Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]
Шрифт:
— Мы должны стать приманкой, да?
— Какое-то время, моя любовь. Что же касается тебя, — продолжала она, — то он интересуется, не намерен ли ты вернуться к нам на постоянную работу? Если да, он сам тебе все расскажет при встрече, которая не замедлит состояться. Если нет, то, чем меньше ты знаешь, тем лучше.
— Понимаю…
Тина не сводила с меня глаз.
— Сначала ты должен решить. Это же логично, не так ли? Мак говорит, что, если ты захочешь, для тебя всегда найдется место. Придется заново пройти курс подготовки, и, как ты понимаешь, тебе не сразу достанется то высокое положение, которое ты занимал в конце войны. Ведь, в конце концов, среди нас есть и те, кто проработал у Мака
— Да, конечно. Впрочем, все немножко зависит и от того, захочет ли мое растительное существование взять меня назад.
Тина улыбнулась.
— О, она простит тебя, милый. Особенно если ты вернешься с должным смирением и раскаянием. В общем-то это хорошо известная история: старая солдатская любовь, неожиданно снова вспыхнувшая после стольких лет. Быстро вспыхнувшая и тут же погасшая, оставившая только горький пепел разочарования и сожаления. Она поймет. В глубине души она станет больше тебя ценить, зная, что другие женщины находят тебя привлекательным, хотя, конечно, никогда в этом не признается. Но не думаю, что тебя отошлют прочь, если ты вернешься, смиренно прося прощения. А потому решение — исключительно за тобой.
Я покачал головой.
— Не исключительно.
— Что ты имеешь в виду?
— Тут неподалеку слоняются люди, которые от нас с тобой не очень-то в восторге. За, один труп следует заплатить. А в свое время мы, как я помню, считали делом принципа платить такие долги всегда, когда это было возможно. И я сомневаюсь, что та, другая сторона окажется снисходительней. Так или иначе, мы — приманка, а с ней не церемонятся. Поэтому давай будем волноваться из-за моего будущего, когда удостоверимся, что оно у меня есть.
18
Сан-Антонио оказался большим сюрпризом. Я не мог забыть, что раскинувшийся по окрестностям, пропитанный смогом кошмар, существование которого под названием Лос-Анджелес калифорнийцы — народ, казалось бы, более или менее цивилизованный — упорно поддерживают уже не один десяток лет, был расположен в первоначально превосходной во всех отношениях местности. И потому я не ждал ничего хорошего от грубоватых техасцев, вздумавших построить город в иссушенном солнцем и малообещающем уголке своего штата.
Но Сан-Антонио оказался очень приятным городком со старинной архитектурой, лишь в отдельных местах попавший в ловушку того, что ныне называется «прогрессом градостроительства». Основная же его часть сохранилась в виде лабиринта симпатичных кривых улочек и экзотического вида старых зданий и площадей. Через центр города неторопливо текла живописная речка, неуверенно перебираясь с валуна на валун, как годовалый малыш среди мебели в кабинете отца.
Мы покатались взад-вперед по улицам, как бы в поисках материала для моей книги и осваиваясь на новом месте, а затем отыскали гостиницу, где заранее забронировали номер. Гостиница оказалась поблизости от исторического Лос-Аламоса.
Швейцар в форме и глазом не моргнул при виде моего пикапа 1951 года со специальными шинами для преодоления снежных заносов, походной палаткой и множеством запасных канистр для воды и горючего. Одно из преимуществ путешествия к западу от Миссисипи: можно ездить на любом удобном для вас транспорте, не опасаясь, что прикажут поставить машину на задах у служебного входа.
В нашем номере мы привели себя в порядок, слегка почистились и отправились побродить по городу пешком. Я захватил с собой фотокамеру, думая сделать снимки Лос-Аламоса и других интересных
Платье, которое мы выбрали, в плане секса не оставляло желать ничего лучшего. Тина демонстрировала его мне, пока я завязывал галстук. Из мягкой белой шерсти, с высоким воротником, длинными рукавами и не менее длинным вырезом спереди и сзади. Накинув даме на плечи норковый палантин, я повернул ее к себе и оглядел с головы до ног. В смысле передвижения у нее и в этом наряде оставалось как будто не очень много степеней свободы.
— Можешь идти сама? — спросил я, — Или вызвать лифтера с носилками, чтобы переправить тебя к машине?
Тина засмеялась.
— Разве это не лучше тех джинсов? Можешь меня поцеловать, но смотри, не изомни платье и не испорть прическу. Это мы оставим на потом. Сначала поедим и слегка выпьем. Как называется то заведение, о котором ты говорил?
— Где-то оно у меня записано, — сказал я. — Но не проси произнести его название вслух. Мне никогда не давался французский акцент, и даже когда от этого зависела моя жизнь. А это было так давно. Тина?..
— Да, chere?
— Как тебе кажется, — за нами следит?
Она посмотрела на меня.
— Непохоже. Конечно, трудно сказать, когда идешь пешком среди такой толпы. Но если следят, то очень квалифицированно, часто меняя наблюдателей. Ты что-то заметил?
Я покачал головой.
— Ни одного знакомого лица. Может быть, их отозвали… Думаю…
Тина похлопала меня по щеке.
— Подумай завтра, не сегодня. Этот городок очень мил, и мы тут хорошо проведем время.
— Конечно, — согласился я, — Но я бы чувствовал себя гораздо лучше, если бы Мак оказался здесь и ответил на пару простых вопросов.
Рекомендованное мне заведение оказалось небольшим по размерам, очень изысканным и очень-очень французским. Нам дали стаканы для виски, бутылку которого я в лучших техасских традициях принес с собой, завернув в газету. Если мне предстоит достаточно долго проболтаться в этом штате, подумал я, расходы на целую бутылку вполне могут оправдаться. За обедом я обнаружил, что Тина стала настоящей гурманкой. Она устроила военный совет с метрдотелем и двумя официантами, один из которых заведовал закусками, а другой — вином. Все трое были от нее в восторге, так как она отлично говорила по-французски, да и весь ее элегантный облик в белом вечернем платье не настраивал их на враждебный лад. Они остановились на жареном каплуне с грибами. Как я понимаю, каплун отличается от петуха тем же, что и мерин от жеребца. Теоретически, казалось бы, к чему заводить всю эту суету из-за какого-то цыпленка, но на практике обнаружилось, что дело того стоило. Вино, как мне сообщили, было особого урожая и года, который был знаменит именно этим урожаем, — какого конкретно, я забыл. Все вместе составило прямо-таки настоящее представление и бросило серьезную тень сомнения на сложившийся в моем воображении образ типичного техасца как человека, существующего исключительно на жестком мясе прямо с пастбища. Конечно, весь провиант готовился и подавался французами, но туземцы вокруг меня поглощали его с более чем умеренным энтузиазмом.