Путь

Рякин Евгений Владимирович

Она, умудренная опытом, тянет его за руку на кровать.

Он плюхается на спину, а она — сверху.

Он расстегивает халатик, и тот падает вниз.

Кладет руки ей на бедра и скользит по её телу вверх.

Она начинает извиваться, но вдруг вздрагивает и замирает.

Обнаженная, она встает с кровати и затворяет дверь в спальню.

ТУМАН

Утро мгновенно окунуло в похмельную реальность: в голове слышался бой курантов, во рту словно переночевали кони, живот бурлил, в ушах шумело. Настроение было настолько дерьмовое, насколько это может быть, потому что вчера организм потратил запасы серотонина, дофамина и их рецепторов, оставив мозгу только депрессивные

нейро-коктейли, помноженные на общее паршивое состояние организма. Алекс поднял было голову, но тут же рухнул вновь от удара резкой боли в затылке и висках. Только через несколько минут борьбы с собственным телом он смог принять более-менее вертикальное положение. Шум в голове стих, а через минуту из ванной комнаты вышла Алиса, завернутая в широченное полотенце, и поглядела на него мутными воспалёнными глазами:

— Тебе надо идти, — сквозь силу произнесла она. — Одевайся.

— Алиса. Мне херово, — в изнеможении произнёс он.

— И мне, Шурик, тоже хреново. Поэтому тебе нужно как можно скорее одеться и пойти домой поспать. Хотя, сегодня же понедельник. Тебе на работу! — невесело усмехнулась она. — Бедняга.

— Я могу и не ходить… — начал, было, он. — Скажу, что заболел.

— Можешь ходить, можешь не ходить, мне без разницы. Главное, чтобы ты сейчас свалил куда-нибудь, — она прикрыла глаза и пару раз махнула пальцами в сторону двери.

Алекс в отчаянье посмотрел за окно туда, где только стало светать, а с травы поднималась дымка тумана. Впереди ему светило часа полтора до дома пешком. «Зато приду трезвым», — попробовал он себя успокоить. Кивнув Алисе, Шурик медленно начал надевать трусы и тут вспомнил, что вчера они…

«Что они вчера?» — попытался он вернуться назад сквозь туман похмелья, но ничего не приходило на ум. — «Что было у них с Алисой, ведь что-то же было?» — Алекс туго соображал, в голове была каша, хотелось засунуть два пальца в рот и очистить себя всего — с головы до ног. Словно в дымке, перед ним пролетали кадры, как он одевался, искал рубашку, как пытался поцеловать её на прощание, но получил лёгкий шлепок по щеке, как выходил на зябкий утренний воздух и брёл по мокрой траве. Проходя сквозь парк, обрамлявший Прудок — озеро в центре кампуса, территория вокруг которого считалась элитной, Алекс пересёк небольшую лесополосу и вышел на дорогу, ведущую в Асклепионскую филу, в которой он жил.

Он еле плёлся, понимая, что так плохо ему давно не было. Конечно, сказывалась нехватка позитивных гормонов, влияющих на эмоциональную систему организма. Безусловно, плохо соображала голова, потому что расшатанная печень не вырабатывала необходимого для мозга количества глюкозы. Вдобавок алкоголь практически уничтожил запасы магния в организме, что привело к чрезмерному нервному возбуждению, и, соответственно, к аритмии, раздражительности и ознобу. Да ещё нутро выворачивалось наизнанку и просилось наружу. Но хуже всего было то, что после пьянки он ничего не помнил — как выключило с того момента, когда он предложил малознакомой девушке, да ещё дочери самого Аттала, да ещё такую дешёвую вещь! Причём, вот это он помнил, а всё остальное забыл, малака! Какое-то время он пытался воспроизвести хотя бы один миг из прошедшей ночи, восстановить в памяти её обнажённое тело, губы, соприкосновения тел… Но всё было бесполезно. Замычав от подавленности и стыда, Алекс спрятал лицо в ладонях, да так и пошёл. Всё вышеперечисленное в его голове слилось в одну кашу-малашу и взаимно усилилось, поэтому состояние и настроение его были весьма и весьма паршивыми, мягко говоря.

