Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры
Шрифт:
– Чего ты не желаешь, дуреха моя? – очень ласково произнес Марат, открыл воду и, когда я хотела вырваться из его рук, решительно сунул мою голову под кран. Я взвыла. Но он крепко держал меня, а я рыдала, икала, захлебывалась водой и слезами, изнемогая от жалости к себе. Но мало-помалу холодная вода сделала свое дело, и я затихла. – Вот и умница, вот и молодец. – Марат накинул мне на голову полотенце и закрыл кран. – Боже мой, на кого ты похожа, посмотри!
Я глянула в зеркало – по щекам текли черные ручьи, под глазами было черно, помада размазалась вокруг рта, словом, чучело чучелом, и от ужаса я снова
– Дурочка, совсем как маленькая. А я и не заметил, когда ты успела так надраться! Ну не беда, давай умойся сама тепленькой водичкой, смой эту гадость, ну вот, хорошо, совсем другое дело. Вот, опять моя девочка красивая, даже еще красивее без этой краски.
Он вытирал мне волосы, гладил меня, и я постепенно успокоилась.
Когда мы вышли из ванной, дети с перепуганными лицами, забыв о своих ссорах, сидели на кухне. Дашка вскочила.
– Мамуля, садись!
– Кира Кирилловна, простите меня.
– Да ладно, все мы хороши… вы тоже меня простите, я, кажется, перепила немножко…
– Немножко! – хмыкнула Даша.
– Вот была бы у вас кошка, ничего бы этого не было! – заявила я.
И все с облегчением расхохотались.
В пятницу все было тихо и мирно. В субботу тоже. Настал наш последний вечер. Мы с Дашей расстарались, приготовили роскошный ужин и сидели довольно долго. Марат был в ударе, разливался соловьем, рассказывая, как мы с ним поженимся и уедем куда-нибудь к морю, как будем навещать ребят в Тель-Авиве, как они будут приезжать к нам. Дашка сияла, глаза у нее горели. Даня слушал не без интереса, а я сидела молча и уже не могла включиться в эту игру. Я знала, что это конец. Потом ребята деликатно куда-то смотались, оставив нас вдвоем.
– Любимая, пойдем, наше ложе ждет нас!
Мы за это время вполне освоили коварный диван.
А у меня не было сил встать. Ведь пойти сейчас к нему – значит, начать последнюю, теперь уже самую последнюю ночь.
– Нет, давай еще немножко посидим тут.
Я все смотрела на него и не могла наглядеться. Как я любила это немолодое лицо, эти дивные глаза. Он осунулся за последние дни – еще бы, такие любовные подвиги ему уже явно не по возрасту. Ну что ж, еще одна ночь, и он будет отдыхать от этих трудов уже всю оставшуюся жизнь.
– Кира, милая, идем!
– Иди, я сейчас приду.
Он ушел, и слышно было, как он торопливо раскладывает диван. А я все сидела в полном изнеможении.
– Девочка, что с тобой? – Он подошел ко мне, заглянул в лицо. – Отчего ты такая грустная? Ты мне не веришь?
– Нет, не верю.
– Ну как мне убедить тебя? – Он сел рядом, обнял меня. – Хочешь, я поклянусь своими детьми?
– Ой, нет, не надо!
– Хорошо, тогда просто поверь мне, вот возьми и поверь! Ты думаешь, я струшу, да? Пойми, дурочка моя, я теперь боюсь только одного – потерять тебя снова, а все остальное мне не страшно. Подумай сама, чего мне теперь бояться? Скандалов? Так я их столько пережил, что еще один, пусть и грандиозный, меня уже не испугает. В институте теперь никому нет дела до личной жизни преподавателей, к тому же я давно хочу уйти оттуда. Средства у меня есть. Дети мои взрослые, устроенные, зачем я им нужен? Имущество делить с ними я не буду, оставлю все, так чего же мне бояться, скажи на милость? Я почти старик, прожил пустую, тоскливую,
Он говорил так убедительно, так по-преподавательски логично и проникновенно, что хотелось ему поверить, наплевать на все и поверить. Ну а вдруг? Вдруг он и в самом деле решится на этот шаг? Но что-то мешало мне поверить. И он это видел.
– Я понимаю, ты однажды обожглась и теперь дуешь на воду. Но ведь прошло двадцать лет, выросла девочка, прелестная, красивая, умная, моя дочь. Ты думаешь, это мало для меня значит?
– Ладно, Марат, давай сделаем так – ты по приезде не заявляй с места в карьер о своем решении, подожди, поживи дома, подумай, прикинь все как следует, а то если ты сразу скажешь, надо сразу и уходить, а куда ты денешься, пока меня нет? Поэтому, если к моему приезду ты своего решения не изменишь, то жди меня ночью в Шереметьеве. Кстати, я могу рассчитывать, что ты в любом случае меня встретишь? Не хотелось бы там куковать до утра.
– Любимая моя, никакого любого случая не будет и быть не может, я тебя встречу, и мы поедем домой. К нам домой. А в твоем совете не говорить об этом сразу есть свой резон. Я только не уверен, что смогу часто тебе звонить, ты это понимаешь?
– Понимаю. Но ты действительно меня в любом случае встретишь?
– Ну неужели я брошу мою девочку ночью в аэропорту с вещами?
Я посмотрела ему в глаза. Глаза были такие честные, любящие, красивые. Как не поверить им?
– Ладно, идем.
Этой ночью мы почти не спали. После бурных ласк долго еще лежали обнявшись, словно боялись, что стоит нам отдалиться друг от друга хоть на сантиметр, и это расстояние превратится в неодолимую пропасть.
– Любовь моя, ты плачешь?
– Нет, с чего ты взял?
– А у тебя все лицо мокрое и соленое. Не надо, прошу тебя, не плачь, все у нас будет хорошо, не может быть, чтобы судьба не вознаградила нас за то, что мы двадцать лет берегли нашу любовь.
– Ты и вправду думаешь, что любил меня?
– Разве ты сама не видишь?
– Но ведь ты это понял только здесь, когда мы встретились, да?
– Нет, я уже говорил тебе, что просто…
– Просто отсек меня за ненадобностью.
– Отсек? Откуда ты знаешь это выражение, я, кажется, ни разу его не употребил?
– От Воли. Он мне еще тогда сказал, что ты меня отсек.
– Ах, все не так, все не то… Я полюбил тебя с первой минуты, с первого взгляда, но никак не мог поверить, что и ты полюбила меня, мне казалось, не может такая молодая и красивая полюбить меня. Я грешным делом думал – тебе от меня что-то нужно, может, ты хочешь выйти за меня замуж, чтобы стать профессорской женой…
– Боже, какой идиот!
– Да, полный и беспросветный идиот, приходится признать. Но кругом было столько подобных историй, а я в то время еще думал о карьере – развод и неминуемый скандал положили бы ей конец.
– А что же ты не сделал этой своей карьеры, которой принес меня в жертву? Проректор, насколько я понимаю, не такая уж недосягаемая высота.
– Да нет, проректор по науке – это в моем случае всего лишь представительская должность, не более того… И потом, я, честно скажу, вообще не карьерист. Это жена все подгоняла меня, подхлестывала мое честолюбие.