Путь
Шрифт:
Вот и сдала я экзамен. Осталось только практический зачёт сдать — и капитан своей властью присвоит мне ранг навигатора второго класса. Он имеет на это право.
Кают-компания полным-полнёшенька — здесь сейчас все: и пассажиры, и экипаж. Еле-еле места всем хватило.
Сижу за синтезатором и ем обалденно-вкусную рыбу по рецепту Лиары. А она, оказывается, умеет готовить… хотя, с их-то продолжительностью жизни, научиться несложно. М-м-м… вкуснятина какая! За столом тишина, только слышно, как стучат вилки. Да, а рецептик-то я списала! Порадую экипаж
Вот ужин закончился и начался трёп всех со всеми, на абсолютно разные темы. Девятнадцать мужчин из состава экспедиции: в основном, люди, но есть двое турианцев и один саларианец. Бедная Лиара, как она в таком отряде? Хотя отношение к ней, скорее, как к младшей сестре и подруге — по эмоциям очень похоже.
Э-э-эх… Что-то спать тянет… Хотя да — 20:30 корабельного, а в 21:00 у меня отбой. Иду на камбуз, убираю посуду в мойку и возвращаюсь в кают-компанию. Сидящие с ожиданием смотрят на меня. Подымаю бровь и с вопросом смотрю на Макса.
— Рыжик, сыграй нам, пожалуйста, — говорит капитан.
Улыбаюсь, сажусь за пианино и играю весь свой любимый набор. Полчаса музыки… и печаль в чувствах. В кают-компании тишина. С улыбкой смотря на молчащих разумных, потягиваюсь.
— Я спать — завтра вставать рано. Всем спокойной ночи.
— Спокойной ночи Джейн, — летит мне в ответ.
Меня молча провожают взглядами до лифта, и лишь Лиара догоняет и заходит со мной.
— Мне ведь тоже завтра на тренировку — а ты, я думаю, мне поспать не дашь?
— Конечно! Разбужу, как сама встану. C нами ещё и Вайли будет. Готовься. Посмотрим, чему тебя в десанте научили!
Азари широко, с вызовом, улыбается: — Посмотрим!
Кают-компания
— Удивительный ребёнок! Чей он, господа космонавты? — спросил профессор. — Ведь девочка не родственник ни одного из вас?
— Нет, профессор. Она нам не родственница. А откуда… — проговорил капитан.
— …На улице подобрали, на Бекенштейне — Дебора вон и подобрала, — закончил за капитаном старпом.
Глаза учёного широко распахнулись: — Вот это чудо вы подобрали на помойке? Невероятно!
— Вы бы видели, в каком она была состоянии… — прошептала корабельный врач.
— Бек — это долбаная клоака. Сколько раз Союз выдвигал требование исключить этот мир из Альянса систем!.. А воз и ныне там. Не мир, а позорище! — рыкнул один из археологов. И вся остальная группа покивала, соглашаясь.
— Судя по виду, девочка счастлива здесь. И только за это низкий вам поклон, ребята, — подвёл итог профессор.
Каюта Женьки
— Лиара, Лиара! — раздаётся громкий шёпот. — Ты не спишь?.. Скажи, а что тебя привлекло во мне? Ведь не красота же, в самом деле — я ещё подросток, и особой красотой не
— Не знаю, Джейн… но мне показалось, что ты сильная и какая-то таинственная. Есть в тебе что-то, что привлекает. И я… я просто не знаю, как сказать точнее. В нашем языке есть понятие «taamaroa» — это можно перевести примерно, как…
— Внутренний свет, Лиара, я знаю.
— И верно — ведь ты же знаешь азари. Я и забыла совсем. Вот он-то и привлекает к тебе разумных. Его не видно, но он чувствуется — и другие тянутся к тебе. Я не знаю, как это объяснить точнее…
— И ты его тоже чувствуешь?
— Конечно! Может, потому, что я азари, и чувствую сильнее других, меня так и потянуло к тебе.
— Не тебя одну, Лиара… твои слова многое объясняют в отношении ко мне других, особенно детей.
— Да, дети искренни в своих чувствах, и они действительно лучше это ощущают.
— Спасибо за объяснение, Лиара… и спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Джейн.
Тамил Танир (Палавен, конец мая 2367 г.)
Там медленно шёл по пешеходному мосту через «Голубую ленту». Ещё всего лишь май по календарю людей — а такая жара. За четыре года Тамил так и не привык к ней. От реки тянуло прохладой, и у парня было почти невыносимое желание в неё залезть и как следует искупаться. Вообще, прародина его раздражала — огромное количество жителей и климат донельзя злили Тамила. Тут было жарко, очень жарко и невыносимо жарко! Мендуар — тоже не холодный мир, но такое пекло там только в июле. Мендуар… парня до сих пор при воспоминаниях о родине начинало корёжить от боли. Когда пришли новости об атаке на колонию, они с братом плотно засели на новостных каналах, пытаясь из скупых сводок новостей выяснить судьбу близких.
Потом был звонок отца… и холодные тиски боли на сердце. Как, услышав новости, глухо завыл Хэм. Как плакала в голос Новерри. Как сам Тамил пытался тренировками отогнать от себя, заглушить физической болью невыносимую душевную боль утраты. В голове до сих пор не укладывалось, что они больше никогда не увидят ни братьев, ни папу Мишу… ни, главное, Женьку. Как он часто стоял ночью у окна казармы, упёршись лбом в стекло — спать не хотелось… ничего не хотелось. А за окном шёл дождь, и синие сполохи молний высвечивали мокрые дорожки на щеках юного воина…
Минул почти год… боль не ушла, нет — лишь стала глухой. И почти ничего уже не напоминало в нем того весёлого и компанейского парня, которым он был раньше. Холодный, спокойный взгляд зелёных глаз. Тихий, низкий голос и мрачный юмор.
Такими стали многие из них — почти все, кого коснулись потери при ударе пиратов. Многие друзья отвернулись от Тамила, не приняв его новый нрав. Остались лишь самые верные. Рядом шел Рокус, один из оставшихся — спокойный и невозмутимый белокожий уроженец Крамаррона, холодного и гористого мира, полного, как золотая шкатулка духов, всякими сокровищами. Половина редких ископаемых в Иерархии добывалась там. Но высокая сила тяжести и холод изменили турианцев с Крамаррона. Светлокожие, невысокие, но чрезвычайно сильные и выносливые, со спокойным флегматичным характером.