Путешествие по чашам весов. Левая чаша
Шрифт:
— Женщина, тебе предъявляется обвинение в колдовстве. Но сначала я решил побеседовать с тобой лично.
— И ты нисколько не боишься? Вдруг я и в самом деле ведьма?
Он, вздрогнув, отступил на шаг, но его последующие слова опровергли сделанное в естественном порыве движение.
— Нет.
Рука старика, скользнув по груди, достала из-под плаща круглый блестящий медальон. Он сжал его в кулаке и опять повторил свой ответ:
— Нет.
— Прекрасно. У меня нет времени на всю эту «чепуху». Тем более, Ацелиус, что мы давно знаем друг друга.
Старик с шумом выдохнул и еле слышно
— Я не ошибался. Ты тоже узнала меня.
— Конечно, хоть ты и изменился. Прошло ведь столько лет, но твои глаза по-прежнему горят серебром. Других таких я больше не встречала.
Комда посмотрела на его все еще сжатую в кулак руку и добавила:
— Зачем тебе понадобилось все это представление с арестом? Если ты хотел поговорить, мог бы просто позвать меня.
Старик разжал руку, отпуская медальон, и усмехнулся:
— Ты, видимо, провела все это время в другом месте. Здесь многое изменилось. Главный священник и советник Правителя Гордона не может запросто пригласить к себе женщину, не вызывая при этом подозрений. Тем более такую, как ты.
Комда обвела взглядом сырую камеру и с горечью добавила:
— Конечно, беседовать, стоя в темноте в таком уютном месте намного лучше.
Ацелиус взглянул на женщину и улыбнулся:
— Ты права. Я, пожалуй, рискну и приглашу тебя в другое помещение. Как мне кажется, более подходящее для нашего разговора.
Он подошел к двери, негромко сказал несколько слов, а потом поманил Комду за собой. Она опять оказалась в комнате, где около стены молчаливой тенью стоял тюремщик. Ацелиус взял в руку факел и, подойдя к стене, нажал в нескольких местах на неровную и покрытую плесенью кладку. Стена дрогнула и начала сдвигаться в сторону. Не дожидаясь, пока она откроется полностью, старик шагнул вперед.
Они оказались у основания винтовой лестницы, которая вела вверх, постепенно исчезая в темноте. Ацелиус снял со стены факел и поставил ногу на первую ступень. Женщина следом за священником начала осторожно подниматься, внимательно смотря под ноги, где мерцающим пятном светился отблеск огня факела. Они шли долго. Теперь уже и нижние ступени лестницы поглотила тьма. Наконец, Ацелиус остановился и поднял факел выше.
Прямо перед ними находилась деревянная дверь, в верхней части которой располагался выкованный из блестящего металла круг, в котором крестом пересекались два эллипса. Священник достал из кармана плаща ключ и осторожно повернул его в замочной скважине. Дверь бесшумно отворилась, и они вошли в комнату.
Здесь было тепло. У дальней стены комнаты находился камин. На нем в ряд стояли горящие свечи. Ацелиус затушил факел в ведре с песком, стоявшим около двери, и снял с плеч плащ. Потом помог женщине сделать то же самое. Комната, в которой они очутились, скорее всего, была библиотекой или кабинетом. Ацелиус неторопливо подошел к почти прогоревшему камину и подкинул в него несколько поленьев. Огонь вспыхнул ярче, озаряя многочисленные полки с книгами, которые занимали все стены этого помещения.
Священник сел в кресло возле большого стола, спиной к камину, а Комде жестом предложил занять место напротив. Теперь, когда свет был у него за спиной, он оставался в темноте, зато лицо женщины освещалось яркими вспышками
— Принеси нам локос и чего-нибудь к нему.
Посмотрев на Комду, он добавил:
— Пирожных или печенья…
Служка склонился в поклоне и, пятясь, отступил к двери. Он уже выходил, когда женщина почувствовала на себе его взгляд. Этот молниеносный, словно бросок змеи, знак внимания вызвал у нее в душе неприятное ощущение. Комда прислонилась спиной к мягкой спинке кресла и внимательно посмотрела на сидящего перед ней мужчину.
Когда она была на этой планете последний раз и посещала Гордон, Ацелиус был мальчишкой четырнадцати лет. Тогда он работал помощником у Фанкуса, Главного священника столицы Миддлтона. Сейчас перед ней сидел старик в темно-бордовом костюме. Белые узкие рукава и тонкий кружевной воротник только подчеркивали его бледность и седину. Он тоже смотрел на неё, но не находил отличий с тем образом, который многие годы хранил в памяти. Женщина осталась молодой и, как ему казалось, стала еще красивее.
Их молчание длилось уже несколько минут, но не было для них в тягость. Воспоминания, связывающие обоих, постепенно возрождались в их памяти. В полной тишине, когда в комнате не раздавалось ни одного звука, маленькая дверь снова приоткрылась, и появился служка с подносом. Он, не поднимая глаз, направился к столу, за которым они сидели, и стал аккуратно выставлять на него принесенную еду. Комда с удивлением заметила несколько небольших пирожных, слова о которых посчитала шуткой. Когда за молодым мужчиной закрылась дверь, она взяла в руку кружку с локосом и обратилась к Ацелиусу:
— Я думаю, наши мысли вместе гуляли по саду воспоминаний. Теперь давай поговорим о настоящем. Откуда ты узнал, что я в Гордоне? Я здесь всего несколько часов.
— Мы чуть не сбили тебя каретой. Я сожалею об этом. Но справедливости ради стоит отметить, что и мы пострадали. Ось переднего колеса сломалась, и нам пришлось пережить неприятные моменты.
— Ацелиус, ты несколько раз сказал «мы» и «нам». Кто был еще с тобой в повозке?
— Молодой правитель Гордона.
— Так это он развлекается, давя прохожих на улицах города?
Священник нахмурился. В его взгляде смешалась обида и вызов.
— Неужели ты думаешь, что я могу указывать правителю, что ему делать? Фанкус попытался в свое время сделать это и поплатился жизнью.
Комда отпила из кружки и потянулась за пирожным. Но после слов священника её рука замерла в воздухе.
— Я думала, что он умер от старости, а теперь слышу, что это не так. Расскажи мне все, Ацелиус. Я хочу знать, что произошло здесь за время моего отсутствия.
Священник потрогал медальон, висевший у него на груди и повторяющий знак, расположенный на двери кабинета и задумчиво произнес: