Путешествие Хамфри Клинкера
Шрифт:
Этот честный баловень фортуны, которого звали Браун, рассказал дядюшке, что был обучен ткацкому ремеслу и лет восемнадцать назад из-за лени и беспутства пошел в солдаты Ост-Индской компании; что на службе посчастливилось ему привлечь внимание и получить одобрение лорда Клайва, который производил его из чина в чин, покуда не стал он капитаном и полковым казначеем и в сем звании честно накопил около двенадцати тысяч фунтов, а по заключении мира подал в отставку. Несколько раз посылал он деньги отцу, который получил только первую посылку — сто фунтов; в другой раз деньги попали в руки одного банкрота, а в третий были пересланы одному шотландскому джентльмену, который умер до получения их, и предстоит еще их взыскивать с его душеприказчиков.
Теперь он подарил старику на неотложные его нужды пятьдесят фунтов сверх той сотни фунтов, которую внес за освобождение брата. Он привез с собою уже заверенный документ, по которому закрепил за родителями пожизненную ренту в восемьдесят фунтов в год, каковая по смерти их переходила к обоим его братьям. Для младшего брата он обещал купить патент на офицерский чин, а среднего собирался взять компаньоном в дело, ибо хотел завести мануфактуру, чтобы доставить работу и кусок хлеба людям трудолюбивым, а сестре своей, бывшей замужем за бедным фермером, решил дать в приданое пятьсот фунтов. Наконец, еще пятьдесят фунтов роздал он беднякам города, где родился, и поставил угощение всем обитателям его без исключения.
Дядюшка был столь восхищен натурой капитана Брауна, что за обедом трижды пил за его здоровье. Он говорил, что гордится знакомством с ним, что капитан делает честь своей отчизне и в некоторой мере очищает человеческую природу от обвинений в гордыне, себялюбии и неблагодарности. Да и мне очень понравились скромность и сыновняя любовь этого честного воина, который не хвалился своими успехами и очень мало говорил о делах своих, но на вопросы наши отвечал кратко и разумно.
Мисс Табита обходилась с ним очень милостиво, покуда не узнала, что он собирается жениться на девице низкого сословия, которую любил еще в бытность свою подмастерьем у ткача. Услыхав о его намерении, тетушка наша изменила свое поведение и стала чопорной и сдержанной, а когда гости разошлись, объявила, задрав нос, что Браун — человек довольно учтивый, если принять во внимание низкое его происхождение, но что фортуна, позаботившись о его благополучии, оказалась неспособной изменить понятия его, которые так и остались низменными и плебейскими.
Спустя день после сего приключения мы свернули на несколько миль с прямой дороги, чтобы осмотреть Друмланриг, резиденцию Куинсберри, великолепный дворец, возникший, как бы по волшебству, среди дикой пустыни. Это поистине роскошное здание, окруженное садами и парком, и оно тем сильнее поражает воображение, что находится в пустынной местности, — в одном из самых диких уголков во всей Шотландии. Однако край этот отличается от других областей горной Шотландии, ибо горы здесь покрыты не вереском, а нежной зеленой муравой и служат пастбищем, на котором пасутся бесчисленные стада овец. Но руно в этой области, называемой Нисдейл, нельзя сравнить с руном Голуэя, которое, говорят, не уступает шерсти овец, разводимых на равнинах Солсбери.
Переночевав в замке Друмланриг по приглашению самого герцога, одного из прекраснейших людей на свете, мы поехали дальше в Дамфрис, очень красивый торговый город близ английской границы, где нашли в изобилии хорошие съестные припасы и превосходное вино за весьма умеренную цену, и расположились здесь со всеми удобствами, не хуже, чем в любой части южной Британии. Если б суждено мне было остаться до конца жизни в Шотландии, я избрал бы Дамфрис.
Здесь осведомились мы о капитане Лисмахаго и, не получив о нем никаких вестей, отправились через залив Солуэй в Карлейль. Должно вам сказать, что солуэйские пески, по которым путники проезжают во время отлива, чрезвычайно опасны, ибо в иных местах пески эти зыбучие, а в прилив вода заливает их столь стремительно, что нередко путешественники бывают настигнуты морем и погибают.
Пробираясь с проводником по этим предательским зыбучим пескам, заметили мы утонувшую лошадь, которую Хамфри Клинкер после осмотра признал за того самого коня, на котором ехал мистер Лисмахаго, когда расстался с нами у Фелтонского моста в Нортумберленде. Это заключение, казалось, возвещавшее, что наш приятель лейтенант разделил участь своей лошади, огорчило всех нас, а особливо тетушку Табиту, которая, проливая горькие слезы, попросила Клинкера вырвать из хвоста погибшей лошади два-три волоса, дабы сделать из них кольцо в память ее хозяина.
Но печаль тетушкина и наша была недолгой, ибо одним из первых, кого мы увидели в Карлейле, был лейтенант in propria persona 59 , торговавший у барышника лошадь во дворе той самой гостиницы, куда мы приехали. Первой заметила его мисс Брамбл и взвизгнула так, точно узрела привидение; и в самом деле, в положенный час и в подходящем месте его легко можно было принять за выходца с того света, ибо он был еще более худ и мрачен, чем прежде. Мы встретились с ним с сугубой сердечностью, ибо думали, что он утонул, а лейтенант, в свою очередь, не поскупился на изъявления радости при этом свидании.
59
Собственной персоной (лат.).
Он сообщил, что осведомлялся о нас в Дамфрисе и услыхал от странствующего торговца из Глазго, будто мы решили возвратиться домой через Колдстрим. Рассказал он нам, что, когда проезжал без проводника по зыбучим пескам, лошадь его увязла да и он бы погиб, если бы, по счастью, не выручила его из беды возвращавшаяся почтовая карета. Потом поведал нам, что мечта его устроиться на родине не сбылась, и теперь он держит путь в Лондон, чтобы оттуда отплыть в Северную Америку, где он надеется провести остаток дней среди старых своих друзей миами, занимаясь образованием сына, которого родила ему его возлюбленная Скуинкинакуста.
Намерение его пришлось совсем не по вкусу нашей милой тетушке, которая завела длинный разговор о тяготах и опасностях столь долгого плавания по морю и столь утомительного засим путешествия по суше. В особенности же распространялась она о том, какой опасности подвергнется его драгоценная душа среди дикарей, еще не получивших радостной вести о спасении. И, наконец, намекнула ему, что отъезд его из Великобритании может оказаться роковым для сердца некой достойной особы, которую он призван осчастливить.
Дядюшка мой, по великодушию своему подлинный Дон Кихот, догадавшись, что настоящая причина, понуждающая Лисмахаго покинуть Шотландию, есть невозможность жить пристойно на скудное половинное жалованье субалтерна, начал проникаться к нему горячим сочувствием. Казалось ему жестоким, что джентльмен, служивший с честью своей родине, принужден покинуть ее по бедности и жить на старости лет среди отбросов рода человеческого в отдаленнейшей части света. Об этом он поведал мне и прибавил, что с охотою предложил бы лейтенанту приют в Брамблтон-Холле, если бы не опасался того, не окажется ли он несносным сожителем по причине странностей своих и духа противоречия, хотя беседа с ним бывает иногда и поучительной и занимательной.