Путешествие по Сибири и Ледовитому морю (с илл.)
Шрифт:
На второй день путешествия уже почувствовали мы вредное влияние яркого отражения лучей света от блестящего льда. Все мы более или менее страдали воспалением и сильной болью в глазах. Предвидев это неудобство, запасся я черным крепом; некоторые из нас обтянули им свои очки; другие просто завесили глаза и тем избавлялись от ослепительного света, хотя предосторожность нимало не препятствовала зрению. Для облегчения боли и уменьшения воспаления употребляли мы с пользой мочение глаз вином. Некоторые из наших проводников лечились иначе: они насыпали по вечерам в глаза несколько нюхательного табаку и после мучительной ночи чувствовали наутро значительное облегчение.
Марта 29-го, при облачном небе и слабом юго-восточном ветре, термометр показывал поутру 8°, а вечером 16° холода. Мы держались вчерашнего курса на NW 15°, и в полдень, по наблюдению, находились под 70°19'25'' широты. Отъехав отсюда версты две, увидели мы в тумане на NW 39° землю. В надежде сделать новое открытие тотчас направили мы туда наш путь. Географическое положение Медвежьих островов было определено в 1769 году экспедицией трех прапорщиков геодезии – Лыскова, Пушкарева и Леонтьева. По их наблюдениям, самый восточный из островов лежит под 71°58' с. ш. Основываясь на том, мы полагали, что видимая нами земля не могла принадлежать к купе Медвежьих островов. Между тем она беспрестанно переменяла свое положение, внешний вид и величину, и то казалась возвышенной, то низменной, то совершенно исчезала так, что породила, наконец, разные сомнения и предположения относительно важности нашего открытия. Приблизившись верст на шестнадцать к предмету наших надежд, мы увидели, что то был маленький, довольно возвышенный остров, на котором поднимались три отдельных столбовидных утеса различной вышины. Один из них, превышавший другие, казался похожим на человеческую фигуру исполинского размера. В двух верстах от острова надобно было переправляться через крутую, изрытую гряду торосов. Наконец мы достигли небольшого мыса и глубокой бухты, на отлогом берегу которой лежало несколько наносного леса. Такая находка, надежда погреться около большого костра и утомление собак, пробежавших уже 46 верст, побудили нас выбрать здесь место ночлега. Два часа спустя прибыли наши последние транспортные нарты.
Пока проводники занимались устройством лагеря и приготовлением пищи, мы воспользовались исчезающим дневным светом, спеша взобраться на самый возвышенный пункт острова, отлогий холм, где стояли замеченные нами столбы. Все пространство от берега до вершины холма, около половины морской мили, было завалено большими и малыми обломками гранита и порфира, становившимися крупнее по мере приближения к столбам, около которых лежали уже огромные груды камней. Столбы состояли из горизонтальных, около пяти дюймов толщины, слоев тех же пород. На двух столбах замечены нами значительные щели и трещины, разрезывающие их сверху донизу и имеющие, по-видимому, параллельное направление на NO 60°.
Из этого можно заключить, что три ныне разделенных камня составляли некогда один большой утес; постепенно расщеливаясь и разрушаясь от силы мороза или других физических причин, он утратил наконец свой первобытный вид. Самый большой из столбов простирался, по моим измерениям, на 48 футов высоты и 91 фут в окружности близ основания. К вершине он суживался и представлял, как выше замечено, вид человеческого тела без рук и ног, в чалме или шапке, надетой на голову. Отсюда на восточной оконечности острова усмотрели мы четвертый небольшой столб такого же образования, а потому и остров получил от нас название Четырехстолбового. Вблизи от нашего лагеря нашли мы два старых деревянных полоза и несколько оленьих рогов находка наша была доказательством, что остров зимой и летом посещается оленями.
Горизонт покрывался пасмурностью; на NNW, казалось, по открытому морю носятся плавающие льдины, а по захождении солнца поднялись в той стороне густые пары темного цвета. Такое явление приписывал я испарениям снега, напитанного морской водой, или, по сибирскому названию, рассолом, а первое было, вероятно, следствие преломления лучей света, от которого туман кажется волнующимся морем и неподвижные торосы – плавающими льдинами. Возвращаясь, обошли мы западную сторону бухты и, пройдя 5 верст, спустились с крутого берега на морской лед. В низменностях показывалась красноватая болотистая земля, поросшая низкой и редкой травой, какая покрывает северные тундры Сибирского материка. Рытвины и овраги были завалены твердо замерзшим снегом: по всей дороге попадались берлоги медведей, а также мы видели следы песцов и мышей, но самых этих зверей не видали.
