Путь
Шрифт:
— Это понятно, но ведь часто бывают ситуации, когда не знаешь, какое направление выбрать.
— Так вить нет волшебного принципа, просто с умом принимай путь, куда идти, и следи, куды двигашься. Куды идёшь, туды и придёшь в конце концов. Когда понимашь, куда топать, тогда и решения верные принимашь, и случай оказывается в пользу. Говорится, что, мол, дорога возникат под ногами идущего. Я бы добавил, что под ногами знающего конец пути, так вернее. Я всё объяснить тебе не сумею, но ты молодчик, спрашивашь, — широко улыбнулся Ильсид. — Вопросы,
Ильсид веско произнёс эти слова, заложив руки за спину, и снова замолчал, как бы подчёркивая их вес и значимость. Доктор воспользовался паузой.
— Ну, вот давайте по-другому попробую спросить. Я понимаю, что путь у каждого свой, и его не описать. Но как, скажите мне, Ринат Мансурович, — продолжил Саня, — как вы тогда понимаете, что сбились с пути? Если путь не описать, как вы говорите, то, как его понять?
— Погоди, — Ильсид пригладил бородку и задумчиво посмотрел на него. Секунд через тридцать он спросил:
— Скажи мне, Шуран, тебе раньше нравилось ежедневно шлёпать на нелюбиму работу? Вспомни, что ты в то время чухал* (чувствовал)? — задал он короткий вопрос.
Саша наморщил лоб, вспоминая эти монотонные будни, ни к чему не приводящие, никуда не ведущие. Как он, действительно, топал на работу под низким небом и февральским дождём. Как однажды поскользнулся в зимне-весенней грязи, упал прямо в лужу, выронил туда же документы. Как через силу, через холод еле отапливаемого помещения, где жил, заставлял себя вставать по утрам. Как в одиночестве жевал холодный завтрак за кухонным столом. Вспомнил такие же скучные вечера с невкусным ужином, остывающий интерес к работе, ежедневную жвачку рутины. Вспомнил вонь в квартире. Брюзжание управдома, порицания на работе, бессмысленные опыты…
Такой была его жизнь, пока в неё не начал вторгаться алкоголь — тогда она стала ярче, но пошла под уклон. И поскакали мысли по кругу: зачем уходить на работу, зачем возвращаться с неё? Работа днём, отдых от неё — ночью. Без денег, без смысла и удовольствия. Он много раз хотел что-то изменить, но прошло несколько лет, прежде чем на самом деле что-то поменялось. Это случилось тогда, когда он по ошибке поехал на конференцию «Две двойки». А если бы не поехал?
Он аж вздрогнул.
— Я помню — это неприятные ощущения, — ответил Шуран.
Ильсид кивнул, подняв брови, мол, ну, давай думай дальше, развивай мысль.
— И что? При чём тут ощущения? — криво улыбнулся Доктор.
— Паршивое дело всегда неприятно, как его не назови, Шуран. У кого мысля смурная, у того и всё в сраму. А жись — что такое? Это процесс, тебе ли не знать, учёному человеку? И тут сам решашь, какой она будет. Хошь — муторной, хошь — отрадной. Могёшь гордиться тем, что делашь, а могёшь презирать. Решай сам. Помни токмо, что дни пролетают быстро — чем больше тянешь, тем меньше времени успеть перевести с минуса на плюс.
— То есть… то есть вы хотите сказать, что жизнь нужно научиться не только понимать, но ещё и… чувствовать?
Ринат Мансурович скорчил забавную физиономию, пригладил бородку жестом старого китайского монаха и важным голосом произнёс:
— Мне больше нечему учить тебя, ученик. Теперь ты знаешь столько же, сколько и я. Всему остальному тебе научат враги.
***
Саша проснулся от того, что его будила Бо.
— Стучатся, Саша!
— Кто? Куда?
— В дверь!
— Кто там?
— Не знаю я!
— Ща, погоди-ка!
Саша вскочил, еле продирая глаза, накинул шорты и ринулся к двери, захватив по дороге кухонный нож.
— Кто там? — крикнул он в домофон.
— Это я — Мирон!
— Ты чего в такую пору?
— Открывай, Саня, там дорогу заваливают!
Доктор махом распахнул дверь, сунув нож в карман куртки, висевшей возле стены.
— Кто, где? Что случилось?
Мирон влетел, запыхавшись, сел на лавку и тут же сбивчиво принялся докладывать.
— Короче, я сегодня ночью решил заночевать у Изи в «Израэль Хэндсе», новой харчевне, которая прямо возле моста под Путём. Как выезжаешь и сразу направо…
— Я знаю, где это, — прервал Саня. — И что дальше?
— Короче, шум среди ночи. Я на улицу выбегаю, а там два грузовика подъехали и вывалили две кучи щебня прямо у переезда, поперёк дороги. Я к ним. Чего, кричу, творите, демоны! А они мне в ответ мычат, что типа решение суда выполняют. Главный выскочил, бумажки какие-то показывает. Я ему в ответку ору, чтобы он ими подтёрся и обратно загружал, что вывалил. Тот, короче, перепугался, говорит, что они люди подневольные, и уже утром приставы приедут проверять работу, а они, начиная с ноля часов одной минуты сегодняшнего дня, обязаны засыпать путь. И бумажкой своей машет!
— Кто машет-то?
— Бригадир ихний.
— Чем машет?
— Исполнительный лист какой-то на решение суда. Засыпать проезд под мостом.
— Гамота тебя за ногу! Бо! Бо! — прикрикнул он, но та уже выскочила в гостиную, одеваясь на ходу. — Бо, срочно собираем малый совет. Мне нужен Юсуф, мне нужен Оливер и вы двое. В темпе нужно решать, что делать. Говорил мне Ильсид, что нужно сразу ждать ответки! — хлопнул Доктор себя по лбу. — Малака ты, стоеросовая!
*
Через час все были в сборе. Александр как раз успел кое-что обдумать.
— Так, Юсуф, ты езжай на Ганзейский Двор, узнай всё, что можно предпринять. Бо считает, что твоё место именно там — поближе к чиновникам, подальше от криминала. Не против? Сможешь?
— Саша! Конечно! Не против! Всеми руками — за! Постараюсь оправдать доверие…
— Хорошо, Юсуф, давай докажешь делами, а лирику оставишь на потом!
Александр вгляделся ему в глаза и повернулся к следующему.