Путешествие Черного Жака
Шрифт:
От имени автора
…И по сию пору я не могу простить себе, мой читатель, что взялся за этот неблагодарный труд, чреватый для меня в дальнейшем многими серьезными неприятностями, ибо я предельно честно использую полученные мною магическим путем знания. Заметь, мой друг, я отнюдь не приукрашиваю наполненную злодействами жизнь Властелина, не пытаюсь набросить на нее вуаль: я веду повествование прямолинейно, честно, уверенно… Такой уж я человек — не склонен ко лжи и предательству… Могу также сообщить тебе, читатель, что создаю я этот кошмарный труд, находясь в трезвом рассудке и здравой памяти (или наоборот?), но исключительно по
О, если бы только я был чуточку сильнее духом… Тогда я покончил бы с собой, чтобы не принимать впоследствии смерть в жутких муках. То, что я буду им подвергнут, не вызывает у меня никаких сомнений…
Вот и сейчас Черный Властелин грохочет наверху подкованными медью сапогами по отполированным его проклятыми ступнями камням замка, а в моей одинокой келье, в полуподвале, где я заточен, его шаги отдаются гулким эхом.
Я был похищен его бессердечным помощником, оторван от службы при королевском дворе, где мои обязанности были предельно ясны: я занимался дворцовой документацией, а точнее — составлением списка вещей для хозяйственных нужд. Насколько по сердцу было мне это дело, вы можете судить по жестокой тоске, отблеск которой лежит перед вами на бумаге… Теперь же сочинительство — грешное, богонеугодное ремесло — мой удел. Мой удел… О боже… И я, человек религиозного сословия, тот, кто всегда, с самого крещения в младенчестве, носил крест анданской церкви и никогда не снимал его (даже в минуты интимной близости со своей дражайшей супругой и прочими женщинами), вынужден служить злу…
Шаги раздаются все отчетливее, он бродит из угла в угол, предаваясь мрачным мыслям — они вечно терзают его. Должно быть, что-то светлое и доброе в этом мире снова вызвало его недовольство.
Обычно он появляется у меня, завернувшись в черный плащ, и глаза его поблескивают из-под смоляных бровей грозно, с бесконечной злобой — извечной его спутницей… Я всегда страшусь этого безжалостного взора, в присутствии Властелина я так ясно ощущаю свою ничтожность, слабость.
Дабы не прогневить его, без проволочек приступаю…
Историю, которую тебе предстоит прочесть, мой читатель, Властелин самым тщательным образом внушил мне ментально, а затем, дабы скрепить приобретенные знания печатью Соломона, крепко-накрепко вложил в мою голову правильное восприятие услышанного и прочувствованного…
Страшнее Черного Властелина, как его прозвали степные кочевники юга и граждане Паквилона, великого города бескрайних равнин севера, был только Владыка ветра Энлиль, но и он сгинул — разбился о разделившие материк горные хребты. И было это в те стародавние времена, когда кипучие элементали стихий вступили в войну с демонами нижних пределов и Черный Властелин явился на свет впервые.
Никто уже не помнит, кроме разве что магистров радужного спектра, что заставило его оказаться отступником и пойти против своих создателей — богов, — только однажды он вдруг исчез из мира на долгие века. И было это карой высших сил своему блудному сыну, ибо не прощали они предательства и не верили, что отступник может когда-нибудь возвратиться в отчий дом…
Когда же мой герой в очередной раз явился на свет из кромешной тьмы, где все мы пребываем, ожидая своей очереди родиться, главными развлечениями у людей — как, впрочем, и у разноплеменной нечисти, — были секс и смерть… В беспечной молодости будущий Властелин был совсем не прочь предаться веселью одним из вышеупомянутых способов…
Кошмар первый
Загубленное детство
Детство
Летопись, лежащая перед вами, раскрывает обо мне всю правду — это история любви, смерти, предательства и порока. Ручаюсь, такого вы еще не слышали и вряд ли услышите впоследствии. А потому умолкните, приложите к дрожащим и мокрым губам своим указательный палец и замрите, внемля моему голосу. Голосу Черного Властелина. Облечь мои воспоминания в презренные слова я поручил мужу недостойному и трусливому. И все же мне представляется, что он обладает небольшим, но достаточным талантом сочинителя, чтобы суметь донести до вас суть моей истории…
В этот раз в мир я явился с одной только целью: доказать всякому живущему — и самому себе, разумеется, — что мое существование было строго предопределено свыше…
Я тот, кого на Разделенном материке, Удаленных землях и Мастеровых островах зовут Черным Властелином, иногда Властителем, порой Черным Повелителем… Впрочем, если речь заходит обо мне, спутать сложно: обычно все голоса смолкают, и говорящий оказывается в абсолютной тишине, слышится только биение его беспокойного человеческого сердца.
Теперь моим именем пугают детей, и я этим до чрезвычайности горд, но когда-то — было и такое время — обо мне и слыхом не слыхивали. Память моя о прежних инкарнациях была стерта могущественными магистрами, и человечество успело порядком меня забыть. А звали меня во времена моего последнего рождения просто и безыскусно — Черный Жак.
Не сказать чтобы я был доволен самим фактом того, кем являюсь я теперь. Не сказать чтобы я был рад тому, что со мной сделали ведьмы, выкравшие меня из родительского дома. Скорее наоборот. Но другого себя я не знал, хотя со стороны видел неоднократно… И возвратившаяся память сделала меня настолько же счастливым, насколько и несчастным…
Но все по порядку.
За долгие годы я менялся, я выходил из сотен домов, душа моя окрашивалась в светлые тона, в беспамятстве приобретала посторонние ложные оттенки в отсутствие черного истинного цвета, я трансформировался, вглядывался в сумрак, и сумрак вглядывался в меня.
Я хорошо помню моих воспитательниц — ведьм Селену, Габи и Тересу.
Вот как выглядели эти во всех отношениях странные дамочки. Габи. Высокая, стройная, рыжая пышная грива огненных волос развевается по ветру, а она хохочет и кружится со мной на руках, потом возносится над деревьями и лесом, а я удивленно наблюдаю за происходящим, окончательно потеряв голову от неожиданности новых впечатлений. Тогда для меня полеты и черное колдовство были еще в диковинку.
Габи навсегда запомнилась мне такой — время не властно над ведьмами. Только рука судьбы… и моя проклятая рука… Черный волчонок, — так звала меня Габи.
Вот тучная Селена, чьи волосы и глаза были белыми, как березовый ствол, забавно таращит выпуклые очи и грозит мне пальцем, из которого пульсирующими волнами и едва различимым розовым свечением исходит сила. В ней есть поразительная для ведьмы привязчивость — женская суть, бабья доброта. В раннем детстве я остро чувствовал ее теплую натуру и инстинктивно тянулся к луноликой Селене, пока она окончательно не превратила меня в свою живую игрушку.