Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Шрифт:
Труднее всего было убедить Дорри, что она справится со своей задачей.
– Ничего не получится, – говорила она, когда я объяснял ей работу приборов. – Простите. Не в том дело, что я не хочу помочь. Хочу, но не могу. Просто не получится.
– Должно получиться.
Я считал, что должно. Впрочем, проверять не пришлось.
Мы с Коченором вдвоем наконец убедили Дорри попробовать. Все, что можно было оставить, вынесли наружу. Полетели назад, в сухое русло, сели и принялись готовиться к раскопкам. Но я чувствовал себя плохо – болела и кружилась голова, я стал неуклюжим, и, вероятно, у Коченора тоже возникли проблемы, хотя должен признать, что он не жаловался. Вдвоем мы сумели установить бур на место.
И вот когда я стоял с одной стороны, а Коченор раскачивался с другой, вся эта тяжелая машина рухнула на него.
Она его не убила. Но порвала скафандр, сломала ему ногу и оставила без сознания, и это лишило меня всякой надежды на его помощь в раскопках района С.
Прежде всего я проверил бурильную установку, не повреждена ли она. Не повреждена. Потом затащил Коченора в самолет.
Это отняло у меня все силы. Пришлось тащить Коченора в тяжелом скафандре, убирать с дороги тяжести, а мое состояние не улучшалось. Тем не менее я справился.
Дорри была великолепна. Ни истерики, ни глупых вопросов. Мы извлекли его из скафандра и осмотрели.
Семь-восемь слоев скафандра на ноге порваны, но он удержал бы воздух, если бы не давление. Коченор был жив. Без сознания, но дышал. У него был сложный перелом ноги, и кость порвала кровоточащую плоть. Изо рта и носа у него тоже шла кровь, и его вырвало в шлеме.
В целом это был столетний старик в самом плохом состоянии – однако живой. Похоже, жара не затронула его мозг. Его сердце работало – я, конечно, имею в виду сердце, которое в нем. Хорошая инвестиция – сердце продолжало качать кровь. Что могли, мы обложили компрессами, кровотечение прекратилось само по себе, конечно, кроме ужасной раны на ноге.
Но тут нужна помощь специалиста. Дорри вызвала под моим руководством военную базу. Сначала связалась с Амандой Литтлни, а та соединила ее с хирургом базы полковником Евой Маркузе. Доктор Маркузе оказалась приятелем моего врача из знахарской; я встречался с ней несколько раз. Она объяснила мне, что нужно сделать.
Вначале полковник Маркузе хотела, чтобы я привез Коченора к ней. Я отказался. Указал уважительную причину, сказал, что сам я в плохой форме для пилотирования и для Коченора это был бы тяжелый перелет. Истинную причину я, конечно, не назвал, а именно: я не хотел оказаться в закрытой зоне и потом выбираться оттуда. И вот она дала мне подробные инструкции, что делать с раненым.
Инструкции выполнить оказалось легко, и я сделал все, что она велела: сжал края раны, накачал Коченора антибиотиками широкого спектра, залепил рану специальным желе, напылил поверх повязку и наложил гипс. Это истощило наши запасы первой помощи и заняло час времени. Наверное, Коченор пришел бы в себя, но я дал ему снотворное.
Теперь он был в стабильном состоянии. Оставалось только измерять пульс, дыхание и кровяное давление, чтобы удовлетворить хирурга, и пообещать как можно скорее перевезти раненого в Веретено. Когда доктор Маркузе отключилась, по-прежнему раздраженная тем, что я отказался дать ей поиграть с Коченором – я думаю, ее прельщала мысль повозиться с человеком, почти полностью составленным из частей других людей, – на экране снова появилась сержант Литтлни.
Я сразу понял, что у нее на уме.
– Милый, как это случилось?
– Неожиданно из-под земли выскочил огромный хичи и укусил его прямо в ногу, – ответил я. – Я знаю, о чем ты думаешь. У тебя порочный склад ума. Несчастный случай.
– Конечно, – ответила она. – Просто я хотела сказать, что нисколько тебя не виню. – И она отключилась.
Дорри, как могла, вымыла старика. При этом она очень щедро пользовалась нашими запасными простынями и полотенцами, хотя стиральной машины на борту нет. Я оставил ее и приготовил себе кофе. Потом закурил, сел и принялся вырабатывать другой план.
Когда Дорри кончила с Коченором, она прибрала, что могла, и занялась не менее важным делом – восстановлением своей косметики. А я к этому времени нашел первоклассный выход.
В качестве первого шага я сделал Коченору пробуждающий укол.
Дорри гладила его и разговаривала с ним, пока он приходил в себя. Она не ворчала и не сердилась. А я немного раздражался. Я не так нежен, как она. Как только Коченор начал соображать, я заставил его встать, чтобы испытать мышцы, – гораздо скорее, чем ему хотелось. Испарина на лбу говорила, что ему больно. Но мышцы действуют, и он смог даже ковылять на гипсе.
Даже смог улыбнуться.
– Старые кости, – сказал он. – Я знал, что нужно пройти очередной рекальцифилакс. Вот что бывает, когда пытаешься сэкономить доллар.
Он тяжело сел, морщась, вытянул ногу перед собой. Сморщил нос, принюхиваясь к себе.
– Прошу прощения за грязь в вашем чистом и аккуратном самолете, – добавил он.
– Бывало похуже. Хотите еще помыться?
Он удивился.
– Наверно, хорошо бы…
– Давайте побыстрее. Я хочу поговорить с вами обоими.
Он не спорил. Протянул руку, Дорри взяла ее. С ее помощью он проковылял к умывальнику. Собственно, большую часть грязи Дорри уже убрала. Но он поплескал воды на лицо, прополоскал рот. И когда повернулся и посмотрел на меня, вполне пришел в себя.
– Ну, Уолтерс, что? Сдаемся и возвращаемся?
– Нет, – ответил я. – Сделаем по-другому.
– Но он не может, Оди! – воскликнула Дорри. – Вы только посмотрите на него. В своем скафандре он снаружи и часа не продержится, тем более не сможет помогать вам на раскопках.
– Я знаю, поэтому мы изменим план. Копать я буду сам. А вы вдвоем уведете самолет.
– О, храбрый герой, – улыбнулся Коченор. – Вы спятили? Кого вы обманываете? Это работа на двоих.
– Я уже делал ее в одиночку, Коченор.
– И каждые полчаса бегали в самолет охлаждаться. Конечно. Это совсем другое дело.
Я колебался.
– Будет трудно, – признал я. – Но возможно. Старатели-одиночки и раньше раскапывали туннели, хотя у них были несколько иные проблемы. Я знаю, для меня эти сорок восемь часов будут трудными, но надо попытаться – альтернативы нет.