Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры
Шрифт:
– Это как же? – удивилась Вавочка.
– Он бежит за ней и кричит, старается привлечь внимание. Мама спрашивает: «Жукочка, что такое?» А он ложится, например, на спинку, лапку переднюю поднимает, а под мышкой у него блоха сидит.
– Кирка, так и живешь с блохастым котом? – брезгливо спросил Стас.
– Да нет, это у маленьких легко блохи заводятся, а потом он подрос, стал чистый, красивый.
– Ты его часто моешь? – спросил Марат.
– А зачем его мыть? Он сам моется, он чистюля, мой Жукентий, родненький, как я по нему соскучилась!
– А
– Сначала я хотела назвать его Марлоном, в честь Марлона Брандо, но как-то на Брандо он не тянул, тогда я назвала его Любимом, кот Любим, разве плохо? Но не прижилось. Дашка стала звать его Зулей, а от Зули уже пошли всякие ласкательные – Зука, Жука, и Жука пристало к нему. А уж Жукентий – это его полное имя. Жукентий Мурашов.
– Кирочка, а ведь когда мы с тобой познакомились, у тебя тоже был кот, и, кажется, тоже черно-белый?
– Да, Чоня.
– Это что же, в честь частей особого назначения? – осведомился Стас.
– Отнюдь, это от Чебурашки. Ну, тот был безумный весельчак. Жука у меня кот лирический, а Чоня был буйный. Все бил, колошматил, лазил по всем пальто на вешалке, прыгал сверху на гостей и вообще вытворял черт-те что. Помню, стою я как-то на кухне, посуду мою и вдруг слышу страшный грохот. Смотрю, это Чоня с буфета «Спидолу» сбросил, я кинулась ее поднимать, и тут мне в голову полетела какая-то миска. Это все он, Чоня!
– Ну, мамуля, завелась! Знаешь, папа, мама про кошек может целый вечер рассказывать.
– Я ее понимаю. У меня у самого был когда-то кот, с которым я играл в футбол. Я бросал ему теннисный мячик, а он, как вратарь, его ловил.
– Кстати, Дарья, почему это ты живешь без кошки? – спросила я.
– Данька не хочет, говорит, что лучше уж взять собаку и что с него вполне хватает Любиного Шмулика.
Вот так мы скоротали этот вечер. Наконец гости ушли.
– Завтра с утра едем на Мертвое море, – сказал Марат.
– А сколько туда езды? – спросила я.
– Часа полтора.
– Тогда нет, с самого утра я сбегаю на пляж, искупаюсь как человек в живом море, а уж потом поедем на Мертвое. А то сегодня я осталась без купания.
– Мама, на Мертвом море есть что-то вроде аквапарка, там и бассейн, и горки, можно прекрасно искупаться.
– Аквапарк аквапарком, а Средиземное море я ни на что не променяю.
– Ну ладно, раз ты так настаиваешь… – согласился Марат и взглянул на меня с мольбой.
– Ну, ребятки, давайте ложиться, а то я что-то с ног валюсь, хоть и поспала немножко.
– Да, мамуля, ты права, уже поздно. Папочка, я тебе диван разложила, а то там узко, постель постелила. Тебе одной подушки хватит?
– Конечно, хватит, деточка, спасибо! Вот только дай мне на ночь стакан воды.
– Просто воды? Или, может, соку?
– Можно и соку.
Дашка побежала на кухню, а Марат быстро прошептал:
– Ты скоро придешь?
– Не раньше чем через час.
– Почему так долго?
– Пусть ребята уснут.
– А если
– Можешь быть уверен!
Не знаю, как я прожила этот час! Я долго стояла под душем, очень долго расчесывала волосы, выбирала ночную рубашку, хотя выбор был не такой уж большой. Обычно я сплю в ситцевых, но про запас у меня всегда есть какая-нибудь нарядная шикарная рубашка, как говорит Лерка, «парадно-кадрильная» – мало ли что может случиться в жизни. А сюда я взяла аж две таких рубашки, сама не знаю почему. Нежно-голубую с розовыми прошвочками и черную с большим декольте и пеньюаром. Нежно-голубая мне нравилась больше, но Марат мужчина примитивный, и на него черная, пожалуй, произведет большее впечатление. Интересно, а какая понравилась бы Коте? Нет, определенно сегодня нужна черная, еще и из-за пеньюара, а то вдруг я столкнусь в коридоре с Дашкой или Даней? Не дай бог! Дашка сразу сообразит что к чему, а мне бы очень не хотелось, чтобы она догадалась, что я сплю с ее папочкой.
Наконец час прошел. Я накинула пеньюар и на цыпочках вышла из комнаты. Сердце у меня замирало, как будто я шла на дело! Легонько толкнув дверь, я вошла к Марату. Он сидел в кресле в одних трусах и тут же вскочил мне навстречу.
– О, да ты совсем как в голливудском фильме! – шепотом воскликнул он. – Потрясающе! – Он снял с меня пеньюар. – Какое декольте!
Я была права!
Марат тихонько подталкивал меня к дивану, я присела на краешек, легла и подвинулась к стенке. Марат, мгновенно скинув трусы, бросился ко мне, и тут… Под его тяжестью диван накренился, и мой возлюбленный со страшным грохотом рухнул на пол.
– О черт!
– Ты ушибся?
– Да нет, не очень.
Умирая от смеха, я вскочила с окаянного дивана и заперла дверь. Очень вовремя, ибо буквально через секунду раздался стук в дверь и Дашкин голос:
– Папа, что случилось?
– Да ничего, Дашенька, все в порядке, я просто не сразу справился с диваном. Не беспокойся, иди спать.
– Ой, я забыла тебя предупредить, что нельзя садиться на край с размаху. Прости ради Бога.
– Да ничего, ничего, я уже лежу, все в порядке, – заявил Марат, сидя нагишом на полу.
А я корчилась от смеха. Ничего себе картинка могла бы представиться взору дочки! Когда Дашка наконец ушла, Марат заявил:
– Больше я на этот окаянный диван не лягу! Пойдем в столовую, там было так хорошо утром.
– Ты с ума сошел! Столовая – проходная комната!
– Тогда идем к тебе!
– Ни за что!
– А как же быть?
– Значит, не судьба, – поддразнила я его.
– Ах не судьба? Тогда мы сейчас так поступим!
Он стащил с дивана одеяло, схватил с кресла плед, расстелил все это на полу и, как был, голый, выскочил на галерею. Вскоре он появился с моим одеялом и подушкой в руках. И как это я, дура, не сообразила, что можно пройти через галерею! Еще минута, и мы уже лежали на одеялах на каменном израильском полу. Но какое это имело значение!