Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Шрифт:
— Вы меня удивляете, — сказал Альтамонт.
— Что ж, я постараюсь вас убедить.
Доктор взял термометр, погрузил его в горячий кофе, подождал, пока ртуть понизилась до пятидесяти пяти градусов, и затем с видимым удовольствием выпил живительный напиток.
Бэлл хотел было последовать примеру доктора, но обжег себе язык и завопил не своим голосом.
— Это от непривычки, — улыбнулся Клоубонни.
— Не скажете ли вы, доктор, — спросил Альтамонт, — какую температуру может выдержать человек?
— Охотно, — отвечал доктор. — Были произведены соответствующие опыты, надо сказать, весьма любопытные. Могу привести несколько замечательных фактов. Они вам докажут, что можно ко всему привыкнуть, даже к температуре, при которой жарится бифштекс. Известно, что девушки, работавшие в общественной пекарне города Ларошфуко во Франции, в течение десяти минут оставались в печи, накаленной до трехсот градусов (+132°C), то есть температура была на восемьдесят восемь градусов выше точки кипения воды. Вокруг них жарились в печи яблоки и говядина.
— Вот так девушки! — воскликнул Альтамонт.
— А вот вам другой, не подлежащий сомнению факт. Восемь наших соотечественников — Фордайс, Банкс, Соландер, Благдин, Хом, Нус, лорд Сифорт и капитан Филипс — выдержали в тысяча семьсот семьдесят четвертом году температуру в двести девяносто пять градусов (+128°C) в печи, где в это время жарился ростбиф и варились яйца.
— И это были англичане? — не без гордости спросил Бэлл.
— Да, Бэлл, англичане, — ответил доктор.
— О, американцы сделали бы и почище того, — заявил Альтамонт.
— Они изжарились бы, — засмеялся Клоубонни.
— А почему бы и нет? — возразил американец.
— Во всяком случае, сделать этого они не пытались, поэтому я ограничусь своими соотечественниками. Упомяну еще об одном факте, который кажется прямо невероятным, но свидетелей его нельзя заподозрить во лжи. Герцог Рагузский и доктор Юнг, француз и австриец, своими глазами видели, как один турок окунулся в ванну, температура которой достигала ста семидесяти градусов (+78°C).
— Мне кажется, — заметил Джонсон, — что это далеко не так замечательно, как то, что делали служанки общественной пекарни и наши соотечественники.
— Простите, — сказал доктор, — но одно дело выдерживать горячий воздух, а другое — погружаться в горячую воду. Горячий воздух производит испарину, предохраняющую тело от ожога, а в горячей воде мы не потеем, следовательно, обжигаемся. Поэтому для ванн рекомендуется температура не выше ста семи градусов (+42°C). Видно, у этого турка был какой-то необыкновенный организм, раз он мог выдерживать такую высокую температуру.
— Скажите, доктор, — спросил Джонсон, — какая вообще температура у животных?
— У различных классов животных различная температура, — ответил Клоубонни. — Так, самая высокая температура наблюдается у птиц, в особенности у кур и уток. Температура их тела превышает сто десять градусов (+43°C), в то время как у филина она не выше ста четырех (+40°C). Затем идут млекопитающие и люди; температура тела англичан в среднем — сто один градус (+37°C).
— Я уверен, что Альтамонт и здесь будет доказывать превосходство американцев, — засмеялся Джонсон.
— Да, среди нас есть люди очень горячие, — сказал Альтамонт, — но так как мне не приходилось измерять им температуру ни подмышкой, ни во рту, то я боюсь что-нибудь утверждать.
— Люди, принадлежащие к различным расам, — продолжал доктор, — не обнаруживают значительной разницы в температуре, если находятся в одинаковых условиях, причем характер пищи не играет особой роли. Могу вам даже сказать, что температура человеческого тела под экватором и на полюсе одна и та же.
— Следовательно, — спросил Альтамонт, — теплота нашего тела одинакова как здесь, так и в Англии?
— Почти одинакова, — ответил доктор. — Что касается других млекопитающих, то их температура вообще несколько выше температуры человека. Ближе всех в этом отношении стоят к человеку лошадь, заяц, слон, дельфин и тигр; кошка, белка, крыса, пантера, овца, бык, собака, обезьяна, козел, коза обладают температурой в сто три градуса, но свинья всех их превосходит, ибо ее температура даже выше ста четырех градусов (+40°C).
— Это прямо обидно для людей, — заметил Альтамонт.
— Затем идут земноводные и рыбы, температура которых изменяется в зависимости от температуры воды. Температура змеи — всего восемьдесят шесть градусов (+30°C), лягушки — семьдесят (+25°C); акула обладает примерно такой же температурой, как лягушка. Наконец, насекомые, по-видимому, имеют ту же температуру, что окружающие их воздух или вода.
— Все это прекрасно, — вдруг заговорил Гаттерас, до сих пор не принимавший участия в беседе, — и я очень благодарен доктору, который охотно делится с нами своими познаниями. Но мы так долго говорим о высокой температуре, что можно подумать, будто нам предстоит переносить палящую жару. Мне кажется, более уместно было бы поговорить о холоде и назвать самую низкую температуру, какая до сих пор наблюдалась.
— Вот это дело, — заметил Джонсон.
— Извольте, — отвечал Клоубонни. — Могу вам и об этом рассказать.
— Еще бы! — воскликнул Джонсон. — Вам и книги в руки!
— Друзья мои, я знаю только то, чему научился от других, и когда я вам расскажу, вы будете знать не меньше моего. Итак, вот что я могу вам сказать относительно холодов и морозов, наблюдавшихся в Европе. Насчитывают немало памятных зим; по-видимому, самые суровые из них повторяются через каждые сорок один год, период, совпадающий с периодом появления наибольшего числа солнечных пятен. Упомяну о зиме тысяча триста шестьдесят четвертого года, когда Рона замерзла до самого Арля; о зиме тысяча четыреста восьмого года, когда Дунай был скован льдом от истоков до устья и волки переходили по льду Каттегат; о зиме тысяча пятьсот девятого года, когда Адриатическое и Средиземное моря замерзали в районах Венеции, Сета и Марселя, а Балтийское море десятого апреля еще не было свободно ото льдов; о зиме тысяча шестьсот восьмого года, когда в Англии погиб весь скот; о зиме тысяча семьсот восемьдесят девятого года, когда Темза замерзла до самого Грейвсенда, на шесть лье ниже Лондона; о зиме тысяча восемьсот тринадцатого года, о которой французы сохранили такие ужасные воспоминания, и, наконец, о зиме тысяча восемьсот двадцать девятого года, самой ранней и вместе с тем самой продолжительной из всех зим девятнадцатого столетия. Так обстоит дело в Европе.
— Но здесь, за полярным кругом, до какого градуса опускается температура? — спросил Альтамонт.
— Черт возьми, — сказал доктор, — кажется, нам пришлось испытать самые большие морозы, когда-либо наблюдавшиеся на земле, так как спиртовой термометр однажды показывал минус семьдесят два градуса (-58°C). Если не ошибаюсь, до настоящего времени полярным путешественникам приходилось наблюдать на острове Мелвилла минус шестьдесят один градус, в порту Феликса — минус шестьдесят пять и в форте Упования — минус семьдесят (-56,7°C).