Путешествие на Запад. ТОМ III

Чэн-энь У

– О наша великая повелительница! Твой чудесный сон сбывается. Тебя ждет огромная радость, ты будешь счастлива в супружестве.

Услышав эти слова, государыня поспешно откинула жемчужную занавеску, сошла с трона и звонко рассмеялась; при этом ее вишневый ротик слегка приоткрылся и показались серебристо-белые зубки.

– Ну, поведайте мне, что сказал названый брат Танского императора!

И старшая советница стала рассказывать.

– Когда мы прибыли на станцию, то прежде всего почтили Танского монаха глубоким поклоном, а затем сообщили ему о твоем желании породниться с ним. Он сперва начал было отказываться, но, к счастью, вмешался его старший ученик, который принял нашу сторону и выразил их общее желание оставить здесь своего наставника, чтобы он стал твоим супругом и был провозглашен государем. Он только просил сперва выправить подорожное свидетельство и отправить всех троих учеников на Запад за священными книгами. Он обещал на обратном пути посетить наш дворец и поклониться своему наставнику и тебе, его супруге, а также попросить средства, чтобы возвратиться в великое Танское государство.

Государыня

была очень довольна и, смеясь, спросила:

– А что еще сказал брат Танского императора?

– Ничего больше не говорил, – отвечала советница, – видимо, он не прочь жениться на тебе; а вот второй его ученик прямо заявил, что ему хочется погулять на свадьбе.

Государыня выслушала ее и повелела тотчас же приготовить изысканное угощение, а ей подать парадный выезд для встречи жениха за городскими воротами. Придворные чины – и военные и гражданские – бросились выполнять волю государыни. Одни приводили в порядок помещение, устанавливали помост для пиршества и раставляли яства на столах, другие тем временем готовили парадный выезд. Вскоре все было готово.

И хотя царство Силян было женским царством, представьте себе, читатель, парадный выезд оказался ничуть не хуже, чем в Серединном цветущем государстве.

Вот послушайте:

Подобна драконам шестерка коней – Такое они излучают сиянье! Супругам достойным отправят на ней От фениксов вещих счастливой четы, Несущей в себе постоянства черты, Благое предзнаменованье, Подобная дивным коням неземным Шестерка коней везет колесницу, В багрянец и пурпур одетый возница Волшебной своею упряжкой гордится – Такая упряжка под стать молодым! Как селезень с уткой, как фениксы-птицы В златой колеснице сидят молодые, Навстречу им льются потоки людские, Восторгом великим народ обуян… Надели красавицы платья цветные, Подвески из яшмы, браслеты литые, И ножки обули в парчу и сафьян. Всем хочется видеть чету новобрачных, И каждый поближе пробраться стремится, Но прячут супруги в смущении лица: Им мало жемчужной завесы прозрачной, За веером легким желают укрыться От музыки звонкой, от громких речей, От кликов, приветствий, от жадных очей! Над городом праздничным вьются знамена, Струится над ним ветерок благовонный От дивно цветущих зеленых садов, Гирлянды и флаги он тихо колышет И в небо уносит все выше и выше И звуки свирели и шум голосов. Неда-ром веселья столица полна, Недаром народ изумленный ликует – Ведь видят впервые здесь свадьбу такую, Где вместе присутствуют муж и жена! Здесь даже обряда такого не знали, Чтоб брачную чару вдвоем распивали.

Прошло не очень много времени, и парадный поезд, выехав из городских ворот, остановился у почтовой станции Встреча с мужским началом. Служительницы примчались к Танскому монаху и его ученикам.

– Государыня прибыла! – доложили они.

Танский монах и его ученики, услышав эту весть, сейчас же оправили на себе одежды и вышли встретить государыню. Откинув занавеску, государыня вышла из колесницы и спросила старшую советницу:

– Кто же из них названый брат Танского императора?

– Тот, что стоит у входа на станцию, перед столиком, и одет, как благородный господин, – отвечала советница.

Государыня метнула в него взгляд, подобный взгляду феникса, насупила свои роскошные брови, затем снова оглядела его с ног до головы и тогда только убедилась, что перед ней человек незаурядный.

Могло ль не покорить его обличье Красавицу? Прекрасные черты, Исполненные мужества, величья, Спокойной и суровой красоты, Влекли к себе и мысли и сердца! Взирать была готова без конца Прелестная невеста из Силяна На свет, идущий от его лица, На взлет бровей и на румянец рдяный, На алые, пленительные губы, На белым серебром сверкающие зубы, На ясный блеск его живых очей, На темя гладкое, на лоб крутой, широкий – Известный признак мудрости глубокой… Приятен был и звук и смысл его речей, Не менее, чем вид, и юный и пристойный; Ее ума и прелести достойный Лишь он один под пару будет ей!

