Путь воина. Дилогия
Шрифт:
– Я своего не отдам! – ярился Рагух. – Мое – это мое! Все уразумели?
Машег похлопал его по спине, сказал что-то по-своему.
Понятко, способный к языкам, знавший и по-хузарски, и по-печенежски, оскорбительно засмеялся.
Рагух глянул на него злобно, сжал кулаки, приподнялся.
– А ну сядь, – негромко произнес Духарев, глядя на него в упор.
Хузарин тут же опустился на землю. Будто под коленки толкнули.
Духарев взял братину.
– Нечего попусту языками молоть, – веско сказал он. – Одной стрелой десятерых не побьешь, а сто гривен в пояс не спрячешь. Даже
– Да хоть куда! – выкрикнул Шуйка.
И схлопотал по затылку.
– Цыть! – грозно сказал Устах. – Ты свое сказал.
– Ладно, деньги, – продолжал Духарев. – А утварь? Куда ты ее денешь? На киевский торг выставишь – так ее любой зоркий глаз опознает. И нас же в лихоимстве обвинит.
– А если к нам? – предложил Машег. – В Итиль. А еще лучше – в Саркел. Наши купцы такой товар с руками оторвут! Довезти бы только.
– Вот именно. – Сергей поставил братину на колено. – Далеко до вас. И степью.
– Да я один от Волги до Днепра ходил! – запальчиво воскликнул Рахуг. – Не верите, да?
– Верим, – сказал Устах. – Только ты как ходил: с добычей или пустой?
Рагух промолчал.
– Вот-вот, – продолжал синеусый варяг. – Злато притягивает. Это верно Гололоб сказал. Когда у тебя сумы пусты, а всего имения, что конь да колчан со стрелами, кому ты нужен? Так, Рахуг?
Хузарин опять промолчал.
Зато подал голос Шуйка:
– Слушай, Серегей, что-то я не понял про лихоимство! Это что ж, если воин добычу на базар выносит, а ему говорят, что он ее добыл не честью, а подло, так это ж – судное дело!
– Умник! – Понятко хлопнул древлянина по спине. – А судит кто? Игорь-князь!
– А мы – Свенельдовы люди! – сердито возразил Шуйка. – Воевода вступится – князь уступит.
– Может, и уступит, – кивнул Сергей. – За исключением одного случая…
– Какого? – тупо спросил Шуйка.
– Если этот товар не Игорю предназначен, дурная голова! – гаркнул Понятко.
Над костром повисло молчание. Ссориться с великим князем киевским никому не хотелось. Но и отдавать добычу тоже совсем не хотелось. Тем более такую. С этаким богатством каждый из варягов мог получить практически все, чего захотел. Кроме разве что княжьего стола. Но набрать свою дружину и сесть княжьим посадником в каком-нибудь городке – вполне. Или купить боевой корабль и двинуть навстречу приключениям, если на месте сидеть не захочется. Зарыть в землю такое будущее?..
Но, с другой стороны, ни один из варягов не был лишен здравого смысла. И понимал, насколько мал шанс довезти этакую кучу драгметаллов до безопасного места.
В общем, все молчали. Ждали, что скажет тот, кого они полагали самым удачливым в ватажке. Серегей…
– Значит, так, – заявил Духарев. – Все, кто хотел, свое слово сказали. А сделаем мы так. Золото и утварь с собой не повезем. Сомневаюсь я, что сумеем довезти. До Киева или до Саркела – все едино. Так что злато и утварь зароем здесь и место приметим. Серебро поделим, и каждый из своей доли переметную суму наполнит. Сколько это выйдет, Устах?
– Да гривен по сто, не меньше, – ответил синеусый.
– Тоже ведь деньги немалые, – заметил Духарев. – На вено [20]
– У меня тоже родичи есть! – буркнул хузарин.
– Знаю, – кивнул Сергей. – Думаешь, что твоим родичам больше по вкусу придется: ты со ста гривнами или твое сушеное ухо у печенега на сбруе?
20
Вено – «подарок» жениха родителям невесты.
Кое-кто из варягов засмеялся, хотя ничего смешного в сказанном не было.
– Твоя правда, – кивнул Рахуг. – Быть посему.
– Все согласны? – Сергей оглядел товарищей.
Если у кого-то и были возражения, то он оставил их при себе. Духарев неплохо знал своих людей, но и они за это время успели узнать своего командира достаточно хорошо, чтобы не обманываться насчет «согласны – не согласны». Когда десятник Серегей этаким образом выдвигает челюсть да глядит исподлобья, лучше ему не перечить. Поскольку десятник кулачищем своим с удара волколюду-берсерку шею сломать может. Прецеденты были. Так что лучше язык за зубами держать. Глядишь, и зубы целее будут.
Собственно, Духарев именно такой реакции и ожидал.
Если чье мнение и интересовало Серегу, так только мнение Устаха. Но Духарев знал, что синеусый варяг с ним полностью согласен.
Серега поднял братину и через огонь протянул другу.
Устах принял, отпил:
– Быть посему, – повторил он слова Рахуга. И добавил: – Зароем – и Перунову клятву принесем! Чтоб языками не трепать.
Синеусый варяг осушил чашу, выплеснул в костер последние капли.
– Шуйка, – велел, – поди дозорного позови. И Чирка. Он с павшими сидит. Пусть подойдут ненадолго.
Через несколько минут тринадцать варягов собрались в шатре, где от такого количества народу сразу стало тесно. Устах торжественно сообщил раненым, что решил круг. Зажгли малый огонь, выложили круг обнаженными мечами, встали меж клинков (раненых поддерживали товарищи), соединили руки и произнесли слова клятвы. Все: и христианин Духарев, и иудеи хузары. Вера верой, а братство – братством.
Приметой выбрали каменного истукана. Отсчитали сто двойных шагов вниз по склону. Наметили место, подняли дерн, вырыли яму, закидали мешки. Лишнюю землю увезли и выбросили в реку. Дерн с травой положили аккуратно, речной водичкой полили, чтоб трава не подсохла.
«Интересно, – сумрачно размышлял Духарев, когда, закончив дело, они возвращались в лагерь, – придет ли кто из нас за этим кладом? Или отроет его какой-нибудь археолог лет через тысячу?»
На какой-то совсем коротенький миг ему даже захотелось вернуться обратно, в свой век. И стать таким археологом. Там, в мире самолетов и кругосветных круизов, он нашел бы, как с кайфом истратить подобное богатство. А здесь? Это просто засада какая-то, когда у тебя есть все, что можно купить. А то, чего нет, – и купить невозможно.