Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже
Шрифт:
Комната наверху была не лучше, чем нижняя, с той только разницей, что суфы здесь были повыше и не глиняные, а сколоченные из досок. Да и воздух был почище, а с потолка свешивался вентилятор.
Когда мы с Исрафилом пришли, наши братья уже заняли все места на суфах, разобрали подушки и тюфяки. Мы в недоумении остановились, не зная, как быть.
Вскоре нам принесли нечто вроде подушки, одну на двоих, и мы, опустив на нее головы, легли посреди комнаты на старый вытертый палас.
– Чем больше неудобств испытываешь в дни святого хаджжа, тем ты ближе к Аллаху, - успокаивал меня Исрафил.
Это я и сам знаю, - подумал я. Даже примерно помню, что говорится в высокочтимом Коране: «Здешняя жизнь — лишь суета сует; тот свет только для богобоязненных…» Я даже помню, что это тридцать второй аят шестой суры. Но все-таки на сердце у меня неспокойно. Предводители войска ислама, покоряя огнем и мечом нашу Среднюю Азию и распространяя истинную веру, днем и ночью твердили народу: «Эй, грешники, знайте, что богатство этого мира не вечно. Будь у вас хоть тысячи садов и цветников, полные амбары сокровищ, все это не стоит чашки животворного шербета из хауза Кавсар». [63]
63
Райский источник.
Однако, возвращаясь на родину, они же, мягко говоря, прихватывали с собой все, что попадалось под руку. Что уж говорить о предводителях, если каждый конный воин араб привозил домой из этих религиозных походов тысяч на тридцать динаров разной добычи…
Все это проносилось у меня в мыслях, а мулле Исрафилу я сказал:
– Правильно говоришь, уважаемый вице-глава.
Затем стянул с гвоздя на стене какую-то тряпицу, скомкал и положил под голову. Хозяйская подушка была очень жесткая и напоминала детские игрушки, набитые опилками, к тому же хорошо утрамбованными. Сон не приходил. Я вызвал на беседу моего Искандара.
– Иди сюда, дорогой. Где тебя носит?
– Вот и я, мой друг. Что скажешь? Ого, ты готовился задать храпака?
– Не догадываешься хотя бы поздравить с праздником твоего друга-скитальца!
– Поздравляю, дорогой. Тебе повезло. Сегодня и завтра у тебя праздник весны, а потом и твои именины, то есть святой праздник Курбан.
– Пошел ты, знаешь куда, с этим праздником!
– Что с тобой?! Ты позвал меня, чтобы ссориться?
– Иди спать, соня!
– Не-ет, пока не выложу всего, никуда не пойду! Ты имеешь честь находиться в стольном граде нашей святой веры и должен хорошенько воспользоваться этим редким счастьем.
– Что же я должен делать?
– У меня есть несколько вопросов, ответы на которые можно получить только в Мекке.
– В благословенной Мекке!
– Прости, в благословенной Мекке.
– Теперь валяй дальше.
– Так вот, многие хотят знать, каким образом предания из Таврата [64] и Инджиля [65] переселились в святую книгу мусульман? Даже имена небесных ангелов, пророков, их сподвижников и учеников. Например, имена хазратов Адама и Хавы, Сулеймана, Давуда, Нуха, Исы, Ибрагима, Мусы, Марьям, Исхаака, Исмаила, Джабраила, Ильяса и других. Только и разница, что христиане и евреи говорят Соломон, а мы Сулейман, по-ихнему Мария, по-нашему Марьям, у них Авраам или Абрам, у нас Ибрагим, Илья — Ильяс, Ной — Нух и так далее и тому подобное.
64
Талмуд.
65
Евангелие.
