Путешествие на Луну
Шрифт:
При этих словах глухой ропот пробежал по рядам рабочих. Каждому послышался уже гул в недрах земли, словно старый исполин пробуждался от долгого сна, негодуя на дерзких нарушителей своего покоя.
Окончив прощальную речь, Михаил Васильевич поднял свой бокал, и все чокнулись за успех экспедиции.
Через час после того расплата была окончена, и рабочие удалились с вулкана, довольные щедрым вознаграждением. Осипов, его дочь и три спутника готовились одни провести ночь.
— Дорогой папочка, — спросила девушка, ложась спать, — а когда мы полетим?
— Завтра, 25 марта, дитя моё, в шесть часов десять минут вечера.
—
— Милая моя, извержение последует тогда, когда я захочу.
— Как же это?
— Просто при помощи того автоматического взрывателя Брегета, который помощник мастера унёс с собой.
— А! — тихо прошептала Леночка. Она не сказала более ни слова, но легко было прочесть по ее лицу, что ответ отца был для девушки далеко не понятен.
— Ты, кажется, не поняла? — спросил Михаил Васильевич.
— По правде сказать, папочка…
— Это очень просто: на высоте двух тысяч метров отсюда, в недрах горы, мы нашли большую природную пещеру. В это-то убежище помощник мастера поместит индукционный аппарат, соединенный с часовым механизмом: в назначенное время аппарат произведет электрический ток, который, посредством проводящей проволоки, достигнет зарядов еленита, заложенных в обсидиане, и взорвет их.
После нескольких минут молчания Леночка еще раз спросила:
— А сколько времени, папочка, продолжится наше путешествие?
— Около сотни часов, я рассчитываю достигнуть Луны 29 марта, в момент ее полнолуния… Мы не можем выбрать более благоприятное время.
Удовлетворившись этим ответом, девушка опустила головку на подушку и через пять минут уже уносилась на крыльях сна туда, куда бесстрашный гений ее отца должен был перенести ее на самом деле через несколько часов.
ГЛАВА XXII
Долго не спал в эту ночь Михаил Васильевич. Сильное волнение охватывало душу старого ученого при мысли о том, что наконец приближается решительный момент игры, ставкой в которой было познание неведомых небесных миров. Вся жизнь его была посвящена этой гигантской задаче, и вот теперь остается сделать последний шаг к ее разрешению! Нужно быть каменным, нужно никогда не видать чудной картины необъятного небосклона, усеянного мириадами звезд, чтобы не понять волнения отца Леночки.
Временами, однако его страстное стремление открыть истину вступало в борьбу с не менее сильным чувством родительской любви. Тогда Михаил Васильевич поднимал голову, и его взгляд, покинув листы бумаги, испещрённые математическими формулами, переносился на Елену.
Молодая девушка, устроившись на походной постели, спокойно спала с улыбкой на губах: без сомнения, она видела во сне любимого человека, и это видение вызывало радостное выражение на ее лице.
—
Опустив голову, старик снова задумался: с одной стороны, его тревожила мысль о судьбе дочери во время неизвестного путешествия, с другой — он беспокоился о том, что будет с Леночкой, если ее оставить на земле одну, без руководителя и защитника. Правда, с Гонтраном она была бы в безопасности. Но Михаил Васильевич ни за что бы не решился расстаться с молодым человеком, помощь которого была так нужна во время экспедиции. Он мог бы, конечно, взять своим спутником одного Сломку. Но, хотя прежняя антипатия профессора к молодому инженеру и прошла, заменившись чувством, близким к дружбе, — однако до полного доверия было еще далеко. Михаил Васильевич был твердо убежден, — как он не раз и повторял это приятелю графа, — что истинный талант всегда скромен, и привычка инженера занимать место Гонтрана казалась ему гордым самохвальством.
После долгого раздумья старый ученый пришел к следующему выводу: так как он не может вполне довериться Сломке, то ему непременно следует взять спутником и Гонтрана; а так как Елена не могла расстаться с графом, то нужно взять в путешествие и ее. Порешив таким образом, Михаил Васильевич снова погрузился в свои вычисления и не заметил среди них, как прошла ночь.
Первые лучи восходящего солнца уже осветили вершину Котопахи, когда профессор потушил лампу и намеревался подкрепить свои силы сном. Вдруг у входа в палатку ему послышался чей-то шепот. Михаил Васильевич встал и приподнял полог, закрывавший вход. Перед ним стоял Вячеслав Сломка.
— Вы! — прошептал изумленно старый ученый. — Что случилось? Почему вы встали так рано?
— Тсс!.. Тише! — отвечал инженер. — Не нужно, чтобы другие нас слышали.
С этими словами приятель графа указал на палатку, где спал Джонатан Фаренгейт.
— В чем же дело? — спросил Михаил Васильевич, заинтересованный таинственным видом молодого человека.
— Войдемте в палатку, — произнес вместо ответа Сломка, — Там я вам объясню, что меня привело сюда так рано.
Осипов сел на свою постель, а Сломка завладел, вместо стула, чемоданом и, наклонившись к своему собеседнику, сказал:
— Вы серьёзно, Михаил Васильевич, рассчитываете взять с собою этого Фаренгейта?
При этом вопросе старый ученый не мог скрыть своего удивления.
— Что же вы хотите с ним делать? — спросил он. — Надеюсь, вы не намерены бросить этого несчастного на вершине Котопахи?
— Он может присоединиться к другим…
— Теперь уже слишком поздно… Подумайте, что извержение наступит сегодня в шесть часов десять минут, и все, что в этот момент будет находиться вокруг вулкана на расстоянии нескольких миль, подвергнется верной гибели.
— Эх! — нетерпеливо сказал инженер, — если бы даже этот янки превратился в кусок жареного мяса, горе было бы невелико… Не думаете ли вы, что Соединённые Штаты будут носить траур по этому своему гражданину?.. У вас, профессор, слишком короткая память, если вы забыли грубый ответ Фаренгейта в Ницце. А между тем, не явись гениальная мысль у Гонтрана заменить орудие вулканом, ваши планы все разлетелись бы в прах… И этому-то человеку, который помог мерзавцу Шарпу украсть вашу идею, — вы предлагаете место в своем снаряде?!.