Путь воина. Дилогия
Шрифт:
А утречком прискакали печенеги. С полсотни. Халли показал им бляху, и степняки заверили, что будут вести себя мирно. Большая часть отправилась на базар. Покупали что нужно, выспрашивали торговцев про каких-то хузар с большими деньгами, потом пообщались с ромеями. Будь у степняков пленники, продали бы за хорошую сумму, но полона у печенегов на этот раз не было…
Халли подвело то, что за год он слишком привык полагаться на бляху. И на договора, что Киев заключил с Царьградом.
Печенеги напали внезапно. Все люди Халли, которые в этот момент оказались вне башни, были побиты в момент. А вот башня оказалась степнякам не по зубам. Дружинники затворились внутри, понимая, что их слишком мало, чтобы помочь горожанам. Да и наплевать, честно говоря, было Халли на чернь.
Ромеи получили гребцов, печенеги – золото ромеев и небедный городок на разграбление. Остатки же дружины русов могли отсиживаться в башне хоть месяц. Запасов хватало, а главное – в башне был колодец.
Халли прикидывал: галера уйдет, степняки – тоже. И тогда он даст знать князю о бесчинстве. А князь, в свою очередь, предъявит счет и кесарю, и хану.
Вероятно, о том же подумали и печенеги. А может, решили, что в башне спрятаны несметные сокровища.
Поэтому грабеж степняки отложили на потом, а вместо этого пригнали к дверям башни нескольких мастеровых с топорами. Люди Халли попытались пустить в ход луки, но стрелков, равных печенегам, среди них не осталось, поэтому попытка обернулась новыми потерями.
Дверь в конце концов развалилась, и степняки ринулись в узкий проход, образованный двумя поднимающимися к бойницам лестницами… И защитники в два счета вышибли их обратно.
Степняки истыкали стрелами щиты дружинников, но без толку.
И тогда в игру вступили ромеи.
Проклятая галера подошла поближе, несколько раз плюнула огнем…
Результат Духарев видел.
Халли, рассудив, что лучше погибнуть в бою, чем поджариться живьем, вывел своих наружу, но печенеги, естественно, в честную схватку вступать не стали, а принялись бить с седел…
Понятие «погибнуть в бою» Халли представлял себе несколько иначе, поэтому отступил обратно в башню. Печенеги, решив, что пятеро уцелевших – это не противник, сделали еще одну попытку ворваться внутрь. Их отбили, а защитников осталось четверо.
Степняки оставили у башни небольшой отряд, чтобы не дать защитникам ускользнуть, и занялись более увлекательным делом: грабежом.
Вот тут и появились варяги.
Глава двадцать четвертая,
в которой описывается частный случай отмороженности, который называется отвагой
– Значит, печенегов было с полсотни? – спросил Духарев.
– Около того.
– А ромеев?
– Ромеев примерно столько же, но они драться не будут, – проворчал Халли. – За них золото дерется.
– А если мы печенегов побьем, тогда как?
Нурман засмеялся. Если это хриплое карканье можно назвать смехом.
Сергей покосился на него, но промолчал.
– Ты вот что, варяг, – строго произнес нурман. – Если меня раньше убьют – я тебе свою жену поручаю. Убей ее! Чтоб этим не досталась.
– Жену? – удивился Духарев. – Шутишь?
Он даже башню оглядел, поискал, где можно спрятать женщину.
– Вон она! – Халли ткнул вниз грязным пальцем.
Прямо под ними, прикрывшись щитами, стояли двое дружинников в шишаках и усеянных бляшками куртках. До Сереги не сразу дошло, что нурман имеет в виду одного… тьфу!.. одну из них.
Женщин в доспехах Духарев еще не встречал.
И дело было даже не в том, что полный доспех, да щит, да прочее весили килограммов тридцать, а то и больше, а в том, что все это не просто носить надо, а еще и уметь со всем этим железом управляться. А научиться этому можно было только в дружине или у конкретного мастера, вроде Рёреха. Насколько Сергей разбирался в местном менталитете, ни один нормальный воин не возьмет в ученики женщину, даже не женщину, а маленькую девочку, поскольку обучение обычно начинали лет в семь-восемь, а то и раньше.
– Это не я, – буркнул Халли, угадав, о чем думает Сергей. – Это ее отец в ратном деле наставлял. Сыновей у него не было, вот что. И нечего пялиться, понял? У тебя жена есть, варяг?
– Есть, – кивнул Духарев. – В Полоцке оставил.
Это прозвучало укором нурману, и тот стал еще мрачнее.
– Ты, варяг, думай что хочешь, – проворчал он, – а просьбу мою исполни. Ежели меня убьют, позаботься о ней, как о своей позаботился бы. Ну, обещаешь?
– Да, – ответил Духарев. – Позабочусь. Если тебя убьют.
– Ты Перуном своим поклянись! – потребовал Халли. – Поклянись, что примешь ее на свою честь, как собственную жену! Когда меня убьют…
Сергей развернулся к нему…
Кто-то из печенегов, видно, поймал движение и выпустил стрелу. Духарев дернулся в сторону, но стрела в бойницу не попала, расщепилась о стену.
– Слушай, нурман! – процедил Сергей. – Я тебе обещал? Обещал. Мало тебе моего слова?
– Ладно, ладно, – Халли успокаивающе поднял ладони. – Хватит и этого. Варяжское слово крепкое, то мне ведомо.
– Вот именно! – Духарев не глядел на него, наблюдал за крышами.
Нурман посидел еще немного, затем полез вниз. Ясно было, что поднимался он именно ради этой просьбы.
Нелегко нурману просить о чем-то варяга. Да еще чужого варяга. Да еще – зарезать собственную жену.
Серега его понимал. Но не сочувствовал. Не будь нурман таким хреновым командиром, не оказался бы в такой заднице. А сколько народу из-за него побило!
«А я? – подумал Духарев. – Чем я лучше? Привел ребят в мышеловку. Объехали бы стороной – все бы обошлось».
Обошлось бы. Вот только надолго ли?
Среди печенегов наметилось какое-то шевеление. Похоже, смена караула. По поводу обеда, вероятно. А Духареву есть совсем не хотелось. От жары, наверное. И аппетит пропал, и некое разжижение мозгов наступило. То ли в сон клонит, то ли еще куда-то…
Так, в башне тоже смена стражи. Халли занял место одного из бойцов, а боец отошел в сторонку… и присел на корточки. Так-так-так! Теперь мы точно знаем, кто тут боец, а кто… боячка!