Сердце государыни запылало от страсти. Она уже не могла

подавить в себе нахлынувшие на нее желания и, приоткрыв свой вишнево-алый ротик, позвала:

– О брат великого Танского императора! Что же ты медлишь, почему не занимаешь свое место в колеснице, чтобы вступить со мною в счастливый брак?

От этих слов Танский монах покраснел до ушей и, испытывая жгучий стыд, не осмеливался поднять голову.

Рядом с ним стоял Чжу Ба-цзе и, выпятив свое свиное рыло, маслеными глазками смотрел на государыню, а она и в самом деле была хороша собой. Вот послушайте, какие про нее стихи сложены:

Бровки ее блестят, словно крылышки пташки малой, Лоснится кожа ее, будто смазанная салом, С персиковым цветком схож ее лик нежно-алый, Скрытый, как тучкой луна, узорчатым опахалом, Узел тяжелый волос красивым шнурком золотистым В три переплета красавица перевязала. В узел этот продела бронзовые спицы, С шишечками из яшмы, жемчуга и опала, Шелк одеянья ее, словно вода, струится. Брошена на плечо перевязь цвета коралла. Голубизна речная в светлых очах таится… Может ли с ней Си-ши пленительная сравниться, Иль Чжао-цзюнь, прославленная царица, Чья красота подобной себе не знала? Стан ее гибче ветви плакучей ивы, Легкость походки ее у всех вызывает зависть, Ножки ее малы, как священного лотоса завязь, И, как побеги бамбука, руки нежны и красивы. Людям простым она гостьей небесной казалась, Обликом светлым своим и одеждою прихотливой, Словно с девятого неба на землю решила спуститься, Где красота ее яркой звездою сияла! Можно ли видом подобным и прелестью небывалой, Пусть лишь однажды узрев их, на веки веков не плениться?

Дурень, разглядев все прелести государыни, не мог удержаться от восторга. Изо рта у него потекли слюнки, сердце забилось, весь он как-то размяк, и ему казалось что он тает, словно снежный лев у жаркого костра.

Менаду тем государыня подошла к Танскому монаху, взяла его за руку и нежным голосом проговорила:

– О, брат императора! Прошу тебя сесть в колесницу. Мы отправимся с тобой во дворец, в зал Золотых колокольчиков, и там обвенчаемся.

Несчастный Танский монах дрожал всем телом и едва держался на ногах, словно пьяный или безумный.

Сунь У-кун, находившийся рядом, подбадривал и наставлял его:

– О мой учитель, нельзя быть столь застенчивым. Прошу тебя, прими предложение государыни и займи место в колеснице. Надо поскорее выправить подорожное свидетельство. Останешься здесь, а мы отправимся за священными книгами.

От волнения Танский монах не мог произнести ни слова. Он погладил Сунь У-куна, и слезы брызнули у него из глаз. Однако Сунь У-кун быстро проговорил:

– Учитель! Не надо огорчаться! Такое счастье редко кому выпадает на долю! Чего же еще желать?

Танскому монаху ничего не оставалось как последовать совету Сунь У-куна. Он незаметно смахнул слезы и, притворившись веселым, приблизился к государыне и…

За руки взявшись, пошли они вместе, Вместе в златую взошли колесницу… Праведник горькою думой томится, Думы его – не о милой невесте. Всею душою он к Будде стремится, Брак для него – лишь позор и бесчестье… Мысли иные тревожат царицу: С тем, кто быть должен ее господином, Хочет прекрасная девушка слиться В нежности равной и в страсти единой; Думы монаха в Линьшане витают, В крае, где Будда благой обитает. От нетерпенья невеста сгорает, Мысли красавицы – только о муже, Больше никто ей на свете не нужен. В нежных речах своих, лжив и притворен, Страсти неискренней мнимо покорен, Он от нее свои чувства скрывает Если с открытой душою мечтает С ним она в мире прожить и согласье, Радости с ним разделить и несчастья, Он себе доли такой не желает – Хочет монах избежать искушенья, Чтоб не нарушить обетов безбрачья. Жаждет она его ласки горячей, Он же от ласк ее жаждет спасенья. Хочется ей, чтобы день был короче, Ждет не дождется красавица ночи, Чтоб из невесты в жену превратился. Он из сетей ее вырваться хочет, Ищет путей, чтоб от девушки скрыться… Так они едут вдвоем в колеснице, И догадаться царица не может, Что на уме у монаха таится, Что его сердце и душу тревожит…