Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю
Шрифт:
На другой день нартовщик мой почуствовал сильную боль в крестце, так что мы принуждены были еще целый день простоять на месте. Поневоле проведенное праздно время употребили мы на поправку наших сильно поврежденных нарт. Сегодня, при умеренном северо-восточном ветре, термометр показывал от 6 до 9° холода. Вдали слышался треск ломающихся льдов. Апреля 12-го небо было пасмурно и облачно, но при слабом восточном ветре холод к вечеру усилился до 14°.
Качество и ломка окружавшего нас льда, частые и постепенно увеличивающиеся полыньи, обход коих по огромным торосам становился более и более затруднительным и часто был даже невозможным, и, наконец, крайнее утомление собак уверили меня в невозможности проникнуть далее в настоящем направлении. Потому решился я возвратиться к нашей складке провианта, о целости которого нартовщики наши уже отчаивались. Выбираясь из окружавших нас торосов, направились мы шрямо на запад и вскоре достигли гладкого льда, покрытого хорошим убоем, по которому счастливо проехали 64 версты, остановившись на ночлег у подошвы уединенно стоявшей льдины сажен в 6 вышиной. Четырехстолбовой остров, по счислению лежащий от нас в 38 верстах, едва показывался на горизонте к SW 62°. По полуденному наблюдению находились мы под 70°38 45» широты и 1°45 долготы от Сухарного.
Апреля 13-го, при ясном небе и сильном северо-восточном ветре, термометр показывал поутру 13°, а вечером 15° холода. Отсюда взяли мы курс на север и, проехав 5 верст, встретили следы наших транспортных нарт, сосланных в Нижне-Колымск от последней складки провианта. Следуя по уезженной дороге, мы перебрались через высокую цепь зимних торосов, лежавшую от NW к О. Проехав всего 50 верст, остановились мы на привал под 71°3 45» широты и 8°00 долготы от Сухарного.
Апреля 14-го термометр показывал от 9 до 14° холода. Мы продолжали путь, встречая на каждом шагу то старые, то свежие следы белых медведей и песцов: все они шли по направлению к нашей складке провианта. Такое обстоятельство заставило всех нас опасаться, чтобы, несмотря на принятые нами предосторожности, медведи не успели, наконец, проникнуть в наш погреб и расхитить наши запасы. Желая поскорее удостовериться в деле, я поехал на трех лучших нартах вперед к северо-востоку по свежим медвежьим следам. На пути встретили мы несколько берлог, вырытых в снегу, в сажень глубиной; два довольно узких отверстия служат входом в такую пещеру, где с трудом могут поместиться два медведя. У тюленьих продушин во льду замечал я довольно большие кучки снега с отверстием внизу. За такими снежными брустверами стерегут обыкновенно медведи тюленей, просунув в отверстие свою лапу. Едва тюлень вылезет на лед, медведь ударом лапы бросает его далее от продушины, и потом без труда овладевает беззащитным животным. Замечательно, что песцы, забывая всякий страх борьбы со столь огромным зверем, надеясь на быстроту и увертливость свою, всегда найдут средство похитить при сем случав часть добычи из-под лап медведя. Песцы, в полном смысле сего слова, настольники медведей, а потому следы обоих животных всегда попадаются вместе.
После немалых разъездов попали мы, наконец, на нашу прежнюю дорогу, около того места, где ночевали 6 апреля. Медвежьи следы терялись в непроходимых торосах; лед был тут изрезан широкими бесчисленными щелями, и потому решился я следовать по нашей прежней дороге, пославши одну нарту к отставшим товарищам, с тем, чтобы они соединились со мной у нашей складки провианта. Путь представлял нам гораздо более затруднений, нежели мы предполагали. Ледяная поверхность была взломана; замеченные нами за несколько дней прежде горы исчезли, а вместе с тем исчезла и наша прежняя дорога. На каждом шагу огромные полыньи и щели пересекали нам путь. При переправе через одну из трещин восемь собак из моей упряжки упали в воду, и только необыкновенная длина нарты спасла меня и собак от погибели.
