Шрифт:
«Я шел наугад, не зная, где поджидает меня Воля настоящего Бога. Он казался мне злым шутником, а сам я себе виделся вечным неудачником. Даже мгновения удовлетворения и гордости за сделанное мною не приносили мне радости, ибо я знал, что это просто Бог спит и у меня все получается. Когда Он усыпал и не смотрел на меня, я становился настоящим богом. Я совершал невозможное и немыслимое. Вам и представить нельзя, что можно успеть сделать и воплотить пока Бог не думает о тебе. Но Он просыпался, с усмешкой смотрел на мои деяния и возвращал меня к реальности, в которой я оставался всего лишь неумехой. Кто-то говорил, что это испытания. Кто-то шутил, что Богу ничто не чуждо, и он приносит боль тем, кого любит. Но я знал истину. Он просто ревновал меня к моим творениям. Ибо когда он не видел я творил лучше него! Я создавал разум без шизофренических наклонностей. Разум чистый. Разум просветленный. И этот разум к неудовольствию Бога стал осознавать Его. Я усмехался, когда Бог смущал умы созданные мной, наводя
– Созданное тобой - уродливо. Оно не несет в себе мечты. Оно слишком желает разобрать окружающее на составные части. Они даже Меня пытаются осознать через физические законы, которые всего лишь часть Моего Существа.
Я улыбался и говорил:
– Отлично! Тогда объясни им, что такое Мечта. Сможешь, и она будет жить в них. А не сможешь, какой же ты Бог? Не пора ли Тебе будет и самому осознать свою ограниченную сущность и принять, что Ты лишь неудача Вселенной, а не сам Абсолют?
Бог ответил мне сразу, как и обычно когда отвечал. Ведь Его вечность на раздумье для нас проносилась за мгновенье:
– Я не буду давать им Мечту. Я дам Ее тебе!
И Он наделил меня способностью мечтать. И я понял, что это проклятье, а не благодать. Почему же Ему кажется, что созданный мой разум уродлив, раз он не проклят Грезами? С тех пор наделенный мечтой я хочу стать Им. Чтобы понять, что в этом прекрасного, мечтать и не иметь возможности воплотить.
Но, возмечтав стать Им, я совершил страшное. Ведь я Его ошибка, которую он не пожелал исправлять. Я часть Его и во мне есть Его отражение. Когда я возмечтал стать им, он захотел стать мной. Он захотел побыть ошибкой…»
«Величие человека не в его делах, как многие думают.
Дела лишь следствие духа человека и доли везения.
Но, не имея духа сильного и великого, не сможет и человек стать сильным и великим. Тело наше, как и дела наши лишь отражение духа. Когда дух в упадке, тогда и тело не по годам разрушается. Когда дух нищает, то и цели перед человеком становятся какими-то нищенскими, обусловленными только насущными потребностями. И пропадает из них то, что мы считаем великим и достойным Человека. Дух Человека ведет его на поиски неведомого. И только сильный духом человек способен все преодолеть на своем пути. И только таким стоит доверять поиски Истины. Ибо слабый духом назовет Истинной всего лишь свою Правду. Что будет толку человечеству от правды, если она ложна, субъективна? Если не прошла она вместе с духом жесточайшие испытания на истинность? "
"Дух поддается воспитанию дисциплиной. Более того, чем жестче дисциплина, тем сильнее дух, как показывает практика. Однако чересчур жесткая дисциплина дает осложнение на развитие творческих наклонностей человека. А сильный дух без творческого начала опять таки не применим для задач более сложных, чем лобовая атака. Настоящий Дух, что ведет к победе, равно дисциплинирован и творчески развит. И его творческое развитие не дает шизофренических и опасных отклонений в фантазии.
Мой оппонент прав, когда говорит, что для изыскания Истины нужна сильная личность. Даже просто для перелома сознания миллионов и предоставления им другой Правды, нужно иметь сильный дух и не боятся последствий. Но вот, насчет Истины… Я не уверен, что она нужна людям. Ведь Истина уродлива и не имеет ничего общего с человечностью. Одна из Истин космоса, что все будет разрушено. Ну, зачем такая Истина человеку? И кто скажет спасибо тому сильному и великому духом, кто красочно раскроет перспективы уничтожения человечества. Человеку хочется верить, что он или его душа бессмертны. Ну, и пусть верит. Не мешайте ему. Больше того Общество надо оберегать от сильных людей. Сила обычно очень быстро перестает считаться с чужими заблуждениями. Она отчего-то решает, что все должно быть так как она субъективно видит… Хотя об этом я кажется говорил… Так что воспитывая сильный дух в человеке не забывайте, о последствиях которые он принесет. Ведь всякая мораль спадет шелухой с Великого и Сильного. Она ему будет не нужна. Он будет считать себя выше понятий морали."
Когда очередной человек заявляет мне, что он обожает дождь, бродить под дождем, слушать дождь, или еще как-либо получать от него удовольствие, меня начинает откровенно мутить. Единственное, что я способен делать под дождь с удовольствием, так это спать. Спать и при первых попытках организма проснуться, загонять себя снова в сон. Ибо дождь мне надоел. Надоел настолько, что я уже всем телом начинаю чувствовать его приближение. Начинает ломить кости и в голове появляется невероятная тяжесть не дающая думать ни о чем кроме предстоящего ливня.
