Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Шрифт:
Сержант Аманда Литтлни снова засмеялась, но на этот раз получилось не хихиканье, а настоящий смех.
– Дело в том, – сказала она, – что проверка показала: чек оплаты за рейс «Юрия Гагарина» фальшивый. Знаешь, что сказал банк? Ни за что не поверишь. «Необеспеченный чек» – вот что он сказал.
У меня постоянно болело под правыми ребрами, но теперь боль вдруг стала острее. Я стиснул зубы.
– Сержант, вы можете подтвердить эту оценку?
– Прости, милый, – прогудела она мне в ухо, – но никаких сомнений. Капитан связался с банком этого твоего Бойса Коченора, там подтвердили, что у него ничего нет. Когда твой наниматель вернется в Веретено, его будет ждать ордер на арест.
– Спасибо за синоптический прогноз, – сказал я мертвым голосом. – Перед стартом я с вами свяжусь.
Я выключил радио и посмотрел на своего клиента-миллиардера.
– Что с вами, Уолтерс? – спросил он.
Но я его не слышал. Я слышал только то, что сказал мне этот костопил из знахарской. Его уравнения забыть невозможно. Деньги = новая печень + счастливая жизнь. Отсутствие денег = полный отказ печени + смерть. А мой источник денег неожиданно иссяк.
Получив какую-то важную новость, вы должны пропустить ее через себя, немного привыкнуть и только тогда что-то предпринимать. Вопрос не в том, чтобы увидеть все последствия. Я их сразу увидел, можете не сомневаться. Нужно попытаться достичь равновесия.
Поэтому несколько минут я размышлял. Слушал, как охотники на лебедей Чайковского готовятся к поимке их царицы [5] . Проверил, выключено ли радио, чтобы зря не тратить энергию. Проверил, что видно на экране.
Конечно, было бы отлично, если бы там показалось что-нибудь замечательное, но, судя по тому, как обстоят дела, ничего там не покажется. Так и есть. Начинал появляться слабый рисунок. Но ничего похожего на туннели хичи и ничего особенно яркого. Данные продолжали поступать, но я знал, что эти слабые линии никогда не превратятся в материнскую жилу, которая спасла бы нас, спасла бы даже разоренного мошенника и ублюдка Коченора.
5
Так у автора. – Примеч. пер.
Я даже посмотрел на небо в иллюминатор, чтобы узнать, какова погода. Конечно, это не имеет значения, но среди галоидных пурпурных и желтых пятен появились отдельные белые облака. Солнце всходит на западе.
Прекрасная картина, но мне она ненавистна.
Коченор доел омлет и задумчиво смотрел на меня. Дорри тоже. Она вернулась к пластиковой стойке и снова взяла в руки сверла в обертке со смазкой. Я улыбнулся ей.
– Красиво, – сказал я, имея в виду музыку. Оклендский филармонический перешел к той части, когда выходят маленькие лебеди и, держась за руки, исполняют на сцене па-де-катр. Это всегда было моим любимым местом в «Лебедином озере»… но не сейчас.
– Остальное послушаем позже, – сказал я и выключил запись.
Коченор рявкнул:
– Ну ладно, Уолтерс. Что происходит?
Я опустил пустой контейнер от иглу и закурил сигарету, потому что понял: больше мне можно не беспокоиться о сбережении кислорода.
– Есть несколько вопросов, которые меня тревожат, Коченор. Во-первых, почему вы связались с профессором Хеграметом?
Он улыбнулся и явно успокоился.
– О, так вот что вас беспокоит. Нет причин, почему бы не сказать вам. Я многое проверил и разузнал о Венере, прежде чем прилететь. А почему бы и нет?
– Конечно, но почему вы дали мне понять сначала, что ничего не знаете?
Коченор пожал плечами.
– Если у вас есть хоть немного мозгов, вы должны знать, что глупые не становятся богатыми. Думаете, я проделал столько миллионов миль, не зная, что тут обнаружу?
– Нет, конечно, но вы постарались убедить меня, что не знаете. Ну, не важно. Итак, вы обратились к кому-нибудь, чтобы узнать, что приличного можно стянуть на Венере, и этот человек направил вас к Хеграмету. А дальше что? Хеграмет сказал вам, что я настолько глуп, что стану вашим мальчиком?
Коченор уже не выглядел таким невозмутимым, но и не стал еще агрессивным. Он спокойно сказал:
– Да, Хеграмет упомянул ваше имя. Сказал, что если я хочу найти девственный туннель, лучший проводник вы. Потом ответил на множество вопросов о хичи и тому подобном. Итак, да, я знал, кто вы такой. Если бы вы не пришли к нам, я бы сам пришел к вам; вы мне сберегли много сил.
Я сказал, испытывая при этом легкое удивление:
– Знаете, я думаю, вы говорите правду. Только об одном вы умолчали.
– О чем?
– Вы ведь здесь не для развлечения, верно? Вам нужны деньги. Очень нужны. – Я повернулся к Дороте, неподвижно стоявшей со сверлами в руках. – А как вы, Дорри? Вы знали, что старик разорен?
Не слишком умно с моей стороны так поступать. Я сразу понял, что она сделает, и отбросил упаковку с иглу. Но она успела уже выронить сверла. К счастью, они упали плашмя и режущие кромки не обломились.
И этим она ответила на мой вопрос.
– Вижу, он вам об этом не сказал, – заметил я. – Тяжело для вас, куколка. Его чек за полет на «Юрии Гагарине» недействителен, и, думаю, тот, что он дал мне, не лучше. Надеюсь, свое в мехах и удовольствиях вы уже получили, Дорри. Советую спрятать все полученное, пока не затребовали кредиторы.
Она даже не взглянула на меня. Смотрела на Коченора, и весь его вид подтверждал, что услышанное ею – правда.
Не знаю, чего я от нее ожидал: гнева, упреков, слез. Но она только прошептала:
– О Бойс, дорогой. Как мне жаль. – Подошла и обняла его.
Я повернулся к ним спиной. Мне совсем не нравилось смотреть на Коченора. Сильный девяностолетний бык, выращенный на Полной Медицине, сразу превратился в разбитого старика. Впервые с того времени, как нахально вошел в Веретено, он выглядел на свои девяносто, а может, и чуть больше. Рот у него провис, раскрылся, губы дрожали, спина согнулась, блестящие глаза слезились. Дорри гладила его и ворковала, глядя на меня с выражением боли.
Мне и в голову не приходило, что он действительно что-то для нее значит.
Я повернулся и снова начал разглядывать рисунок на экране, потому что больше делать было нечего. Рисунок ясен как никогда и совершенно пуст. Он покрывал достаточно большую площадь, и я ясно видел, что и из-за привлекательных на первый взгляд царапин на краю тоже не стоит приходить в возбуждение. Мы их уже проверяли. Это призраки.
Никакого немедленного спасения здесь нет.
Как ни странно, но я успокоился. Есть что-то успокаивающее в сознании, что вам терять нечего. Начинаешь видеть мир в иной перспективе.