После 11-часовой, крайне затруднительной и опасной езды мы достигли нашей складки провианта, который, к общей радости нашей, был невредим. В окрестности видны были многочисленные следы медведей. Вскоре все общество наше соединилось здесь, и мы поспешили вырыть изо льда наши сокровища.
Утомление собак принудило нас продневать 15 апреля на месте. Поврежденные нарты были здесь, сколько возможно, починены, а китовые ребра, снятые на время езды по торосам, снова подвязаны. Поутру, при северном ветре, термометр показывал 11°, а вечером, при западном ветре, только 6° холода. По полуденному наблюдению находились мы под 71°27 35» широты.
Апреля 16-го, при легком западном ветре и 8° холода, мы отправились далее. Сильный внезапный лай собак разбудил нас ночью и уведомил о приближении медведей. Тотчас схватили мы оружие и спешили навстречу неприятелю. Недалеко от стана мы увидели двух медведей необыкновенной величины, и, казалось, они были в нерешимости: нападать ли на нас? Все мы бросились жадно на добычу, но, к несчастью, охота наша была неудачна. Второпях мы худо целили и все дали промахи; собаки были также несчастливы в своих нападениях, а медведи, испуганные выстрелами, побежали в разные стороны. Казак с юкагиром погнались за одним; другие, без всякого порядка и плана, преследовали другого медведя. Напрасно старался я собрать товарищей, чтобы общими силами гнаться за одним медведем. Раздосадованные неудачей, охотники мои не внимали моему зову и вскоре потерял я их из вида. Надеясь отыскать их, вскарабкался я с большим трудом на высокую льдину, но и отсюда увидел только купца Бережного и моего нартовщика Татаринова, первого с ружьем, а другого с копьем: они отдыхали от бесполезной беготни, недалеко от тороса, на котором я находился. Внезапно из-за льдины вышел третий медведь и, увидя меня, намеревался напасть. В руках у меня было заряженное ружье, и я спокойно ожидал того мгновенья, когда зверь полезет на льдину, но, заметив Бережного и Татаринова, он переменил свое намерение и бросился на них. От одного выстрела зависела судьба охотников; подпустив к себе медведя шагов на пятнадцать, они выстрелили; раненый зверь с ревом побежал назад в торосы, оставляя за собой кровавые следы. Около утра все наше общество снова собралось в лагерь, но юкагир и казак не возвращались, так что мы уже начали беспокоиться об их судьбе. Но через несколько часов пришли и они в стан, едва передвигая ноги от усталости. Если бы в таком виде встретились они с медведем, то, вероятно, сделались бы добычей ужасного неприятеля. Так, к общей досаде и сожалению, кончилась наша неудачная охота. Мы и собаки до того утомились, что принуждены были оставаться целый день на месте.
Апреля 17-го поутру было пасмурно, и термометр показывал 5° холода, а к вечеру легкий восточный ветер нанес мелкий снег; мороз усилился до 7°. Около солнца образовались три круга. Мы поспешили нагрузить нарты и отправились в путь на запад. В 9 верстах отсюда пересекли мы нашу прежнюю дорогу в том месте, где находились на ней 1 апреля. Выбравшись из торосов, выехали мы на ледяную равнину, покрытую хорошим сырым снегом, по которому нарты наши с помощью китовых ребер скользили легко и весьма быстро. Проехав таким образом 41 версту, остановились мы на ночлег под 71°25 53» широты и 0°43 долготы от Сухарного. На следующий день мороз усилился. Поутру, при свежем восточном ветре и облачном небе, термометр показывал 16°, а вечером 18° холода.
Сия часть Ледовитого моря осмотрена была в 1810 году Геденштромом, а потому дальнейшее путешествие здесь казалось мне бесполезным. Находясь по счислению в меридиане Четырех-Столбового острова, я решился отыскать те острова, которые мы с него видели, и взял курс на юг. Апреля 18-го проехали мы 42 версты, несмотря на сильный ветер, затруднявший бег собак и даже неоднократно их опрокидывавший. К этому присоединилась густая метель, затемнявшая воздух до того, что в нескольких шагах не было возможности различать предметы.
