Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже
Шрифт:
Паломники, повторяя аяты, исступленно кружатся, словно лошади в маслобойке, вокруг дома божия. Люди на носилках, покачиваясь в толчее пеших богомольцев, каждый соответственно своим силам выполняют правила тавафа.
Толпа правоверных перед золоченой дверью Каабы становится еще гуще. Стоящие сзади силой выталкивают из очереди тех, у кого поменьше сил. Вытесняемые из очереди люди, боясь, что все их старания пропадут даром, хватают за руки, за ноги, за ихрамы, за бороды и даже за уши соседей, а те отпихиваются, чтобы неудачники не увлекли их за собой.
У позолоченных врат в дом Аллаха стоят два солдата и преподают паломникам уроки кротости: в руках у них по тугому увесистому жгуту и, стоя наверху, на пороге, они лупцуют по головам и плечам тех, кто хочет хоть на несколько мгновений задержаться у священного места. Хотя жгуты эти скручены из хлопчатобумажной ткани, но по свисту и звуку удара по обнаженным головам и плечам можно легко представить, как соблюдается солдатами одно из первых правил хаджжа - братство мусульман.
– Сколько кругов мы обошли?
– спрашивает Исрафил, который с самого начала тавафа вцепился в подол моего ихрама.
– Пока три.
Остальные три стены Каабы, хоть и не так тесно, но тоже осаждены паломниками. Первый ряд правоверных, сидя на корточках у основания стены, гладит и лобызает полированный до блеска мрамор. Люди из второго ряда тянутся через них к стене, выгнув дугой спины, протягивают вперед головы, орошая сухие от зноя стены слезами и слюнями.
– Азия… Азия… - невольно вырывается у меня.
– Когда-то ты была колыбелью общечеловеческой культуры. Разве первый букварь, карандаш и бумага, первые строки стихов и первые архитектурные чертежи не были результатом парения мысли твоих сыновей? Разве первый скальпель хирурга, первая книга о науке здоровья не были плодом разума твоих детей? Почему ты поддалась злым чарам и колдовству? Кому нужен тот тяжелый сон, в котором ты пребывала долгие века?
Правда, времена снов канули в вечность. Над землей давно зардел свет нового дня и озарил половину мира, но всмотрись, земля моя, дети твои до сих пор еще приходят сюда в поисках сна, с мольбой о снотворном!
Мухаммад Икбал [60] тоже твой сын. Но он обратился к своим пребывающим в дремоте соотечественникам со словами:
Ты — упование совести, что от века живет, Ты — источник богатства сильных мира и их оплот, Ты — из земли сотворенный раб. Ты — сердце земное и время, чей вечен ход. Сорви же завесы, тебе застилавшие свет, и восстань! Отбрось забвения тяжкое бремя и восстань! От сна томительных лет восстань! [61]60
Выдающийся поэт Востока (ум. в 1937 г.).
61
Перевод М. Ткачева.
Так говорил твой сын поэт. Но полюбуйся, другие твои сыновья по-прежнему жмутся к колыбели тяжкого сна и, хотя не повинны ни в чем и сами являются жертвами, молят о прощении у этого камня. Азия… Великая моя земля, старая измученная земля моя…
– Сколько кругов осталось?
– опять спрашивает Исрафил.
– Остался последний круг, мой милый.
Исрафил с удивлением смотрит на меня, не понимая, почему таким патетическим тоном я назвал его «мой милый».
