Путь волшебника

Мартин Джордж Р.Р.

— Я уже знал, что кое-что могу. Помнишь резинового утенка и ту игру в баскетбол?

Энжи помнила. Особенно резинового утенка.

— Так вот. Лидия отвела меня на фермерский рынок, к очень-очень старой тете, она даже старше Лидии, и ее зовут Йемайя… ну что-то вроде того. Она курит такую смешную трубочку. Ну вот, старуха меня взяла за щеки и посмотрела мне в глаза, а потом свои закрыла и так сидела долго-долго! — Марвин хихикнул. — Я думал, она заснула, и начал пятиться, но Лидия мне не позволила. Так старуха сидела и сидела, а потом открыла глаза и сказала, что я brujo, то есть «ведьма» по-испански. А Лидия купила мне рожок с двумя шариками мороженого и «Эм-энд-эмз».

—

К пятнадцати годам все зубы растеряешь, — уколола Энжи, поскольку не знала, что сказать, какой вопрос задать. — И это все? Старуха дает тебе уроки колдовства или еще чего-нибудь?

— He-а, я же сказал, она большая сантера, это другое. Я ее только раз и видел. Она все твердила Лидии, что у меня есть el Regalo — кажется, это значит «дар», она часто это слово повторяла — и что мне надо практиковаться. Как тебе на кларнете.

Энжи поморщилась. Руки у нее были маленькие, с толстыми пальцами, и музыка утекала сквозь них, словно дождь. Родители из сочувствия предложили отменить уроки кларнета, но она отказалась. Энжи призналась подруге Мелиссе: она не умеет мириться с поражением.

Сейчас она спросила:

— И как ты практикуешься? Играешь с мешками мусора?

Марвин покачал головой.

— Надоело. И «Монополия» с Миледи тоже. Может, удастся заставить посуду саму себя помыть, как в «Красавице и чудовище». Готов поспорить, я сумею.

— Можешь заколдовать мои уроки, — предложила Энжи. — Алгебру для начала.

— Я же еще маленький, — фыркнул брат. — Ты про домашнее задание?

— Ага, — кивнула Энжи. — Ладно. Слушай, как насчет того, чтобы наложить крутое заклятие на Тима Хабли? В следующий же раз, когда он придет к нам с Мелиссой? Например, чтобы ноги у него стали совсем плоские и он не мог играть в баскетбол. Это единственное, чем он ее привлекает. Или… — Тут она помешкала и нерешительно продолжила: — Как насчет того, чтобы Джейк Петракис безумно, очертя голову, по уши в меня влюбился? Было бы… забавно.

Марвин был занят Миледи.

— Девчоночьи игры, кому это нужно? Я хочу стать таким волшебником, чтобы все пожелали оказаться на моей стороне. Хочу, чтобы у толстого Джоша Уилсона на обоих глазах были повязки, и тогда он оставит меня в покое. Хочу, чтобы мама каждый вечер заказывала пиццу-пеперони с тонкой корочкой, папа…

— Никаких заклятий на папу с мамой! Никаких! — Вскочив на ноги, Энжи угрожающе нависла над братом. — Слышишь, Гуталакс? Только попробуй что-нибудь с ними учинить, и уж поверь, тебе понадобятся чертовски хорошие чары, чтобы я тебя не задушила. Понял?

Марвин кивнул, а Энжи, успокоившись, сказала:

— Ладно, знаешь что? Как насчет того, чтобы попрактиковаться на тете Каролине, когда она придет на выходные?

Пухленькая пиратская физиономия Марвина расплылась в улыбке. Тетя Каролина приходилась матери старшей сестрой и славилась в семье Люков тем, что знала все обо всем. Она была приятным и порядочным человеком, но вечная мина самодовольного всезнания даже святого превратила бы в убийцу-маньяка. Назови страну, и окажется, что тетя Каролина провела там достаточно времени, чтобы знать о ней больше любого местного жителя; упомяни газетную статью, и тетя Каролина обязательно расскажет что-нибудь на ту же тему (чего в газете не было); подхвати простуду, и тетя Каролина назовет девичью фамилию матери лучшего медэксперта по риновирусам (мистер Люк часто повторял, что девиз тети Каролины таков: «Только открой рот и, готова поспорить, ошибешься»).

