Путь ярости
Шрифт:
Гром среди ясного неба ударил в 13:50. Оглушительный взрыв прогремел рядом с церковью, разбросав ухоженную клумбу. Осколки изрешетили фасадную часть молельного дома. Били из двух САУ. Второй снаряд накрыл церковь прямым попаданием! Луковка купола раскололась, снаряд пробил крышу, разнес в щепки алтарь и все, что находилось рядом. Время было неурочное, в церкви находились несколько человек, дьячок и батюшка, удалившийся в свою каморку, чтобы откушать, что бог послал. На батюшку свалилась балка перекрытия, остальных разметало по крохотному нефу. Ударной волной вынесло часть апсиды, обращенной к западу. Постройка была не самой добротной, обвалилась стена, за ней искорежилась, осыпалась другая. Выйти своими ногами из церкви не смог никто. Израненные тела завалили строительные
Дома в поселке не отличались прочностью. Скромная хатка с белыми наличниками подпрыгнула, когда снаряд ухнул в палисадник. Распахнулась дверь, на крыльцо выбежал старик в трико и рваной майке. Пошатываясь, он спустился со ступеней, заковылял к калитке, выходящей на улицу. Из бурьяна ниже по холму приподнялся невзрачный человечек, поднес к губам рацию. Он находился в относительном удалении от места обстрела, но видел все, что происходит во дворе. Сделав дело, он повалился в траву, начал энергично отползать. Артиллеристы усвоили координаты, перенесли огонь. Взрывом разнесло сараюшку за спиной у старика, второй снаряд взорвался на улице, куда он не успел выйти. Последнее попадание и дало желаемый результат. Часть ограды вырвало вместе с калиткой. Старика отбросило вместе с ней, он пролетел несколько метров и растянулся между грядками. Осколок продырявил грудную клетку, старик умер мгновенно.
Обстрел оборвался так же внезапно, как начался. Над разрушенными зданиями клубился дым. Кричали люди. Многие бросались прочь из своих жилищ, бежали к кладбищу. Кто-то кричал от боли – упал, сломал ногу…
– Кто стрелял?! – надрывно орал мужчина. – Какая падла стреляла?!
Были и такие, кто переборол свой страх, они бежали к церкви, к взорванным частным домам. Мужчины пытались забраться под дымящиеся обломки, вытаскивали тела. Кто-то надрывал сотовую связь, кричал, чтобы прислали спасателей в Вордовку. Здесь погибли люди!
Только через сорок минут в клубах пыли показалась колонна из соседней Ясеневки. Машины «Скорой помощи», грузовики МЧС, микроавтобус, набитый вооруженными ополченцами, и даже автомобиль с милиционерами. Спасать оказалось практически некого – из всех тел, принесенных на пустырь, признаки жизни подавало лишь одно, принадлежавшее молодой женщине. Пульс едва прощупывался, живот был разворочен осколком. Ее с сиреной повезли в больницу, хотя шансы были нулевые.
Собрались местные жители, возмущались, кричали. Плакали родственники погибших. Милиция пыталась выяснить, что произошло. «Показания» разнились. Одни кричали, что стреляли из минометов, другие, что из «Градов», третьему почудилась еще и пулеметная очередь. Кто-то был уверен, что стреляли с севера – украинские силовики, другим взбрело в голову, что снаряды прилетели с юга – ополченцы развлекались. Сапер же, обнаруживший осколок снаряда, заявил уверенно: стреляли самоходные артиллерийские установки. У ополчения в радиусе 15 верст такой техники нет. Картина постепенно прояснялась – люди приходили в себя, объяснения делались внятными. Хотя что тут объяснять? Вздрогнула земля, развалилась церковь, еще пара домишек… Кто-то видел незнакомца в поле – тот улепетывал в сторону дороги. Первая же мысль: корректировщик? И что тут корректировать? Просто напакостить, чтобы население не расслаблялось? Тела пытались упаковать для отправки в морг. Люди возмутились: сами похороним! И своих, и чужих! Медики пожимали плечами: дело хозяйское. Составлялся список погибших, в него вошли десять человек – от мала до велика. Пятеро в церкви, включая дьячка и батюшку, семья из четырех человек, девяностолетний старец Тарас Анисимович. Кто-то напомнил, что он ветеран Великой Отечественной, ездил в Москву на Парад Победы. Другой вспомнил, что у Тараса Анисимовича
– Вы так пишете, словно нахулиганил кто-то! – выкрикивали недовольные.