Алекс попытался хоть как-то отвлечься и занять разум. Он поглядел на часы — время шесть часов сорок минут, если сейчас идти домой, то дойдёт туда к восьми, а в восемь тридцать ему нужно быть на работе, то есть он не успеет даже умыться. Так лучше, может быть, тогда сразу двинуть на работу, но тогда он окажется там примерно в семь двадцать, а здание открывается без десяти восемь, и тогда придётся полчаса стоять и ждать. Не найдя решения, Алекс глубоко вздохнул и, поколебавшись, потопал в ликей, уйдя в себя и не глядя на окружающую его реальность.

**

После Великого Потопа нужно было срочно восстанавливаться и приводить цивилизацию в порядок. По самым скромным подсчётам, для этого понадобилось не менее четверти века, то есть работать пришлось не только поколению «потопчан», но и их потомкам. Надо было многое поменять в кратчайшие сроки. Не было времени на то, чтобы впустую тратить десять лет на бестолковое воспитание детей в школе, давая им знания, которые не пригождались и поэтому забывались за ненадобностью в ближайшие годы. Это же самое касалось высшего образования, подготавливающего молодёжь к жизни в вымышленном мире. Да, бывали исключения, спору нет, но они лишь подтверждали общее правило — прежняя идея обучения устарела, как экскременты мамонта. Нужна была новая система.

Конечно, тут же появились скептики, которые посчитали данную идею реформации несостоятельной. Они принялись хмурить брови и говорить о невозможности менять то, что, в целом, успешно существовало десятилетиями. Тут же в высоких кабинетах нашлись те, кто соглашался с подобным консервативным настроем, ибо смена парадигмы образования напрямую влияла на то, каким станет общество уже лет через пятнадцать-двадцать. Вырастить поколение умных людей себе на голову — это необдуманный поступок с политической точки зрения, ибо глупые тянутся стадом, куда их поведут, а разумные имеют свою точку зрения. С дураками намного легче — им наплевать на всё, кроме борща, примитивных сериалов и вспузырившихся треников, а вот с теми, кто с головой — с ними ж заколебёшься, их же стандартное существование не устраивает, им реальную жизнь подавай! Ишь чё!

Поэтому, наверное, никакой реформы так бы и не случилось, если бы не Великий Потоп. А там уже деваться некуда — пришлось, скрепя сердце, расцепить скрепы и начать меняться. Суть новой системы образования как раз и заключалась в том, чтобы максимально подготовить ребёнка к реальной жизни — причём сделать это так, чтобы он входил в неё уверенно, со знанием дела. Бессмысленную борьбу за получение академических оценок отменили, поскольку вызубрить материал, а потом пересказать его, получив оценку — не находит применения нигде за пределами школы, кроме, быть может, самых низкооплачиваемых профессий.

Жизнь не терпит шаблонов, она зиждется на новых подходах, постоянном движении вперёд, взлётах и падениях, эпохах Средневековья и Возрождения. Конечно, основное качество людей — животное умение приспосабливаться к меняющейся обстановке, но есть в нас и человеческое желание творить нечто прекрасное, иметь вкус к жизни.

Вот этому раньше не учили в школе. Не приближали к реальности, а давали устаревшую теорию. Да, детям нужно уметь бегло читать и быстро считать, да нужно знать классиков и основы алгебры с геометрией, но необходимы и предметы, обучающие логике и практическому праву, знанию своего организма и нейропсихологии, а также генетики и эволюции, физики и химии, биологии и астрономии — для осознания глубины окружающего мира.

Главное, всё это должно быть в удовольствие, потому что знание без положительного эмоционального подкрепления плохо откладывается в памяти. Чтобы процесс запоминания происходил правильно, во-первых, стремились добиваться заинтересованности детей, дабы они сами принимали решение учиться, а во-вторых, старались исключать любой стресс, ибо он сбивал ребят с курса. Поэтому основными критериями новой системы образования стали две вещи: получение максимума интеллектуальных знаний, необходимых для полной творческой жизни, а также стремление научить детей просто-напросто получать от неё удовольствие. Но легко сказать, а как сделать? Сотни тысяч школьных преподавателей, десятки тысяч сотрудников вузов — их-то как обновить?