— Но чтобы ничего опасного, — предупредила Энжи. — Ничего пугающего. И не ставь ее в неловкое положение,

идет?

Марвин насупился:

— А что же тогда осталось?

— Если сделаешь что-то серьезное, они поймут, что это ты, — указала сестра. — Я бы догадалась.

Марвин, любивший переодевания, сдался.

Всю неделю до прибытия тети Каролины Марвин вел себя так примерно, что миссис Люк заволновалась, не заболел ли он. Энжи изо всех сил за ним приглядывала, но так и не сообразила, что он затевает, и вообще, она заподозрила, что Марвин сам не знает этого. Однажды она застала его за переключением каналов без пульта, в другой раз, получив задание чистить картошку и морковку для супа, он предоставил работать ножу, а сам читал комиксы в воскресной газете. Подобное отсутствие амбиций чуть умерило смутное беспокойство Энжи относительно большого семейного обеда, который традиционно устраивали в первый вечер визита тети Каролины.

Среди прочего тетя Каролина была из тех женщин, которые не способны поехать куда-либо, не попытавшись там скупить полгорода. Ее дом был до отказа набит сувенирами со всего света: детскими игрушками из Словении, статуэтками из Пакистана, кольцами для салфеток в виде львов и жирафов из Кении, мириадами медных браслетов, шкатулок и деревянных божков из Индии и таким количеством русских матрешек, что она раздавала их в качестве подарков каждое Рождество. И, приезжая к Люкам, она обязательно прихватывала с собой новое приобретение, чтобы им все полюбовались. Поэтому, говоря словами мистера Люка, обед с тетей Каролиной был всегда «временем похвал и похвальбы».

Самый последний вояж привел ее (уже в третий или четвертый раз) в Западную Африку, откуда она вывезла очередное сокровище: злобного вида куклу — такой злой Энжи в жизни не видела. Кукла возвышалась на два фута возле тарелки тети Каролины, имела уши, как у летучей мыши, излишек пальцев и глаза в виде двух зеленых камешков с сеточкой красных прожилок. Тетя Каролина вдохновенно объясняла, что это идол плодородия одного-единственного бенинского племени, во что Энжи было трудно поверить.

— Не выйдет! — громко объявила она. — Мне и в голову бы не пришло рожать детей, пока эта штуковина будет на меня пялиться! Да она даже беременной не выглядит.

Тетя Каролина уже проглотила две смешанные мистером Люком «Маргариты» и расправлялась с третьей, а потому не без пыла ответила, что не всех идолов плодородия снабжают шарообразными грудями, круглыми животами и отвислыми задницами — «некоторые так очень худые, даже по западным меркам!». Саму тетю Каролину, вероятно, смоделировали с китайской палочки для еды.

Энжи как раз набирала в грудь воздуха, чтобы ответить, когда услышала, как у нее за спиной отец произнес: «Ох ты, Господи Харрисон Иисусе», а мама тихо ахнула: «Каролина!»

Но тетя Каролина была занята объяснением племяннице, что та решительно ничего не смыслит в плодородии и плодовитости.

— Заткнись, Каролина, дурочка! — сказала миссис Люк значительно громче.

— Что-что? — воскликнула тетя Каролина и только после этого оглянулась.

И Энжи тоже. Обе завопили.

Кукла отращивала все то, в чем (по утверждению тети Каролины) решительно не нуждалась, дабы считаться идолом плодородия. Она была вырезана из черного дерева или чего-то еще более твердого, но сейчас у нее выпирали груди, живот и бедра — в точности как ручки и ножки из мешков с мусором Марвина. Даже выражение лица изменилось: из голодно-хитроватого стало глупо-счастливым, словно она вот-вот кого-то поцелует. Кукла сделала несколько нетвердых шагов по столу и наступила в сальсу.