Путешествие по северу Приморского края
Шрифт:
– Трудимся помаленьку. – Семён Степанович вонзил топорик в чурку, чтоб не потерять из вида, поставил на попа берёзовый коротыш, вершинкой кверху, тяжёлым колуном, кованным в кузнице, взмахнул, глухой короткий удар – она развалилась вдоль на две части. Поправив на затылке резинку, которой были связаны дужки очков с толстыми линзами, старик присмотрелся к слоям древесины, каждую развалил ещё повдоль, на верстаке зажал в тиски заготовку и, взяв скребок, играючи придал окончательную форму кайловищу, положил его на сработанный за день небольшой штабель.
– Как ваше здоровье? – поинтересовался Сергей.
– Слава Богу, топчемся с бабушкой.
– Семён Степанович, а сколько вам годков-то? – Сергей с уважением посмотрел на старика.
На его голове основательно сидела поношенная тёмно-коричневая фетровая шляпа, обтянутая ленточкой у полей, прикрывая крупное лицо в морщинах и светло-голубые глаза.
– Работаете вы по-молодецки.
– Восемьдесят шесть будет.
Сергей зашёл к Мурачеву, чтобы расспросить про иконы. Беседуя, то и дело посматривал за калитку. Большой огород с осени перекопан, ухожен. Компостная куча, парничок под рассаду. Капуста да картофель, свёкла, морковь, тыква – основное питание. Мёд свой – вон два улика стоят.
– Пчёл-то не возите в тайгу?
– Откочевал своё.
– А в посёлке пчёлы находят, с чего мёд брать?
– Тайга рядом, хватает нам со старушкой, на сахар не тратимся.
– Смотрю, и огород вам достается немалым трудом. Почва тяжелая, глинистая.
– Это на Алтае да в Сибири чернозём. А тут перекапываем по весне с древесной трухой, золу в лунки кладём, сын навоз привозит. Держит корову, свиней.
– Продуктами помогает?
– А как же, молочко свежее всегда есть, сметана. Мяском в зиму балует, горбушкой, кетой, на лето свинину солит. Курочек своих держим. За грибочками ходим. Огородина своя. Живём, не жалуемся, слава Богу. Да ты присаживайся, – пригласил на скамеечку у палисадника, – в ногах правды нет.
Солнце клонилось к вечеру, весенние лучи, лаская, слабо грели. На душе было приятно от чистого, ароматного, напоённого берёзовым соком воздуха, тихого зарождения нового лета.
Семён Степанович присел рядом с Сергеем. Поношенные брюки, было заметно, сшиты женой из плотной вельветовой ткани. Старик стряхивал налипшие на них стружки. Кирзовые солдатские сапоги выгорели. От разгоряченного работой тела веяло теплом и, Сергею показалось, каким-то крестьянским величием русского человека, пришедшего из глубины веков. «Вот надо же, – подумал Сергей, – как мне повезло, что я успел застать последнее поколение людей старой веры. Как же так? – размышлял Сергей, – мне всего чуть за двадцать перескочило, а я уже думаю о пенсии, а Семён Степанович всю жизнь прожил – и ему ничего не полагается, кроме как трудиться до последнего вздоха».
– Тяжеловато, наверное, вам план делать?
– Дак от чего ж? В удовольствие.
– И по хозяйству хлопот всегда полон рот.
– Сами по себе живём.
– Пенсии-то нет у вас с бабушкой. А я не представляю, каким сам буду в вашем возрасте, если доживу и вдруг, не ровен час, без пенсии останусь.
– Мы о пенсионе понятия не имели, жили да жили себе, сколько Господь пошлёт. И слова такого не знали – стаж, как бы нет его у нас. В тайге-то? Какие там трудовые книжки? А вот когда олово добывать стали, услышали про них. Кто из мужчин помоложе, тот на фронт ушёл, кто ещё в силах был, старателями стали, кто на север подался, но таких мало.
– А вы? Отчего не ушли?
– А от кого бегать-то теперь? От себя не убежишь. И от чего бегали-то? От голода. От холода. Искали где теплее да места побогаче, чтоб земля была плодороднее или зверя больше, рыбы. Вот и поселились на окраине в сторонке. Места всем хватает.
