Путешественник
Шрифт:
— Это склеп. А они девочки. Одной шестнадцать лет, остальным семнадцать и…
— Тофаа, боюсь, горячее солнце напекло вам голову. Возможно, нам лучше вернуться во дворец, чтобы вы могли прилечь.
— Я показываю вам достопримечательности, Марко-валлах. Когда этим девочкам было по одиннадцать и двенадцать лет, они проявляли по отношению к святому такое же неуважение, как и вы. И решили смеха ради прийти сюда и снять свои одежды, чтобы явить свои достигшие зрелости прелести святому Ку Авана и заставить двигаться, по крайней мере, одну из частей его тела. Видите, что произошло? Они тут же стали старыми, морщинистыми, седыми и изможденными — словом, такими, как теперь. Городские власти построили для них склеп, чтобы они прожили в нем остаток своей жизни. Это чудо стало известно по всей Индии.
Я рассмеялся.
— Есть ли хоть одно доказательство этой нелепой истории?
— Разумеется, есть. За мелкую медную монету девочки покажут вам kaksha — интимные части тела, когда-то свежие и юные, которые внезапно стали старыми, уродливыми и вонючими. Смотрите, они уже готовы раздвинуть для вас свои лохмотья…
— Dio me varda! — Мне стало не до смеха. — Вот, бросьте им эти монеты и давайте пойдем отсюда. Я поверю в это чудо на слово.
— А сегодня, — сказала мне Тофаа на следующий день, — я покажу вам удивительный храм. Храм, который рассказывает истории. Видите великолепно сделанную резьбу на его внешней стороне? Картинки изображают множество способов, которыми мужчина и женщина могут заниматься surata. Или же мужчина и несколько женщин.
— Понятно, — сказал я. — И вы что же, полагаете, что это благочестиво?
— Очень. Когда девочка собирается замуж, это допускается, потому что она пока еще ребенок и потому не знает, что происходит между мужчиной и женщиной в браке. Тогда-то родители приводят ее сюда и оставляют здесь вместе с мудрым и добрым sadhu. Он прогуливается с девочкой вокруг храма, показывая то на одну скульптуру, то на другую, и спокойно объясняет все, что ее муж может сделать в брачную ночь, чтобы малышка не пугалась понапрасну Здесь сейчас очень хороший sadhu. Дайте ему несколько монет, Марко-валлах, он проводит нас вокруг храма, а я переведу вам его объяснения.
Священнослужитель не произвел на меня впечатления: он был всего лишь черным, грязным, тощим индусом в обычном грязном дхоти и тюрбане, больше на нем ничего не было. У такого я не спросил бы даже дорогу. И уж конечно, я не стал бы доверять его заботам маленькую и напуганную девчушку-невесту. Он напугал бы ее больше, чем муж в первую брачную ночь.
Хотя трудно сказать, что ужаснее. Судя по тому, что изображали скульптуры на храме, в брачную ночь с девочкой могли случиться самые поразительные вещи. Когда sadhu показывал то на одну, то на другую скульптуру, хихикая, злобно глядя на нас и потирая свои руки, я увидел изображение актов, на которые сам отважился, лишь когда повзрослел и набрался сексуального опыта. Каменные мужчины и женщины совокуплялись и извивались во всех мыслимых позах и позициях, причем некоторые даже для меня стали откровением. Если бы на нечто подобное в христианском мире вдруг решились даже состоящие в законном браке мужчина и женщина, они, завершив акт, немедленно отправились бы к исповеднику. А тот, увидев скульптуру или услышав детальное описание, несомненно, пошатываясь, пошел бы разыскивать для исповеди какого-нибудь вышестоящего священника.
Я сказал:
— Я могу согласиться, Тофаа, что девочке, только что расставшейся с детством, нужно иметь представление, в чем будет заключаться естественный акт surata с ее мужем. Но зачем знакомить ее со всеми этими дикостями?