– Искандар, что с тобой? Неужели ты хочешь, чтобы я спросил об этом вслух и досрочно - явился перед страшные очи Мункара и Накира?. [66]
– Лучше отвечу тебе сам, ибо в эти полные благодати дни вследствие ученых бесед, при которых я присутствовал, мои познания в этой отрасли неимоверно возросли. Знаешь ли, дорогой, что штука, называемая счастьем, чаще всего бывает неполной, то есть, если с одной стороны человек счастлив, то с другой стороны непременно испытывает неудовлетворенность. Молчи, молчи, не спорь, это общеизвестно. Возьмем, к примеру, нашего пророка, он в свое время был счастлив со всех сторон; его полководцы и сподвижники, последователи и собеседники отличались храбростью, деловитостью и мудростью; у пророка был такой всесильный зять, как хазрат Али, лев Аллаха; окружавшие пророка блеск, богатство и слава были таковы, что о лучшем и мечтать нельзя. Какая бы красавица ни попадалась ему на глаза, только захоти он, и она являлась в его покои, а не то… Одним словом, наш пророк был счастлив без меры и все же в одном испытывал недостаток. В окружении пророка не было хотя бы двух-трех знающих и талантливых переводчиков, которые, переводя общеизвестные сказания и притчи, сумели бы не быть рабом буквы, а переводить вольно и свободно, или, как говорится, творчески, чтобы никто не смог бы придраться и утверждать, что, мол, это сказание взято оттуда, а эта притча украдена из такой-то книги…
66
Согласно религиозным мусульманским преданиям, ангелы могилы. По одной версии Мункар и Накир сразу же появляются в могиле и начинают допрос грешника с пристрастием; по другой версии, они появятся на допрос только в день Страшного суда.
– Или хотя бы двух-трех хороших литераторов, которые, не заглядывая в Талмуд и Евангелие, сами могли бы наплести всякие были и небылицы.
– Умница, именно это я и имел в виду.
– Ну и что же? Настанет день, и люди узнают, откуда произошли все наши священные предания. Помнишь, ты как-то говорил мне, что творец в благословенном Коране сказал, что повесть о Юсуфе — это откровение Аллаха?
– Да, двенадцатая сура Корана о Юсуфе точно скопирована с Библии. А в Библию она в свое время перешла из старинных преданий. Но в третьем аяте этой суры говорится, что это лучшее повествование из Корана.
– Им, видимо, не было известно латинское слово «плагиум», что означает присвоение чужого авторства.
– Здесь не существовало иных книг, кроме благословенного Корана и нескольких книг религиозного содержания, кому же могло быть известно слово плагиат?!
– Ну, ладно, дорогой, спокойной ночи. Как следует отдохни, завтра тебе предстоит пройти репетицию для Страшного суда.
Накануне кануна
Еще до предрассветного намаза мы явились в Харам. [67]
67
«Священное», т. е. Кааба (араб.).
Вокруг Каабы полно паломников. Святая вода нарасхват. Между Сафой и Марвой не прекращается беготня. Голоса сеидов и хаджи гулко разносятся под сводами гигантских навесов. Лошадь маслобойки, запущенная когда-то нашим усердным пророком, все еще передвигает ноги.
Во время намазов голоса муэдзина и имама транслируются мощными радиоприемниками. Громкоговорители установлены по углам внутренних и внешних навесов на высоких минаретах вокруг Харама. Имам читает аяты обыкновенным голосом и когда произносит слова «Аллах акбар», муэдзин их подхватывает пронзительным тенором на мотив какой-то протяжной и печальной турецкой песни. В самом утверждении «Аллах велик» заключается беспомощное признание величия силы Аллаха, а протяжный, с фиоритурами, долгий, постепенно снижающийся заунывный вопль муэдзина придает этим словам дополнительный оттенок нижайшей мольбы и безоговорочного признания ничтожности человеческого рода.
Нет ничего вместительнее человеческого сердца, - думаю я про себя. Радость или горе, которое может вынести сердце, не вместится ни в какой иной сосуд.
Когда мы возвращались в наше пристанище, все лавки, кроме лепешечной, были еще закрыты. По обе стороны улицы стояли рядами узкие, высокие деревянные тахты. Паломники, совершившие предрассветный намаз, укладывались спать.
Мои спутники также растянулись на своих местах.
Сон бежал от меня, и я вышел во двор. Правда, трудно назвать это двором. Многоэтажные арабские дома построены по-особому: пройдя подворотню и очутившись во дворе, вы ничего не увидите, кроме стен, уходящих вверх, и окон, ни клочка неба, ничего. Стены и окна, одни только стены и окна.