Путешествие парижанки в Лхасу
Шрифт:
Нам поднесли немного тсампа и масла в качестве вознаграждения ньёншеса. Поистине наши первые шаги в краю грозных разбойников были многообещающими.
Вскоре мы вступили в ущелье и, прельстившись продуктами, лежавшими в наших сумках, присели на поваленное дерево, решив слегка перекусить, но тут появился какой-то человек. Он посоветовал нам не задерживаться в этом месте. По его словам, до ближайшей деревни еще далеко и дорога отнюдь не безопасна: грабители бродят в округе даже днем, и еще больше их следует бояться с наступлением темноты.
Эти сведения полностью совпадали с предупреждениями о том, что в По-юл надо
Мы добрались до края ущелья после захода солнца. Ущелье выходило на простор, где встречались сразу три долины. Вокруг раскинулись большей частью возделанные поля; селения и отдельные усадьбы виднелись по другую сторону реки, насколько хватал глаз. Желая обрести ночлег, мы перешли через реку по широкому мосту, который связывал главную дорогу, пролегающую вдоль реки По, с дорогой, ведущей в Чё-дзонг, где находился большой монастырь. Именно там местные жители забросали камнями правительственного чиновника из Лхасы.
Крестьяне разрешили нам переночевать в их доме, в помещении, где стоял мельничный жернов.
За исключением крупных населенных пунктов, где производят большое количество муки для торговли, всякая деревенская семья в Тибете мелет зерно сама, по мере своих нужд, с помощью небольшого ручного жернова. Чаще всего эта операция производится в особом помещении, которое содержится в абсолютной чистоте и куда обычно допускаются лишь члены семьи и слуги, чтобы присутствие посторонних не осквернило это место [127] .
127
Хотя в Тибете не существует таких каст, как в Индии, представители некоторых сословий — кузнецы, мясники и особенно бродяги, профессиональные нищие — считаются нечистыми. Другие же путешественники, как полагают тибетцы, возможно, находились в контакте с нечистыми людьми или предметами и таким образом запятнали себя; кроме того, их могут сопровождать злые духи.
Хозяева принесли нам немного сухого навоза, для того чтобы развести костер, но отказались дать или продать достаточное количество топлива, дабы мы могли сварить себе еду. Мне пришлось снова отправиться к реке за хворостом, который течение выносит на берег во время паводка, хотя уже сгущались сумерки и стало почти совсем темно.
Вернувшись в дом, я застала у Йонгдена нескольких посетителей, которых по-прежнему интересовала судьба гонца чиновника и людей, посланных за ним в погоню.
Вслед за ними появились другие крестьяне. Они пришли за зерном, чтобы накормить еще одну ватагу мятежников. Нам не назвали места, где они собрались, и не посвятили нас в дальнейшие планы патриотов. Очевидно, восстание разрасталось. Наутро отряд вооруженных людей явился к ламе с требованием провести еще один сеанс мо. Ситуация изменилась: чиновник сумел бежать из Чё-дзонга и укрылся в другом монастыре, расположенном в Сунг-дзонге.
Когда повстанцы ушли, мы стали совещаться. Йонгден считал, что следует отказаться от намеченного похода в Чё-дзонг, который лежал в стороне от нашего пути.
Как водится в Тибете, по всей местности, должно быть, рыскали шпионы обеих сторон. Крестьяне и приближенные начальников были начеку; они могли принять нас за лазутчиков либо взять на подозрение и так или иначе навлечь на нас неприятности. Поэтому мы решили воздержаться от посещения Чё-дзонга, дабы не ставить под угрозу свое дальнейшее путешествие, снова перебрались через реку и, прибавив шагу, постарались поскорее миновать Сунг-дзонг и территорию, охваченную восстанием.
Превосходное мнение о жителях По, сложившееся у нас после предыдущих встреч, сохранялось не более дня.
В тот же вечер, выйдя из длинного ущелья, мы вновь оказались в очень открытой местности. Горы неожиданно отодвинулись далеко от реки, и между ними образовалось пустое пространство, заселенное местными крестьянами. В полях виднелись фермы, разбросанные там и сям. Мы заметили также два-три разрушенных дома, стоявших почти у обочины дороги, и я подумала, не заночевать ли нам в одном из них. Но Йонгден возразил, что огонь, который мы зажжем, привлечет внимание здешних жителей и ночью к нам могут нагрянуть незваные гости.
Я уступила, признав его правоту. Раз нельзя было разбить лагерь отдельно, поблизости от людей, оставалось попросить у кого-нибудь приюта. Тут-то мы лучше познакомились с гостеприимством обитателей По.
Когда мы подошли к ближайшей усадьбе, нас увидел юный пастух. Он тотчас же бросил своих животных и помчался к дому, чтобы предупредить хозяев о нашем приближении. В тот же миг двери и окна захлопнулись, как по мановению волшебной палочки, и никто не ответил на наши призывы. Вся эта сцена была разыграна столь стремительно и от нее веяло таким простодушием, что я едва удержалась от смеха. Однако моему персонажу не пристало веселиться при подобных обстоятельствах, поэтому я состроила огорченную мину и направилась к другой усадьбе.
— Мы напрасно выбрали такой убогий дом, — сказал мне Йонгден, когда мы отошли от усадьбы. — Наверное, живущие в нем люди сами недоедают и боятся нищих, потому что не могут ничего им дать. Но они делают вид, что не слышат просьб о помощи, ибо тот, кто отказывает странствующему ламе в подаянии, совершает очень дурной поступок. Вы заметили, как ловко они закрыли двери и ставни, даже не выглянув на улицу? Возможно, один из них сказал другим: «Ба, вот еще один бездельник из тех, кто подделывается под лам-нескорпа, чтобы обмануть слишком доверчивых хозяев».
Таким образом эти хитрецы надеялись избежать греха. Разве они не ведали, что настоящий лама стучится в их дверь? Какая великолепная уловка!
Мы решили попытать счастья в другом месте.
В доме шугпо [128] не стали закрывать двери и окна, но пять больших собак окружили нас с яростным лаем, показывая клыки. В то время как я удерживала их на расстоянии при помощи своей палки, окованной железом, Йонгден взывал к милосердию, стараясь перекричать лай собак.
128
Шугпо — богатый человек.
Сначала никто не отозвался, затем на плоской крыше стойла показалась молодая женщина и задала нам множество вопросов, даже не подумав унять собак. Йонгден отвечал ей с ангельским терпением, а я продолжала сражаться с животными. Наконец, удовлетворив свое любопытство, женщина вернулась в жилые покои на втором этаже, чтобы передать нашу просьбу хозяину. Десять минут спустя она снова вышла к нам с отрицательным ответом: непо отказался впустить нас в дом.
Тибетцам, как и большинству людей во всех странах, присуще стадное чувство. Путник, которому один крестьянин отказал в приюте, может быть уверен, что и другие жители деревни, узнав об этом, захлопнут перед ним дверь. Нам не следовало рассчитывать на удачу по соседству с домом хозяина сторожевых собак.