Путь
Шрифт:
– Все хозяева так говорят, а у нас тут и детки бывают. – всплеснула руками «миньонша».
– У вас похоже проблемы? – указал охранник на трясущиеся руки девушки.
– Нет, всё в порядке! – хрипнула преступница, и как можно быстрее выскочила через двери на улицу. Заводя двигатель машины, Юля вдруг остановила свой взгляд на дороге, не смея трогаться с места.
– Эта тётка показалась мне странной.
– Мне тоже. – отозвалась Настя – Она так смотрела на тебя, как будто ты ей сотку должна. – шутя возмутилась подруга, стараясь поднять дурёхе настроение.
– Хах, да уж. – напряжённо ответила та, и натянула дежурную улыбку на лицо.
– Так значит Курган?
– Да… Курган.
Делая контрольный вдох, блатарки решились испытать свою судьбу. Теперь, поставив точку в законченном предложении, они сформулировали для себя задачу, и её конечный результат. Когда план был чётко составлен, а страх спрятан под вуалью свободы, девушки поехали навстречу той неизвестности, которую хотели ещё не осознавая.
3
До города девчонки добрались за час с небольшим. В короткий промежуток времени за рулём, Юля научилась более или менее водить машину, а не дёргать, как заводную уточку в ванной. Она не имела водительских прав, и не знала многих правил, поэтому правильному передвижению, в основном, способствовала Настя, которая в свои девятнадцать, лучше разбиралась в этих вещах. Девушка была преисполнена желания сдать экзамен, получить права и начать водить собственный новенький Харлей.
Вообще, миросознание у неё во многом отличалось от товарищницы. Настюха, так бывало звала её Юля, была довольно интересной девчонкой. С повадками парня в поведении, и обладанием привлекательной фигуры, интровертка ловко умещалась во всех сферах жизни. То есть со сферами, то она уживалась, а вот с людьми не особо. В одном из шутейских разговоров, Юлька даже присвоила подруге звание киллера, исходя из любви девушки к обществу. В основном, Настя была зажата в себе и недоверчива к другим. Как говорил один мой учитель: «Слух о том, что пьяный интроверт станет экстравертом, является самым распространённым мифом».
Собственно, добравшись до центра города, лиходейки нашли на карте ближайший ломбард. Он был расположен в переулке, все здания в котором больше походили на сбор библиотек и музеев. Дорога переулка оставляла желать лучшего. Пятнистыми провалинами поредел асфальт, и кое-где даже проросла трава, испорченная осенью и снегом. Не установившаяся погода, словно не решалась стелить белоснежный ковёр повсюду, то спуская снег вниз, то размывая его дождями.
Маленький ломбардец, теснили два больших других помещения. Наверное, это были крайне важные места хранения старины и прочих прелестей ушедших от нас эпох. Деревянная дверь, почерневшая от старости, выглядела очень тяжёлой. Со скрипом, она еле-еле отошла от рамы, а внутри помещения звякнул маленький колокольчик.
Откуда-то из глубины ломбарда появился старичок. Но это был красивый и ухоженный старик. Манерой и статью он смахивал на хитрого еврея. Чёрная косая борода, кудряшки седой проволокой торчали в разные стороны из-под кипы, а сам он был одет в большой балахон, рисунком напоминающий персидские самотканые дорожки. Маленькие круглые очки наполовину закрывали глаза, а карие, диковатые радужки блестели, как самоцветные камни.
– Доброго дня прелестницы. – оскалился старик, и в этот момент обнажился его золотой коренной зуб. Какая памятная примета, не правда ли?
– З-здравствуйте. – заикаясь ответила Юля – Мы бы хотели продать пару бабушкиных украшений. Она умерла, а эти украшения не нужны ни мне, ни моей систре.
– Конечно, конечно! У старого Якуба можно и продать, и купить. – он хитро улыбнулся, и посмотрел на девушек сквозь очки.
– Якуб? – Спросила Настя.
– Как один из братьев Гримм. – хмыкнула Юля.
– Можно и так, а можно и сяк. – светился старик – Имя моё означает – идущий по следу, или следящий оком божьим.
Тон ломбарщика явно не оставлял покой девушек. Ну представьте себе, какой-то старик с блаженной улыбкой, нагоняет жуть с помощью своего имени. Дешёвая постановка далёких пятидесятых годов, ни в дрожь, ни в смех.
Настя стояла у окна, поглядывая на улицу, Юля неохотно подойдя к странному Якубу, достала несколько украшений из золота и мелких бриллиантов, где-то в 0,01 карат.
– Хм… Думаю я смогу дать вам за это меньше, чем вы предполагаете. – придирчиво рассматривая украшения, сказал он. Казалась, чудак просто пытается понять сущность их в целом, как будто углубляется в мировое познание рождения золота природой. Тяжёлая стезя науки, от которой многие далеки.
– Я знаю, что в ломбардах золото дешевле, чем на рынке, но у меня нет времени и желания ждать. – нетерпеливо проговорила Юля.
– Якуб в этом просвещён. – лукаво улыбнулся старик. Он держался спокойно, подобно удаву, тихо передвигался по огромному залу, обставленному старинной мебелью. Кругом было много украшений, масок, посуды, разных глиняных и гипсовых бюстов, и ещё много всего старого, но «очень ценного».
– Мы торопимся! – более настойчиво поторопила Якуба Юля.
– Я бы тоже торопился на вашем месте. – строго сказал тот. Он вдруг поменялся в лице. Карие глаза потемнели, как у тех людей, одевающих на глаза чёрные склеры (если кто не знает, то это жуткие штуки наподобие окулистических линз, только полностью окрашенных в чёрный цвет, и закрывающие даже глазные хрусталики) – Я оценил ваши украшения. Могу вам дать за них пятьдесят тысяч.
– Отлично. Мы оставляем их у вас. – протараторила беглянка, нервно дёргаясь.
– Попрошу за ваше ожидание, ведь я стар. Обождите меня меньше часа. – тихо скрывшись вглубь старины, Якуб ушёл, унося с собой украшения.
– Он так странно разговаривает, – скривилась Настя – как будто книжек тут своих нанюхался.
– Он же вылитый еврей. Они все так разговаривают. – отмахнулась Юля.
– Ага, ага, – покачала головой подруга – а потом он такой, волос из бородки выдернет, и как старик Хоттабыч: «трах-ти би-дох-ти би-дох», и всё – пиши, пропало!
– Ц, Настюха! – согнулась от смеха Юлька – Мы тут о серьёзных вещах, а ты Юрмалу открыла.
– Та я не специально. – парировала подруга, вытирая смехотворные слёзы.
– Ты вот смеёшься, а мне не по себе. – посмотрев вокруг, произнесла девушка.
Они замолчали, лишь с опаской вглядываясь, вслушиваясь в тишину и ход огромных часов. Минутные стрелки циферблата, с тяжестью отмечали каждую единицу характерным треском. Секундная стучала так, будто отстукивала последние для преступниц спокойные моменты времени.