С приятным чувством глядели мы, наконец, на ярко пылающие костры, разложенные в нашем лагере. Около них, с суетливой деятельностью, толпились наши спутники, наслаждаясь благодетельной теплотой, столь редким удовольствием в полярных странах.
Марта 30-го поутру, при слабом юго-восточном ветре и облачном небе, термометр показывал 14°, а к вечеру, несмотря на свежий северо-восточный ветер, поднялся до 11° холода. В полдень вокруг солнца заметили мы кольцо радужного цвета.
Я решился здесь продневать, чтобы отправить две разгруженные нарты в Нижне-Колымск и наколоть для дальнейшей поездки как можно более дров. Пока Матюшкин на легкой нарте объезжал кругом и описывал остров, я взял полуденную высоту солнца, по которой определил широту нашего ночлега в 70°37'06'', а долготу в 0°41' на восток от Сухарного. По соответствующим азимутам отклонение компаса оказалось 14°6' восточное, а наклонение с переменой полюсов 79°3'.
К вечеру возвратился мичман Матюшкин, и по его описи приготовили мы карту острова. По наблюдениям и осмотру берегов оказалось, что все мысы и выдающиеся в море части острова состоят, подобно описанным выше столбам, из слоев гранита и порфира и спускаются отрубом к поверхности воды. В бухтах и углублениях берег земляной, отлогий и покрытый везде разными обломками вышеозначенных каменных пород. Самая западная оконечность острова может считаться отдельным утесом, сложенным из слоев черного шифера и беловатого кварца, в котором попадается колчедан. Этот утес облеплен бесчисленными птичьими гнездами и соединяется с островом только низменным, узким перешейком, который, вероятно, часто покрывается водой. Вообще восточная часть острова возвышеннее и скалистее западной. На северном берегу, в небольшом заливе, мичман Матюшкин заметил много наносного леса. С западного берега показывались на западе два небольших острова, но расстояние их, за густым туманом, определить было невозможно.
Главное направление острова, его величина, фигура, столбы на нем и, наконец, два другие острова, видимые на W и NW отсюда, вели к заключению, что наш Четырехстолбовый остров был не что иное, как самый восточный из Медвежьих, по описанию геодезии прапорщика Леонтьева представлявший почти ту же величину и фигуру, и также обставленный несколькими столбами. По наблюдениям Леонтьева, самый восточный из Медвежьих островов должен находиться на 1°21' севернее нашего определения, но разница нисколько не опровергает нашего заключения, потому что такую неверность в исчислении широт находим по всему берегу материка к западу от Колымы. Отсюда, как на связанные с этим берегом при наблюдениях и на Медвежьи острова, весьма естественно, перешла та же неверность.
Марта 31-го, при облачном небе и свежем северо-восточном ветре, отправились мы далее. Термометр показывал поутру 11°, а вечером, при резком ONO ветре, только 8° холода. От восточной оконечности острова направили мы наш путь по компасу на O 5°. В полдень, проехав 11 верст в этом направлении, мы находились, по наблюдению, под 70°41'45'' широты и 0°48' долготы, на восток от Сухарного.
Вся дорога, кроме первой груды торосов, не представляла нам больших препятствий и затруднений, но здесь морской лед был покрыт крупными, твердыми и остроконечными соляными кристаллами, отдиравшими войду, т. е. ледяную кору, с санных полозьев так, что нарты тащились как будто по песку. Собаки наши измучились, и мы были вынуждены для их облегчения идти почти целый день пешком. Дорога становилась хуже и труднее с каждой верстой: снег делался рыхлее и сырее, а соляной слой толще. Сильный ONO ветер нагнал наконец столь густой и сырой туман, что наши меховые платья казались обрызганными водой. Все эти явления заставляли предполагать, что недалеко от нас находится открытое море.
Положение наше становилось час от часу опаснее, тем более, что ветер покрепчал и нагнал густой туман, совершенно покрывший всю окрестность. При таких обстоятельствах могли мы подвигаться вперед только ощупью, при ежеминутной опасности заехать в полынью, а остановиться здесь не было возможности, потому что место было ровное, не представлявшее никаких возвышений, где можно было укрыться, да и снег и лед, напитанные морской солью, не доставили бы здесь для нашей пищи пресной воды. Наконец туман по направлению NO 35° начал редеть и избавил нас от мучительной неизвестности.