Путешествие Черного Жака
Шрифт:
Ступая со всей возможной осторожностью, на носках, я стал приближаться к незнакомцу.
«Для начала завладею его фонарем. Молоток мне тоже пригодится, с ним я смогу добыть себе пропитание, когда выберусь на поверхность».
Тем временем карлик обнаружил что-то интересное. Покрутив находку в толстых пальцах, он оживленно хмыкнул, схватил лежавший неподалеку мешок и бережно что-то туда сунул. Когда он повернулся, я заметил, что к стене за его спиной прислонен огромный боевой топор, в свете фонаря тускло блеснуло серебристое лезвие.
«Топор тоже очень кстати. Им я смогу отбиваться от врагов».
Я так увлекся наблюдением за странным карликом,
Через какое-то время свет стал меркнуть. Я выглянул из-за выступа и увидел, что карлик забросил мешок на спину и спешит прочь, топор он держал в правой руке, а фонарь привесил в поясному ремню. Стараясь двигаться как можно осторожнее, я поспешил следом. Кажется, мое появление в подземном ходу осталось незамеченным.
Карлик шагал уверенно. Высота лаза вполне позволяла ему идти быстро, без опаски зацепиться головой за каменный свод. Я же вынужден был пригибать шею.
Нападать со спины я совсем не привык, но, похоже, у меня не оставалось другого выхода. Судя по реакции на звук упавшего из-под моей руки камня, настроен карлик был крайне воинственно.
Я уже совсем было собрался разбежаться и прыгнуть ему на плечи, когда свет впереди стал нестерпимо ярким, и через некоторое время карлик, а следом за ним и я выбрались в необыкновенно живописную цветущую долину. На невысоких плодовых деревьях висели сочные плоды, между деревьями порхали птицы, высокие цветы распускали пышные бутоны, над цветками жужжали медоносные пчелы, а меж всего этого благолепия примостилась маленькая деревушка, сплошь состоящая из крепко сбитых бревенчатых домиков. Крыши их были покрыты каменной крошкой. Среди общего однообразия построек выделялся только один дом — двухэтажный, с окнами, отделанными резьбой из красного дерева. После кошмара рудников и многодневной пытки тяжелым физическим трудом я буквально опьянел от потрясающего зрелища и на короткое время забыл, что мне угрожает смертельная опасность, а некто очень могущественный задался целью погубить меня.
Этого сладостного забытья оказалось вполне достаточно, чтобы вынырнувший откуда-то карлик с размаху опустил свой топор на мою голову. Хорошо еще, что бил он плашмя, чтобы только оглушить меня, иначе история моего путешествия прервалась бы самым печальным образом…
Впрочем, я был ему нужен. Вернее, нужен его народу. Как я узнал несколько позже, буквально накануне моего появления они собирались сделать вылазку в места человеческого обитания, чтобы украсть какого-нибудь юношу лет этак двадцати — двадцати пяти. И тут им подвернулся я.
Наверное, они дни и ночи воздавали хвалы своему карликовому богу, что я оказался таким прытким и сбежал из рудников. Правда, позже моя прыткость показалась им чрезмерной… Но об этом несколько позже.
Как бы то ни было, притащивший меня в деревню карлик целую неделю был кем-то вроде национального героя. Он сидел в главном питейном заведении деревушки и, опрокидывая в себя очередную кружку эля, в сотый раз рассказывал, как я напал на него, но «он оказался намного сильнее и проворнее»… Их несколько смутило мое бросавшееся в глаза истощение, но они быстро пришли к мысли, что это не наследственный недуг, а значит, его можно вылечить, если кормить меня до отвала…
Кошмар девятнадцатый
Свадебные хлопоты
Принцессе, чтоб ее чума взяла, уже четырнадцать годков, самое время выдать замуж за какого-нибудь принца…
…Когда после удара топором по голове я очнулся и открыл глаза, первое, что я узрел, — матерчатый полог. Я испугался, что меня, чего доброго, похоронили по какому-нибудь древнему обычаю, накрыв белоснежным саваном, но, приподнявшись, обнаружил, что лежу на светлом, низком ложе, под головой у меня несколько подушек, накрыт я пуховым одеялом, а перед тем как меня сюда положить, чьи-то заботливые руки вымыли меня. От резкого блаженства у меня немного закружилась голова. Я даже подумал, что жизнь не так ужасна, как мне представлялось в рудниках, и следом за черной полосой непременно происходит что-то хорошее. Так я думал, пока планы карликового народа еще не были мне известны. Я сел на кровати, откинул полог и увидел на стуле кожаные штаны и тканую рубаху. Она была мне немного велика — местные швеи перестарались, на полу стояла пара чудесных сапог с загнутыми кверху носами. Я поспешно оделся, пока никто не отнял этих великолепных даров. После тюремных жестких лохмотьев новая одежда показалась мне мягче шелка, а сапоги настолько удобными, что я решил станцевать в них. Сделал несколько па и в то же мгновение заметил, что в окно смотрит не меньше пяти бородатых рож. Широко открыв глаза, плоские рожи наблюдали за моим странным танцем. Я почувствовал, что заливаюсь краской стыда, медленно опустил ногу, толкнул дверь и вышел наружу.
Меня уже встречали. Все пространство перед домиком было запружено народом. Встреча немного напоминала прием, оказанный мне жителями деревушки Каменного Горгула. Только овация была немного менее бурной. Еще меня несколько удивило, что все собравшиеся удивительно маленького роста. Самые высокие из них не доставали мне даже до подбородка. Правда, большинство местных было удивительно плотного сложения. Бородатые мужики походили на бочки с элем, поставленные на кривые маленькие ножки. Массивные руки с огромными кистями свисали почти до колен…
Встречали меня пышными пирогами, блинами со сметаной, молодым дымящимся картофелем, соленьями и прочим… Я принялся хватать еду с подносов, которые держали в руках малорослые дородные бабы, и стремительно запихивать в рот. Публика отреагировала на мое малоцивилизованное поведение одобрительным гулом. Должно быть, у них было принято не ограничивать себя в еде. Набив живот, я вцепился в кувшин, где плескалась какая-то жидкость. На поверку она оказалась легким светлым элем, и я стал жадно хлебать из кувшина… Потом мое внимание привлек румяный пирог, я поспешно ухватил его и запихнул в рот почти целиком, издавая дикое чавканье. Пирог оказался яблочным.
Когда я почувствовал, что мой отвыкший от сытной пиши желудок вот-вот лопнет, я уселся на ступеньки крыльца, ощущая устойчивый приступ тошноты. Стараясь удержать пищу внутри себя, я приложил руку ко рту и оглушительно икнул.
Карлики наблюдали за мной с видимым сочувствием. Одна из баб даже приблизилась и погладила меня по голове, а потом обернулась к своему народу и улыбнулась.
Вперед вдруг вышел низкорослый мужик в длинном, расшитом золотом кроваво-красном кафтане. Он приложил руку к груди, важно кивнул мне, дождался ответного кивка, заложил руку за обшлаг кафтана и, высоко задрав подбородок, проговорил: