Путешествие по Советской Армении
Шрифт:
А другой поэт, Александр Цатурян, вспоминает старое тутовое дерево как друга, как члена семьи:
Там был я пестуном нежным храним —Деревом тутовым милым моим.Ветви раскинув над ветхой избой,Било по кровле оно под грозой [25] .24
«Антология армянской поэзии», стр. 369.
25
«Антология
Любопытны по навязчивому соблюдению симметричности волшебные сады в армянских сказках; вот, например, сад старшей матери дэвов (злых духов):
«В том саду шел ряд гранатовых деревьев, потом ряды цветов, сперва ряд красных, потом белых, потом голубых; еще был в саду родник и два подсвечника по обеим сторонам, по правую и по левую» [26] .
Все это, казалось бы, подчеркивает садовый характер здешней растительности. Между тем, повторяем, в глубокой древности густые леса покрывали большую часть Армении, а в южной (притаврской), находящейся сейчас вне пределов Советского Союза, был даже и строевой лес, поскольку в арабских источниках есть указания на вывоз его из Армении как предмета торговли. Исчезали армянские леса постепенно.
26
«Армянские сказки», издание 2-е, «Academia», 1933. Перевод и примечания Я. Хачатрянца. Введение М. Шагинян.
Огромный вред нанесли им стада, объедавшие кустарники и молодняк. По всей нынешней трассе железной дороги, проходящей Лори-Памбакским ущельем, на глазах одного поколения в прошлом веке редели леса, оползал почвенный покров склонов ее гор, обнажались под уходящей почвой скалы, а вместе с ней усыхали и роднички, исчезала влага. Ко дню установления в Армении советской власти лес занимал здесь менее чем 10 процентов всей территории, сохранившись кое-где лишь по руслам рек, в ущельях Зангезура, Дилижана, Иджевана и других, а на остальной части территории преобладали сухолюбивые растения — ксерофиты. В строительстве дерево было самым дефицитным материалом, — его приходилось завозить из соседних республик. Жечь его на топливо в деревнях показалось бы кощунством, — в целом ряде районов и до сих пор топливом служит кизяк — навоз, смешанный с землей и особо просушенный. Еще в 40-х годах было трудно достать в Армении деревянную мебель, деревянные двери и рамы для строительства домов.
И все это сейчас становится, а кое-где уже стало, прошедшим днем, историческим воспоминанием. На примере маленькой Армении можно видеть огромный размах и всю — почти сказочную — быстроту осуществления того великого процесса, который войдет в историю человечества как социалистический план преобразования природы.
С обезлесиванием начали в Армении бороться уже с первых лет существования советской республики: ежегодно проводили лесонасаждения, сажали деревца там, где их никогда не было до революции, — в деревнях, по улицам, в местах, отведенных под парки культуры и отдыха. Сотни тысяч саженцев высадили над Ереваном, по Канакирскому и Норкскому горным склонам. Сперва они темнели черными точками барашков, низеньких кустарников, — сейчас это уже густой лес, возобновляющийся естественно, самосевом, дающий летом тень и ограждающий город от пыльных бурь и бризов. Но массовый характер разведения лесов начался с конца 40-х годов, — в горных местностях — посевом в траншеи, (5000 гектаров только в 1950 году), а на равнинах — гнездовым способом Лысенко. Весной 1949 года для борьбы с засухой и суховеями заложено было в Армении 120 километров полезащитных лесных полос. В передовых колхозах Ахурянского, Арташатского, Ахтинского, Калининского, Октемберянского районов встали густые рощи молодых деревцев. В республике образовалось добровольное общество «Друг растений», — члены его оберегают саженцы, пропагандируют культуру леса, участвуют в лесопосадках.
В 1950 году в Армении посеяли дуб. И вот что замечательно: метод Лысенко, революционизировавший разведение лесов, оправдал себя именно на этой дорогой лесной породе, на дубе. А в Армении хоть и мало осталось леса, хоть и не было дерева топливного, строевого, — драгоценные породы еще держались там, где остался лес: как белые призраки, светятся стволы в целых рощицах буковых деревьев; в два-три обхвата стоят коренастые грабы, кудрявые дубы, великолепные ореховые деревья (Nux juglans), достигающие под селением Микоян исполинского роста. И сейчас начаты в Армении работы по разведению именно этих драгоценных пород. Сеют, кроме дуба, еще и платаны, разные сорта клена, посеяли каштан, хурму, фисташку. А из дешевых сортов сажают тополь, растущий необыкновенно быстро: воткнешь прутик в землю — и принялся.
Уже весь облик Армении начал заметно меняться; уже, когда вы едете, струится зеленый шелк деревьев справа и слева от дороги; уже начинаешь слышать совсем другие разговоры. Раньше, бывало, от крестьян, архитекторов, инженеров, экономистов то и дело услышишь «дерева у нас нет», «дерево у нас дефицитное», а сейчас не редкость совсем другие слова: «дерева у нас много», «дерево у нас превосходное». Двинулось к человеку
Растительность Армении делят обычно на три зоны: внизу флора полупустыни, повыше степная, еще выше — горно-луговая. Казалось бы, как мало растительности! А между тем эта на первый взгляд скудно одаренная растительным покровом страна всегда была очень интересна для ученых всего мира именно в ботаническом отношении. Интерес этот особенно ярко разгорелся после Октябрьской революции, когда начался могучий процесс освоения наших природных богатств новой, воистину народной, советской наукой.
С первых лет существования Советской Армении можно было встретить здесь всевозможные научные экспедиции, посвященные прослеживанию первоистоков культурных растений, шедшие по следам древнейшего сорта пшеницы, которой в Армении было 200 видов, и других злаков. Армения насчитывает до 2500 растительных видов; среди них много съедобных и полезных человеку, и есть эндемичные, присущие только ей одной, нигде, кроме Армении, не встречающиеся, — например, несколько видов ячменя. Недаром современные ботаники утверждают, что «Армения является одним из переднеазиатских очагов происхождения ряда культурных растений» [27] .
27
С. К. Карапетян, Советская Армения, Арменгиз, Ереван, 1940. См. также А. К. Магакьян, «Растительность Армянской ССР», изд. Академии наук СССР, М. 1941, стр. 221.
Эти научные изыскания отнюдь не только отвлеченны и описательны: они теснейшим образом связаны с практикой выведения новых видов. Мичуринцы-агрономы ведут неутомимую работу по преобразованию растительных видов, по введению в культуру дичков, по выведению новых сортов не только садовой, но и мировой флоры.
Из старых культурных растений, кроме яровой и озимой пшеницы, в Араратской долине поспевают хлопчатник, рис, просо, ячмень, рожь, полба, лен, горчица, клещевина (из которой делается касторовое масло) и др., причем хлопок известен уже с глубокой древности. Любопытнейшее явление наблюдается кое-где: сама собою родится хорошая дикая рожь (Secale cereale). На высоте 1300–1700 метров растет сахарная свекла необыкновенной сладости (ее начали разводить недавно даже в суровом климате Ленинаканского района, и она отлично пошла), масличные и садовые культуры.
Армения в подлинном смысле слова — страна садов. Ее крупные твердые персики и абрикосы, отлично консервируемые, славятся на весь Союз; виноград ее очень сахарист и насчитывает свыше девяноста сортов — от обычного лечебного сорта «воскеат» (раньше назывался «харджи») до янтарно-прозрачного, нежного и лишенного косточек «назели» (по-старому «аскари»).
Распространена в Армении и культура яблок. В нагорных районах — Спитакском, Артикском, Мартупинском, Нор-Баязетском, Ахтинском, Сисианском, Азизбековском, где никогда раньше не было садовых культур, сейчас разводятся мичуринские и европейские морозоустойчивые сорта. В Арзакянде акклиматизировалась антоновка; чудесный, фарфорово-чистый, крупный «кальвиль» водится в Горисе; небольшие румяные яблоки Микояновского района, ароматом напоминающие анис, получили бы пять с плюсом на дегустации у самых придирчивых садоводов.
Плоды Армении имеют очень большую сахаристость и плотность (за счет влажности). Это делает их исключительно вкусными в варке и консервировании. Виноград особенно хорош для сладких вин, муската, портвейна и отличен для крепкого коньяка. В последние годы удалось получить и хорошие столовые сорта — «Айгешат» и др.
Долго не было в Армении традиций своего парникового, оранжерейного хозяйства; поэтому даже в Ереване, столичном городе, не встретишь, бывало, ягод, плодов и овощей вне сезона. Приходилось ереванцам ждать естественного созревания, «сезона», а он наступает поздно и кончается рано. Только в июне поспевает в садах, на ветвистых старых шелковицах, нежный плод белой и черной туты. Жители стелют на землю чистую простыню, крепко трясут дерево, и пышная ягода осыпается вниз. Есть ее надо тут же, не оставляя «на завтра», потому что она быстро дает сок, обмякает и вянет. Несколько недель — и вот уже нет тутового сезона; и вам кажется, что вы так и не успели вдоволь налакомиться утоляющей сладостью этой мягкой ягоды с ее твердым жгутиком зеленого стебелька внутри вместо косточки. Так же быстро сходят черешня и абрикос. Персик в ряде районов держится с августа по октябрь. Сравнительно быстро проходит и виноградный сезон. В ноябре уже редко где, разве только у очень уж рачительного хозяина, вы найдете еще свежие кисти на увядших лозах, аккуратно увязанные в специальные полотняные мешочки. Но у большинства лозы стоят сухие и голые, — скоро их закапывать в землю, — а виноградные кисти перекочевали в подвалы, где они висят, подвязанные на жердях, покрытые легким налетом пыли, сморщенные, пожелтевшие, — уже полуизюм, а не виноград, и слишком сильная сладость никак не позволит вам съесть их много. В то время как в Средней Азии, в Крыму, в Москве вы еще могли лакомиться свежим виноградом, в Ереване вам приходилось довольствоваться вот таким полуизюмом.