Путанабус. Наперегонки со смертью
Шрифт:
По тому, как магистр Купер приветствовал ее лишь небрежным кивком головы, я поначалу принял доктора Балестерос за очередную медсестру, пришедшую делать мне процедуру.
Пока она ковырялась в бумагах, я спросил Купера:
– А когда же я наконец-то увижу своего лечащего врача?
Тот уставился на меня, округлив глаза, и попытался что-то сказать, но женщина его опередила:
– Я уже здесь.
Мне стало неловко.
– Простите, сеньора, – промямлил я, коря себя за такой косяк.
– Сеньорита, – машинально поправила меня доктор Балестерос. – Сеньорита Мария Балестерос. Ваш лечащий врач. Доктор медицины.
– Доктор, когда же вы наконец развяжете меня, мне в этой позе уже надоело лежать, – моментально нашел я время пожаловаться, – да и затек весь. Скоро пролежни появятся.
– Если не будете брыкаться, по своему обыкновению, то развяжем, – спокойно проговорила сеньорита Балестерос, не отрывая взгляда от бумаг. – Вам необходимы покой и фиксированная поза. Трещина во втором позвонке – вещь серьезная. Вы же не хотите ходить оставшуюся жизнь со скрюченной набок головой, на которой уже есть скрюченный набок нос? Хотите стать таким красавчиком?
– А у меня еще и нос соскрюченный? – озадачили они меня.
– Еще как, – ответила сеньорита доктор, – но мы его пока не трогали. Имелись более насущные моменты поправки вашего здоровья. – Она машинально поправила волосы грациозным движением правой руки и продолжила: – Вы должны быть благодарны тому бандиту, который ударил вас коленом по носу. Этим он изменил траекторию вашего падения из автобуса и сохранил вам жизнь, сам того не желая. Если бы вы упали, как падали, вертикально головой об землю, то перелом атланта вам был бы гарантирован с разрывами мозговой ткани. Летальный исход в течение суток, даже при самой мощной реанимации. И еще вам повезло, что вас очень быстро к нам доставили. Приходилось слышать о главном правиле полевой хирургии?
– Нет. – Я действительно о таком правиле ничего не слышал.
– Первая минута – бриллиант, первый час – золото, первые сутки – серебро. А дальше – дерево, – просветила меня доктор.
– Какое дерево? – переспросил я, не поняв юмора.
– То, из которого строгают гроб, – пояснил магистр Купер.
– Все равно непонятно: мы же были довольно далеко от города. На границе с Валлийским принципатом.
– Вас доставили сюда на санитарном вертолете, – улыбнулась доктор. – Вас и еще одну девушку с проникающим ранением груди.
– Какую девушку? – всполошился я.
– Успокойтесь, доктор Волынски, вам нельзя волноваться, поэтому пока мы вам ничего не скажем, – тут же вскинулся магистр Купер.
– Эскулапы… – сурово так протянул, но даже не матюгнувшись; тут же послушно принял предписанную позу, хотя хотелось очень грязно ругаться на всех знакомых языках. – Ничего вы не понимаете в людях. Если вы мне ничего не скажете сейчас, то я буду намного сильнее волноваться и уж накручу себя по-любому гораздо сильнее от неизвестности. К бабке не ходи.
– К какой бабке? – удивилась доктор.
Пришлось пояснить:
– Это присказка такая русская. Когда все предельно ясно, и гадалка уже не нужна.
– Вы русский? – удивился Купер.
– А что, не похож? Наверное, оттого, что нос набок. Как зовут эту девушку?
– Нет, просто вы очень чисто говорите по-английски, – отметила доктор, – как природный англичанин. Причем как англичанин из хорошей семьи.
– Я учился в Оксфорде в школе бизнеса, – пояснил им происхождение моего хорошего английского произношения.
Врачи переглянулись, потом Купер вынул из кармана блокнот и прочитал фамилию девушки:
– Синевиш.
– Наверное, Синевич? – поправил его.
– Да, вы правы. Ваши фамилии – очень трудные для произношения.
– Что с ней? – постарался, чтобы голос не выдавал моего волнения.
Наташа!!!
Моя Наташа!
Ранена!
Нет мне прощения!
– Проникающее ранение в грудь. Навылет. Ей сделали операцию, но состояние тяжелое. Пневмоторакс, – пояснила доктор.
– Слава богу, она жива. Руки связаны, а то бы перекрестился, – выговорил с заметным облегчением.
– Кто она вам? – спросил Купер.
– Жена, – ответил ему уверенно.
– А остальные девушки, которые нам каждый день надоедают, требуя от нас бюллетень состояния вашего здоровья, как будто вы – коронованная особа? – уточнила доктор заинтересованно.
– Тоже жены, но Наташа – любимая жена.
Наверное, дурацкая у меня сейчас улыбка.
– У вас гарем? – обалдело переспросил Купер.
Озадаченность на его лице перемежалась с неприкрытой завистью. А челюсть-то упала – Мастроянни, блин! Вид удрученного красавца-магистра резко повысил мне настроение. А может, и состояние.
– Гарем, а что такого? – попытался пожать плечами, но не вышло.
– Да… Такого у нас еще не было. Что делать будем, Лусиано? – спросила доктор магистра, задорно подмигнув мне правым глазом.
– Завидовать будем, – ответил магистр. – Что еще тут можно сделать?
– Чему завидовать? Ты, наверное, весь госпиталь уже перетоптать успел, – засмеялась доктор.
– Завидовать тому, что столько женщин при одном мужике еще не выцарапали друг другу глаза и не забили его скалками, – на полном серьезе ответил Лусиано.
– Они у меня дружные, – улыбнулся я, вспомнив своих девчат, и вернулся к более волнующему меня вопросу: – Наташа – как ее состояние?
– Стабильно тяжелое, но есть надежда, что все будет хорошо, – охотно ответила доктор. – Операция по крайней мере прошла удачно. На грудине даже шрам будет небольшой, не портящий красоту таких прелестных молочных желез, чего не сказать о спине. Хотя… Глубокое декольте ей больше не носить. Но чтоб это была ее самая большая печаль в жизни.
Чувствовалось, что доктор Балестерос гордится своей работой.