Путешествие на край комнаты
Шрифт:
«Ты единственный журналист, который пришел с нами поговорить», — сказал он, целуя меня на прощание. Мне не хватило духу признаться, что я никакой не журналист, что я даже пишу с ошибками (я честно признался, когда устраивался на работу, что у меня дислексия) и что я не собираюсь писать про него в газету, даже в рамках чистого вымысла. Если тебе приходилось встречаться в общественном туалете с человеком, у которого ты только что брал интервью, и с тремя его телохранителями, самыми суровыми из всех, а такое случается чуть ли не каждый раз, ты уверяешь его, что напишешь потрясающий репортаж, где все будет в точности так, как сказал интервьюируемый,
Но после пса, когда мне пришлось улепетывать со всех ног, я, понятное дело, уже не смог вернуть те бутлеги. Меня до сих пор гложет чувство вины. Потому что я знаю, как он ими дорожил, тот ливанец. Мы все любим пиратские записи. Никому неохота стоять под дождем вместе с плебсом, всем хочется тусоваться за сценой, с музыкантами. Среди приближенных.
— Повезло тебе, что ты был в своем кардиффском свитере, а то, может, до сих пор бы сидел в Бейруте.
— Нам всем нужна помощь, но помощь должна приходить вовремя: какой смысл угощать утопленника коктейлем?
Когда мы выходили, Хорхе выговаривал Половичку;
— Так нельзя, как вы делаете. Клиенты и так уже шарахаются от одного вашего вида, а вы еще доверительно им сообщаете, что они скоро погибнут при крушении поезда.
— Она, наверное, не расслышала.
— Ты скоро умрешь при крушении поезда. Что тут можно не расслышать? Ты скоро поймешь наущение дрозда? Ты скоро замрешь в нарушении проезда? Или что?
Автобус уже подъезжал к остановке. Мерв вдруг резко остановился и хлопнул себя по лбу, как будто он что-то забыл, а теперь вспомнил. Впрочем, «как будто» тут было излишне.
— Мне надо позвонить сыну. У него день рождения.
Я не стала тратить зря время и ждать Мерва. Я уже знала, что мы никуда не пойдем. Я переоделась и поднялась на крышу.
Я заметила, что Влан изо дня в день читает одну и ту же пожелтевшую мятую газету. В конце концов я все-таки клюнула на приманку.
— Наверное, газета очень интересная, — сказала я, — раз ты ее перечитываешь уже почти месяц.
— Я всегда перечитываю одну и ту же газету по нескольку месяцев, чтобы напомнить себе, что ничего, в сущности, не происходит. — Он сказал, что глупо тратиться каждый день на новую газету, которая ничем не отличается от вчерашней, позавчерашней и месячной давности. Зачем платить деньги за одни и те же новости? — Каждый день покупать газету — это претенциозность. Ты покупаешь газету вовсе не потому, что хочешь что-то узнать, потому что из газет никогда ничего не узнаешь, ты покупаешь газету, чтобы показать, какой ты весь из себя деловой; чтобы ввернуть в разговоре: «Да, я читаю газеты. Каждый день».
Точно так же, подумала я про себя, как если ты уже два года подряд читаешь одну и ту же газету: чтобы ввернуть в разговоре, если найдешь благодарного слушателя: «Я уже два года читаю одну и ту же газету».
— Но я каждый раз нахожу для себя что-то новое, — добавил Влан. — Газета остается такой же, какой была. Но я меняюсь. Или, может быть, это я остаюсь, каким был, а газета меняется? Или мне открывается новый смысл в тексте? Тем более что это опасно — покупать газеты.
— Разве?
— А то ты не знаешь. Сколько трагических историй начинается словами: «Он просто вышел купить газету»?
— Сегодня не мой день. С утра не заладилось, — объявил Рутгер, нарисовавшись на крыше с
— Хорошо, — сказал Ричард.
— Мне надо срочно послушать историю про кого-то, кому еще хуже, — не унимался Рутгер.
— Тут есть репортаж про шахтеров, которых засыпало в шахте: там темно, холодно, воздух кончается, они стоят по шею в ледяной воде, и вода прибывает. Они очень надеялись, что их спасут, но спасатели опоздали, — предложил Влан.
— Для начала сойдет.
— На самом деле, — заключил Влан, — нас всех засыпало в шахте, где темно, холодно, воздух кончается, а мы стоим по шею в ледяной воде и надеемся, что нас спасут. Только помощь всегда опаздывает.
Мы рассмеялись.
Пришла Хейди. Она редко когда поднималась на крышу. У нее была своя вилла за городом. Мы так и не поняли, почему она продолжает работать в клубе. Ей регулярно передавали дорогие подарки от восхищенных поклонников, которые не ждали никакой благодарности за эти знаки внимания. То есть, может, и ждали, но чисто гипотетически. Подарки Хейди всегда принимала, так что поклонникам доставалось хотя бы моральное удовлетворение.
Она разделась догола, и крыша как будто покачнулась. В затерянную рыбацкую деревушку прибыл вертолет с грузом чистейшего вожделения. Многие красивые девушки совершенно не смотрятся без косметики. Марина, к примеру, когда не накрашена, выглядит совершенно больной, причем уже неизлечимо, а Ева похожа на оцепеневшее ночное млекопитающее. Но Хейди… Хейди великолепна в любом виде. Ее роскошная задница обладала таким притяжением, что даже я едва справлялась с желанием наброситься на нее и сотворить что-нибудь непристойное, хотя меня никогда не тянуло к женщинам.
Хейди пришла вместе с Уолтером. Постоянного партнера для номера у нее не было. Сейчас с ней работал Уолтер, новенький мальчик. Уолтер нравился всем. Мне — особенно. Он был такой… совершенно не мускулистый, на первый, небрежный взгляд даже как будто нескладный, круглолицый, пухлощекий… и одевался он просто кошмарно. Но он был очень сильный. Я это выяснила однажды, когда попросила его вытащить меня из бассейна, и он едва не отправил меня на орбиту одной рукой. Рино как-то попробовал побороться с Уолтером на руках, и Уолтер его положил за секунду. Пять раз подряд.
— Тогда почему он не выглядит сильным? — стонал Рино. — Это неправильно.
Он был очень сдержанным, тихим и не обращал на меня внимания — прием подавляющий, и особенно с близкого расстояния. Быть тихим и сдержанным и не обращать на меня внимания, запершись в ванной, в двух кварталах от меня, — это еще куда ни шло. Но когда мы с тобой видимся каждый день… это слегка раздражает. У него был редкий дар: быть дружелюбным со всеми, ни с кем особенно не сближаясь.
Хотя он был далеко не так прост. Номера типа «Куда ты всё смотришь?» или «Тебе чего-нибудь нужно» с Уолтером не проходили. Он был человеком непредсказуемым: мог ударить без предупреждения и забыть о тебе еще до того, как ты грохнешься на пол. Но он никогда ни о чем таком не рассказывал, что приводило меня в восторг. Он был крепким орешком, наверное, самым крутым мужиком во всей нашей компании — кроме, может быть, Яноша, — из тех безнадежно больных настоящих мужчин, которые режутся в покер всю ночь напролет, едят консервы прямо из банки, могут сорваться чуть ли не в другой город, чтобы попасть на футбольный матч, и угоняют мощные машины, и тем не менее он регулярно звонил своей маме и помнил про день рождения сестры.