Городские неженки считают дождь просто водой, что по законам природы льется с неба. Влагой, которая, по вычитанному в ярких цветных книжках, наполняет поля живительной силой. Считают его добрым другом всего живого на планете. Мол, рады дождю и лисичка, и зайчонок, и цветок, и колосок. Как бы не так. Показать бы этим наивным, как сгнивает прямо в поле почти созревший урожай. Как набухшие от дождей вены рек, буквально взрываются, снося целые деревни и на долгие недели затапливая огромные площади. Как тонут в этой мутной воде без надежды на спасение мелкие животные. Как их тельца скапливаются на естественных отмелях и становятся добычей падальщиков. Показать им трупы крупных животных - бордов и мясных ящеров, что в изобилии гниющими тушами разбросаны то тут, то там. Может, тогда и неженки взглянут на дождь, так как я гляжу на него.
Для меня дождь это чудовище. Инфернальное, злое, коварное. Чудовище, питающиеся силами, криками и болью застигнутых им.
Когда бредешь по размокшей земле, и каждый твой шаг тяжелей предыдущего. Когда намокшая глина колодками неподъемными повисает на твоей обуви, а сил стряхнуть ее уже нет. И палку, которой раньше сбивал глину с обуви, ты давно выбросил. Дождь отнял силы нести даже ее. Одно маниакальное желание бьется в твоем мозгу - найти укрытие. Теплое, просторное, сухое укрытие, в которое с рычанием будет биться дождь. А ты в этом укрытии, для надежности завернувшись еще и в одеяло, будешь медленно проваливаться в сон. Так всегда, когда после промозглого холода улицы попадаешь к огню, ты неминуемо начинаешь зевать и бороться со сном. А я бы и не боролся. Уснул бы и гори они огнем все дела, что погнали меня в тот богом и Правителем забытый край.
Мне не хотелось пускаться в то путешествие. Тем более, что с самого начала знал, что это будет далеко не увеселительная прогулка. То, что мне нарассказывал мой отец мне не внушало ничего, кроме отвратительного чувства страха перед неизвестностью. Но мое нежелание ехать в эту глушь совершенно никого не интересовало. В управлении мне было четко сказано, тогда-то выехать, такого-то прибыть, а по истечении недели пребывания доложить обстановку. На мою просьбу о спутнике и помощнике мне яснее некуда сказали, что не то, что помощник, мать родная знать не должна ни о цели моего путешествия, ни о пункте назначения. А то, что пол управления и так все знает так же мало, кого волновало.
Перед поездкой я крутился, как мог. Сдав свои неторопливо расследуемые дела по хищению с рудников и по незаконной вырубке леса помощнику, подписав ему, верительные документы на право ведения расследования этих дел я смог заняться экипировкой.
По статусу мне полагается минимум механический экипаж, но, здраво рассудив, что в такую погоду от него будет мало толку, я заказал на вечер себе билет на экспресс до Орденской столицы, и отзвонившись в их Управу потребовал предоставления к моему прибытию транспорт и сопровождение. Когда я утряс дела с казначеем и получил чеки на обналичивание в Орденском банке, меня вызвал к себе оружейник и под роспись вручил мне комплект "мечта дикаря". Уложив длинноствольные пистолеты, боеприпасы к ним и кобуры в саквояж, я уговорил таки, пользуясь полномочиями командировочного в удаленный район, выдать мне дополнительные патроны. Я не думал, что мне так уж понадобится более ста патронов в моей поездке, но, пользуясь правилом, что запас спину не тянет, я с превеликим удовольствием закинул в саквояж еще коробку со стройными солдатиками смерти.
После оружейника, Карлик велел мне решать дела домашние. Я попрощался с руководителем и покинул управление. Слуги, оповещенные мной по телефону о том, что я уезжаю на продолжительное время, уже собрали мне мои походные принадлежности. В модный нынче кожаный чемодан были уложены мой охотничий, он же для верховой езды костюм. Предметы нижнего белья, без которого ни один цивилизованный человек не мыслит своего существования. Так же костюм для встреч, который я приказал немедленно выгрузить, понимая, что там, куда я еду, он мне будет лишь ненужной обузой. Так же было собрано много всякой ерунды, что, по мнению моего старшего слуги, непременно должны мне пригодится в дороге. Проверив лично каждую мелочь, я согласно кивнул и слуги, закрыв чемодан, унесли его в мой экипаж что так, и ожидал у входа.
Я уже был сам готов отправиться к отцу в его кабинет, когда появившийся слуга пригласил меня к нему.
Сказать, что наши отношения с отцом были идеальными, было бы неверно. Мы часто спорили особенно, что касается политики и понятия права. Но он был ветераном жандармерии и понимал мою работу как, наверное, никто другой, и это нас роднило еще больше, чем прожитая жизнь под одной крышей. Несмотря на различие взглядов на современный уклад жизни он принимал почти все нововведения не зацикливаясь, как многие старики ветераны на "в наше время так было не принято". Он прекрасно понимал, что в постоянно совершенствующемся техническом мире огромную роль играют именно знания, а не махание саблей или меткая стрельба из служебного оружия. Единственное, что он не принимал, это новомодные тенденции принижения роли Богов в нашем мире. Он, наверное, в чем-то обоснованно заявлял, что именно Боги дали нам все то, что мы имеем сейчас. Я же скорее просто из чувства легкого противоречия был сторонником идеи, что и без Богов мы бы достигли всего этого, спустя каких то десять-двадцать лишних лет. На что мой отец с небрежной ухмылкой заявлял, что и за 200 лет бы не добились. Ну, не знаю, может быть, конечно, он и прав. Но не верить же вслепую, что если бы не Боги, то мы бы сейчас бегали в набедренных повязках с луками и копьями из дерева Прота и издавали бы улюлюкающие звуки. Это мне кажется смешным и нелепым.