– Да впервые, что ли? – разорялся другой. – Никто и выяснять не будет, кто по нам лупит, спишут на войну! А нам тут жить дальше! Эх, граждане, вот и получается, что наша жизнь копейка, ломаной гривны не стоит!
– А что прикажете делать? – обиженно горланил молодой офицер в защитном. – Отправлять петицию хохлам на передовую? Мол, так и так, разберитесь, накажите виновных, почему они стреляют по мирному селу?
Ополченцы цепью прошлись по возвышенности, потом по обратной стороне. Потом разделились, часть пошла по домам, другие стали осматривать поле. Обнаружилось место с характерной вмятостью и десятком окурков – гнездо корректировщика. Отыскать следы не удалось – за дорогой все терялось, в пыли остался лишь слабый след велосипедного протектора. Упустили время!
Все службы, как могли, выполнили свою работу. Тлеющие развалины потухли сами. На руинах церквушки несколько старушек отбивали поклоны. Женщины плакали, причитали – в какую сторону сегодня смотрел Господь? За что он их подверг такому наказанию? Уехала милиция, машины «Скорой помощи». Сматывали удочки спасатели: поступил сигнал о поджоге универмага в Ждановке, туда стягивались все силы. Отделение ополченцев еще раз осмотрело местность, для очистки совести обшарило давно не функционирующую водонапорную башню. Несколько человек заглянули на заброшенную ферму, поворошили ржавыми вилами задубевшие груды сена.
– Всем к машине! – приказал командир. – Нечего тут куковать. Все и так ясно.
Машина с вооруженными людьми, вздымая пыль, запрыгала по колдобинам. В деревне стихийно продолжалось сборище, какая-то женщина ревела горлицей. Люди трясли председателя местного сельсовета: кто несет ответственность, что делать? Как теперь жить? Рыть бомбоубежища? Мужчина растерянно отбивался – мол, отстаньте, он уже дозвонился до штаба в Аметисте (звонил в Проклов, но отфутболили в Аметист), скоро прибудут важные люди, им найдется, что сказать. Люди расходились…
Имелся еще один наблюдатель снаружи обросшего бурьяном амбара. Он почти сливался с мусором и сорняками под крыльцом. Выбрался из-под гниющих опор, закутанный в пятнистую мешковину, подал условный звуковой сигнал. Зашевелился пол в углу амбара, сдвинулась крышка, увенчанная глиноземом с редкими пучками травы, стали выбираться страшноватые создания со снайперскими винтовками в руках. Лохмотья сливались с антуражем, лица были измазаны сажей.
– Все в порядке, Вадим? – голосом Хардинга спросил один из леших.
– Все отлично, господа, – уверил Паскевич. – Эти идиоты не замечают, что у них под носом. Гости разъехались. Крикун сообщил, что Шубину уже доложили о случившемся. Он намерен немедленно сюда выехать. Действуйте, господа, не буду вам мешать. Если не возражаете, буду в леске поблизости от машины.
– Отлично, Вадим. Действия вас и ваших людей достойны похвалы. Джерри – ползешь в кусты под холмом, Томас – к водонапорной башне. Я буду рядом с фермой, здесь тоже выгодная позиция. Полное внимание, себя не выдать, работать только по команде. В случае задержки ждать. Пошли, коллеги…
Ох уж эти досадные недоразумения! Они едва не выдали себя! О том, что рядом с фермой проходит тропа, отходящая от дороги и взбирающаяся на холм, Хардинг знал. Но до сей минуты он не видел на ней ни одной живой души. Тропа почти не выделялась, петляла по полю. Вадим не успел далеко уйти, негромко свистнул. Сигнал опасности! Не успели разлететься – черт бы побрал эти случайности! Девушка ехала по полю на велосипеде – торопилась, развевалось платьишко, трепетали волосы цвета спелой соломы. Видимо, съехала с дороги, решила срезать через поле, чтобы быстрее добраться до деревни. Она вывернула из-за фермы, в этот момент Паскевич ее и обнаружил. Она увидела, как он замер в растерянности, увидела остальных в странных одеяниях. Глаза расширились от удивления и страха. Она невольно затормозила, когда Паскевич заступил дорогу, оперлась ногой о землю. Она была совсем юная, почти девчонка, еще не выросла из школьного возраста.