали в поварне Арн со своей мачехой, ибо сам он там никогда не показывался, но Эрика, похоже, ходила радостная и довольная. Это хорошо, что хоть кто-то из хозяев умел ладить с Эрикой, ведь Эскиль с трудом терпел свою мачеху. Магнус все пытался зачать с ней детей, но только на третий раз ей удалось родить сына, и Магнус решил, что уж этот-то сын не будет отдан на воспитание монахам, но с детства будет расти воином и настоящим дружинником.

У Эрики был изъян, всем заметный. С виду она была пригожая, но лишь откроет рот, как сразу было слышно, что она гнусавит: из-за расщепленного нёба звук шел больше из носа, а не изо рта. Дурно воспитанные люди принимались смеяться над ней, и поэтому Эрика старалась не открывать рот в присутствии незнакомых и держалась очень стеснительно, когда в доме устраивали пир и ей приходилось занимать жен гостей. Магнус едва переносил свою жену и частенько вспоминал Сигрид, самого близкого для него человека — так он мог сказать лишь о Боге и о самом себе.

Но нельзя было забывать, что Эрика приходилась племянницей королю и в ее жилах текла королевская кровь, а потому две дочери и сын, рожденные Эрикой, также были королевского происхождения, со стороны как матери, так и отца.

* * *

Ангел почтил своим посещением Арнес. Все, чего бы он ни коснулся, сразу же становилось лучше, красивее. Он единственный из всех тех, кого встречала когда-либо Эрика дочь Юара, говорил с ней понимающе, как с равной. Он никогда не обращал внимания на то, что речь ее была неразборчивой, напротив, он сам извинялся, что подзабыл свой родной язык, потому что слишком много общался с данами. И он никогда не показывал, как его старший брат Эскиль, что Эрика дочь Юара была для них чужой, занявшей место их родной матери.

Рано утром, на рассвете, когда все мужчины еще спали после пира в его честь, Арн, трезвый, умытый, заглянул в поварню, где Эрика с прислугой уже приступила к долгой дневной работе. Он учтиво и осторожно попросил ее показать свои владения, за которые она отвечала как хозяйка дома, и они вместе обошли все поварни и кладовые в усадьбе. Из вопросов, которые задавал ей Арн, Эрика вскоре поняла, что он гораздо больше других мужчин знает, как следует подвешивать, коптить и хранить мясо, как варить рыбу, и это его совершенно не смущает.

Понемногу все в их хозяйстве начало меняться, хотя Арн предоставлял Эрике возможность принимать решения самой: он только брал ее под руку, водил по кладовым и объяснял, что надо сделать сразу, а с чем можно повременить.

Арнес с обеих сторон окружала вода. На берегу озера Венерн стоял замок с крепостными стенами — там, где два водных рукава сужались и образовывали ров. Нечистоты из дубилен и отхожего места, от забоя скота и варки пива попадали в оба потока, и Арн был уверен в том, что именно это было причиной болезней, часто поражавших детей рабов: у них были покрасневшие глаза, слюнявые рты, сыпь на коже, а грудные младенцы порой даже умирали.

Арн установил новый порядок. Теперь надлежало сбрасывать нечистоты только в восточный поток Арнеса, тогда как западный должен был оставаться чистым. Арн нарисовал Эрике на песке, как все должно быть устроено, повел ее к воде, описал детали: вот так следует провести водный поток с чистой стороны — сперва через поварни, а потом уже вывести его на нечистую сторону. Благодаря водопроводу можно будет выиграть время в работе, да и поварни будут поддерживаться в чистоте, а пища станет более пригодной для употребления. Кроме того, необходимо переустроить сами поварни: пол надо выложить камнем на строительном растворе поверх утрамбованной земли, и камень этот надо класть немного с наклоном, чтобы получался сток.

Все эти нововведения требовали времени. Быстрее пошло дело с устройством огорода между поварнями. Арн принялся расчищать все пространство между бараками рабов, а собранные отбросы отвозились к месту посадки, где они утрамбовывались или сжигались — вроде рыбных объедков и костей, которые не сразу смешивались с землей, становясь удобрением. Арн тщательно следил за тем, чтобы Эрика всем заправляла и отдавала приказания слугам, принимая решения на правах хозяйки.

Сложнее всего обстояло дело с канализацией. По мнению Арна, человеческие нечистоты были столь же хорошим удобрением, как и навоз, хотя от них было больше вреда, попади они в воду или пищу. И если раньше каждый раб в усадьбе справлял свою нужду где придется, то отныне всех заставляли ходить к специальным выгребным ямам с жердью, а тот, кто справил нужду в неположенном месте, наказывался.

Рабы тихо роптали, но Эрика дочь Юара была строгой хозяйкой и поддерживала нововведения, ибо доверяла Арну больше, чем другим.

Так как она провела пять лет послушницей в монастыре, прежде чем отец не забрал ее оттуда и не выдал замуж, она действительно знала многое из того, о чем рассказывал ей Арн. Однако она раньше считала, что в пределах монастырской ограды царил совсем другой порядок, и этот лучший порядок принадлежал к высшему миру, и что все там, в монастыре, должно было быть гораздо чище, чем снаружи, будто бы чистота имела только духовное содержание. Но вот появился Арн и открыл ей глаза, и теперь она стала думать, что этот чудесный порядок можно поддерживать не только в монастыре, но и в миру, в повседневной жизни. Она слегка краснела при воспоминании о своей оплошности, когда она при первой встрече с Арном заранее приготовила несколько латинских фраз, словно бы латынь каким-то образом могла скрасить ее физический недостаток и сделать ее лепет благозвучнее. В тот раз Арн радостно ответил на ее приветствие длинными фразами, из которых она поняла лишь половину, и ей пришлось притвориться, будто она поддерживает разговор. Но Арн быстро разгадал причину ее замешательства и перешел на их родной язык и при этом громко, чтобы слышали другие, заявил, что во всем Арнесе только они оба владеют латынью, а потому было бы неучтиво исключить всех остальных из общей беседы.

Теперь, когда она узнала его получше и они каждый день подолгу разговаривали друг с другом, она напомнила ему о своей оплошности, и они вместе посмеялись. Арн, в свою очередь, рассказал забавную историю о том, как он впервые встретился со священником в Форсхеме. Когда он увидел святого отца, ему показалось естественным заговорить с ним на церковном языке, и он учтиво приветствовал священника, назвал свое имя и сообщил, что рад вернуться в церковь своего детства. Вокруг стояли люди, и священник немедленно ответил ему, будто бы говоря по-латыни, хотя на самом деле это было не так. Арн воспроизвел его абракадабру, весело передразнивая своего собеседника, и они с Эрикой долго хохотали. А он продолжал описывать самого себя, каким озадаченным он выглядел, когда услышал из уст священника латинообразную болтовню и не сразу нашелся с ответом. Священник же воспользовался его замешательством и снисходительно пояснил окружающим, что латынь, конечно же, не так-то проста для молодых людей, — а потом извинился и, озорно подмигнув Арну, заспешил по своим делам на другой конец церковного двора.