– А село большое было?
– До войны домов двадцать стояло. А когда олово нашли, старателей привезли из Якутии, с золота сняли. Выходит, оно дороже золота оказалось.
– Понятное дело. Грозного оружия без оловянного припоя не создашь. Провода паять в приборах для самолётов, танков, катюш. А старатели где жили?
– В землянках поначалу, рядом, у оловянных жил. Зима, мороз, ветер. Найдёт старатель жилу, обоснуется поближе. Набьёт кусков руды кувалдой, измельчит – и на костёр обжигать. А потом опять мелко набьёт, чтоб в порошок, и лотком в воде отмывает, как золото, на берегу ручья. А за сданное олово – деньги, продукты. Обустроились люди попозже. Дороги пробили через тайгу. Дома кирпичные появились. Школа, продснаб, райком, дворец культуры, хлебозавод. А теперь вон там, в центре, смотри, какое жилье многоэтажное. Сейчас и не узнать эти места, а всего-то прошло лет тридцать. Город вырос, а кто бы мог подумать. Посёлки выросли, где жилы нашли. Фабричный, Рудный, Хрустальный. Народу понаехало. Для нас уж точно в диковинку было увидеть столько продуктов, что завозили старателям, мы о таком и думать не могли. Привыкли на всём своём, да и сейчас так живём. А за хлебом, солью, крупой в магазин. Зарабатываю, слава Богу. Сейчас, при Советах, всех продуктов вдосталь.
– Я в книжке читал, что где-то тут у скалы на берегу реки Арсеньев и Дерсу встретились. А вам не доводилось слышать о них?
– Мы за перевалом жили, на Фудзине. Нет, не помню, чтоб старики сказывали. Тропами-то ходил по тайге и хунхузы, и китайцы, и тазы.
– А это кто?
– Местные племена удэгейцев смешались с корейцами, и по-новому называются.
– А в старину как жили?
– Бедно. Особенно вдовы, переселенцы, кто после японской войны тут поселился. Земля тощая, каменистая, без навозу не родит. Тайгу жгли, чтоб зола была на пашне. Как без труда?.. Всем доставалось. Охота да рыбалка кого и выручали. Грибы, ягоды, орехи. А тут ещё урядник приедет – неси ему то, подай это. От детей кусок отрывали.
– И какая она, власть, была?
– Постылой, вот народ в партизаны и подался. Ты у Ломакина спроси, тот лучше знает о партизанах. Там отряд был. А мы подальше от людей держались, в тайге. Дорог к нам не было, одна тропа. С людьми мало общались. Бывало, приходилось ездить лошадьми в Ольгу за солью, пшеницей, железом, инструментом да охотничьими припасами – свинцом, порохом. Я тогда уже парубком был, лет восемнадцати, в том ещё веке родился.
– Пули да дробь сами лили?
– И пули, и картечь, и дробь. Что там хитрого. Это после японской можно было купить винтовку, патроны. Больших стоило богатств, на меха меняли.
– А начинался посёлок откуда?
– Да вон от той скалы у речки. У дороги магазин видишь «Новинка»? Первый дом Фёдор Попполитов поставил.
Солдат, тот четыре Георгиевских креста имел. В восьмом году здесь объявился. Очень богатый человек. Приехал на подводах, на лошадях, привёз кровельное железо на крышу, скобы, гвозди. Работников с собой, те ему дом и срубили. Вон у магазина «Новинка», рядом с трассой, на том месте сейчас дом лесхоза на двух хозяев, Князев с механиком живут. Оттуда и пошло поселение. Дали ему название в уезде: Ольгинский уезд Маргаритовской волости, поселение Кавалерово, в честь, значит, полного георгиевского кавалера. Такой почёт оказали ему, место его именем обозначили. Вскоре там вдова солдата с дочкой поселилась. Фёдор и сошёлся с солдаткой. Рядом другие крестьяне да отслужившие солдаты землянки, времянки, срубы ставили, обживались понемногу.