Опасаясь разлучиться с товарищами, мы связали нарты наши попарно и вожатых собак задних нарт привязали к передним. Таким образом, ехали мы целый день, сами не зная куда и направляясь единственно по компасу. Не найдя вблизи ни торосов, ни отдельных льдин, принуждены мы были остановиться ночевать на открытой снежной степи, ничем не защищенной от ветра. Разбить палатку или развести огонь было невозможно, и эта ночь, без сомнения, была самая неприятная и трудная из всего нашего путешествия. При 11° холода мы были совершенно предоставлены ярости бури и вьюги, не имели огня согреться или приготовить себе чаю, утоляя жажду снегом, а голод сухими сухарями и затхлой рыбой. Так провели мы шесть бесконечных часов на наших узких нартах, нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет отправиться в путь. Но прежде того предстояла еще нам трудная и скучная работа выгребать из-под снега собак и нарты. Наконец, мы поехали, направляясь далее на юг и, надобно признаться, несколько опасаясь, что не найдем Четырех-Столбового острова при пасмурной погоде и продолжавшейся метели. К общей нашей радости получили мы здесь новое доказательство верности нашего счисления, ибо не более, как в пяти верстах увидели мы Четырех-Столбовой остров, и взятый нами за два дня курс привел нас прямо к бухте на северном берегу его, где мы и остановились, проехав в сей день всего 52 версты. После перенесенных в прошедшую ночь трудов и лишений наше положение казалось нам самым роскошным. Под защитой высоких, крутых берегов палатка наша стояла спокойно и безопасно, а лежавший вблизи в довольном количестве наносный лес позволил разложить два больших костра и просушить несколько наши промерзшие шубы и платья. Жадно наслаждались мы приятным ощущением теплоты, и скоро, за горячим супом, забыли все перенесенные труды и голод. Только мысль о безуспешности наших усилий и недостижении цели путешествия помрачала общее удовольствие.
На другой день, при свежем северо-восточном ветре и 10° холода, поехали мы на NW 65°, к замеченному в сем направлении острову, где в небольшой бухте нашли также значительный запас наносного леса. Здесь неожиданно услышали мы веселое щебетанье первых предвестников весны. Трудно изобразить, какое неописанно приятное впечатление произвели их немногие веселые звуки на нас, сроднившихся, так сказать, с могильной тишиной снежных пустынь.
Для скорейшего окончания описи сей купы островов разделил я нашу экспедицию на две части — мичман Матюшкин поехал к югу, а сам я к северу. Описав три острова, по направлению меридиана лежащие, к ночи соединились мы на северной оконечности среднего из них. Сильный северо-восточный ветер при 11° холода поднял густую метель и удержал нас целый день — 22 апреля — на месте. На другое утро погода не переменялась, и я решился, не теряя времени, продолжать путь. Описав крайний на запад остров, ночь провели мы на его северо-западной оконечности.
Образование берегов сей купы ясно может быть усмотрено на составленной нами карте Медвежьих островов, почему ограничиваюсь я здесь только краткими замечаниями.
Первый из Медвежьих островов, называемый Крестовым, [167] самый большой и высокий из всей купы. Он заметен по двум горам, из которых южная занимает середину острова и отличается закругленной вершиной. Восточные и северные берега его, по большей части, круты, а местами скалисты. По южной, более покатой стороне острова течет в море маленький ручей; западный берег, совершенно отлогий, состоит из крупного песка. Только в небольшой бухте на северозападной оконечности острова нашли мы наносный лес, состоявший, по большей части, из лиственицы и тополей, и только изредка в нем попадались сосновые бревна. Множество берлог и нор доказывает, что остров часто посещается медведями, волками и песцами, но коренными обитателями острова, по крайней мере по числу, казались нам полевые мыши. На южном берегу видели мы несколько оленей. Место нашего ночлега на острове, означенное на карте якорем, находится, по наблюдению, под 70°52 14» широты, а тригонометрически выведенная долгота равняется 1°21 к западу от Сухарного.
167
Далее будут изложены причины сего названия.