— Чем больше она узнает, тем лучшей женой станет. Мало ли какие предпочтения могут оказаться у ее супруга, девочка должна быть готова ко всему. Она сама, безусловно, еще ребенок, но ведь в мужья ей может достаться зрелый, крепкий и опытный мужчина. Или же старик, который давно уже пресытился обычным актом и которому теперь требуется нечто новое.
Поскольку буквально всю жизнь я шел на поводу у своего ненасытного любопытства, а частенько и оказывался из-за этого в нелепых ситуациях, то сейчас я не посчитал себя вправе критиковать других за то, чем они занимаются наедине. Поэтому я просто следовал за ухмыляющимся, оживленно жестикулирующим и бормочущим sadhu вокруг храма и не издал ни одного возгласа удивления или негодования, слушая, как Тофаа переводит его объяснения: «Это adharottara, акт наоборот… это viparita surata, неправильный акт…». Я помалкивал, но составил про себя определенное мнение.
Вырезанные из камня скульптуры могли действительно ужаснуть излишне стыдливого зрителя, но даже самые строгие моралисты не стали бы отрицать, что они были настоящим произведением искусства, красивым и замысловатым. Акты, столь детально изображенные, выглядели непристойно и, видит бог, даже грубо, но мужчины и женщины, которые в них участвовали, все счастливо улыбались, они казались живыми и горячими. Они наслаждались. Таким образом, скульптуры выражали и высокое мастерство, и удивительную жизненную силу. Они совершенно не соответствовали тем индусам, каких знал я: неумелым во всем, что бы они ни делали, вечно хныкающим и крайне ленивым.
Вот лишь один пример их отсталости: в отличие от хань, чьи историки тут же записывали все недавно произошедшие в их владениях события и хранили летописи тысячи лет, индусы не имели ни одной записи, где рассказывалось бы хоть что-то из их истории. У них были только какие-то «священные» собрания неправдоподобных легенд — неправдоподобных потому, что в них все мужчины-индусы были храбрыми, как тигры, и невероятно находчивыми, а женщины — ангельски красивыми и любвеобильными. Могу привести и другой пример: одежды индусов, называемые сари и дхоти, были всего лишь обмотками из ткани. Только представьте: несмотря на то что самые примитивные люди еще когда-то давным-давно изобрели иголку и во всем мире уже освоили ремесло шитья, индусы до сих пор не научились пользоваться иглой, а во всех их многочисленных языках даже не было слова «портной».
Как, спрашивал я себя, могли люди, невежественные даже в шитье, придумать и создать эти изысканные и искусные храмовые изображения? Как могли люди, настолько ленивые, вороватые и жалкие, изобразить здесь мужчин и женщин довольными, живыми, изобретательными, ловкими, полными жизни и беззаботными?
Нет, индусы просто не могли этого сделать. Я решил, что, должно быть, эти земли давным-давно, еще до индусов, населяли другие, сильно отличающиеся от них народы, наделенные талантами и живостью. Бог знает, куда подевались эти высшие люди, но они оставили здесь несколько произведений искусства, подобных этому восхитительно украшенному храму, и только. Всё, больше никаких их следов среди пришедших позднее захватчиков-индусов не сохранилось. Это было печально, но едва ли удивительно. Могли ли эти люди скреститься с индусами?
— Обратите внимание, Марко-валлах, — сказала Тофаа назидательно, — эта пара сплелась в позиции, которая носит название kaja, по имени змеи с капюшоном, которую вы уже видели.
Эта поза действительно напоминала змею и была для меня новой. Мужчина, казалось, сидел на краю кровати. Женщина лежала на нем, головой вниз, ее туловище было расположено у мужчины между ног, Руки ее были на полу, а ногами она обхватила пояс мужчины. Он нежно раздвинул руками ее ягодицы, и, по-видимому, его linga находился внутри ее перевернутой yoni.