Почтение Каабы завершилось. Напротив золоченой двери возвышается «макам Ибрагим». [62] Ибрагимово стояние походит на кафедру мусульманского проповедника. Оно напоминает также трап, который подвозят к самолетам. На самом верху этой кафедры находится каменная плита. На ней, говорят, остались следы ног Ибрагима. В свое время хазрат Ибрагим, стоя на этой флите, воздвигал вокруг священного камня стены Каабы. Затем, вместе со своим сыном, которого он хотел принести в жертву, но который остался в живых по милости божьей, он впервые обошел им же построенную Каабу. Предания говорят, что господь бог изрек тогда: «Эй, наш халил (т. е. самый искренний друг), ты со своим сыном сделал доброе дело то, что вы почтили наш дом, этого мало. Позовите и других». Тогда хазрат Ибрагим, вторично ступив на плиту, приложил руки ко рту и крикнул на все четыре стороны: «Эге-гей, сотворенные богом люди! Спешите в благословенную Мекку почтить дом творца!» И в тот же миг, рассказывают, с запада и с востока, с Северного и Южного полюсов земли отозвались рабы божий: «Лаббайка, Аллахумма, лаббайк!» С тех пор и появилось выражение «лаббайка, Аллахумма». Титул «халилульллах», то есть искренний друг Аллаха, пристало к хазрату Ибрагиму именно в тот день. В этом и кроется слава Ибрагимова стояния.
62
Небольшое строение, на котором находится камень, где по преданию становился Ибрагим (Авраам), готовя известковый раствор при постройке Каабы, так называемое Ибрагимово стояние.
По правилам хаджжа, прочесть молитву здесь следует дважды, причем в первый раз читается вся молитва целиком, а во второй раз опускается ее начало. Обращение к богу с этой кафедры является фарзом. Но словно разверзлась земля и оттуда появилось столько паломников, что нет места не только для того, чтобы присесть на землю для совершения молитвы и поклонов, но даже для того, чтобы поставить ногу. Хорошо, что люди, стоящие на страже шариата, в тех случаях, когда находят нужным, вводят в исполнения обрядов некоторые изменения и новшества. Они уже давно разрешили, если не хватает места, чтобы совершить поклон, класть голову на плечо или даже на зад впереди стоящего богомольца.
Теперь мы будем пить священную воду Замзам.
Рядом с Ибрагимовым стоянием расположено здание, разукрашенное пестрым орнаментом. В нем находится колодец, воду из которого электрические моторы качают на самый верх, откуда целительная влага своим ходом течет вниз.
Снаружи в восточной стене здания торчат краны. Подставьте под кран сложенные ладони или губы и пейте сколько вашей душе угодно. Однако во время первого тавафа обязательным условием является пребывание внутри здания.
В помещение, которое могло вместить человек двадцать, набилось не меньше сотни. Стоя на круглом помосте из досок, возвышающемся посредине помещения, двое мужчин с толстыми резиновыми шлангами в руках льют воду в разверстые, как у цыплят, пасти и посуду людей, жаждущих божеского благословения. Мутную невкусную жидкость пьют с таким наслаждением, словно после месяца, проведенного в раскаленной пустыне, люди наконец достигли оазиса со сладкой живительной водой. Паломники попроворнее и половчее хватают в воздухе конец резинового шланга и с силой тянут себе в рот.
Захлебываясь, обливаясь с головы до ног святой влагой, они пьют и пьют, не выпуская шланга из рук, пока распорядители водой, осерчав, не вырывают их силой и лупят по головам наиболее неуемных богомольцев. На бритой голове сразу появляется багровый след и взбухает продолговатая шишка, но паломникам это только на радость, потому что это зримый знак их приобщения к священному таинству.
Сеид, наш пастырь по тавафу, что-то сказал водоподавальщику. Видимо, объяснил, что мы являемся почетными гостями дома Аллаха. У того сразу брызнуло бурным фонтаном рвение гостеприимства.
Зажав конец шланга, он направил струю воды прямо на нас. Мои спутники, чуть не обезумев от столь редкого счастья, громко воздавали благодарения господу под этим святым ливнем.
Ваш покорный слуга обеими руками прикрывал от воды пачку сигарет и спички, которые прятал в складках ихрама. Я стремился побыстрее уйти из-под этого душа, но Исрафил крепко держал меня за подол.
Наконец мы вышли наружу и забрали у женщины, похожей на индианку, свои чувяки. Наш казначей дал ей бакшиш — один доллар. Позже я понял, что сотни таких женщин и мужчин в храме Аллаха зарабатывают себе на пропитание и на обратную дорогу домой подобным образом.