Путешествие в Англию и Шотландию задом наперед
Шрифт:
Зал доспехов, куда вскоре пришла группа экскурсантов, выглядел весьма забавно. Доспехи надеты на манекены, изображающие английских королей. Их позы, выражение и жесты вызывают смех. Один монарх потрясает копьем, угрожая потолку, другой поднимает палицу, готовый размозжить голову собственному коню, третий, замахнувшийся топором, при попытке опустить оружие отрубит себе левую руку! Вся экспозиция свидетельствует о плохом вкусе устроителей и напоминает скорее ярмарочный балаган, чем научный музей.
В арсенале королевы Елизаветы демонстрируются два топора на двух плахах: одним была отрублена голова Анны де Болейн, другим обезглавлен граф Эссекский. Жак с содроганием провел пальцем по историческому лезвию и попытался сосчитать зарубки, оставленные на плахе королевской политикой.
Выйдя из арсенала, французы, не затрудняясь пересчитыванием спящих во дворе пушек, немедленно покинули замок. Время шло, и они вернулись к Лондонскому мосту, завизировав по дороге паспорта на Кинг-Уильям-стрит. Затем друзья поспешили к причалу. Как и накануне, они поднялись вверх по течению, но теперь их путь был более продолжительным. Приятели проплыли под аркой, ощетинившейся балками нового моста Парламента. И вот фасад дворца, выходящий на Темзу, открылся им во всем своем великолепии, как на картине Жюстена Уврие [261] . Перо бессильно описать все величие этой картины. Впечатление таково, будто Лондон где-то далеко, за тысячу лье отсюда. Архитектурные линии поразительной чистоты гордо несут щиты с историческими гербами, и со стороны реки дворец являет глазу идеально правильные формы. Башни Виктории и Часовая возвышаются с двух сторон над величественной неподвижной громадой здания. От впечатляющего зрелища трудно оторваться.
261
Уврие Жюстен (1806–1879) — французский художник-пейзажист, использовавший в своих картинах и литографиях впечатления от многочисленных поездок по Европе; здесь речь идет о картине «Британский парламент» (1850).
Берега реки в этом месте очень живописны. На противоположном берегу Темзы прекрасно смотрится дворец Ламбет, окруженный пышными садами с деревьями, затеняющими зеленые лужайки, и множеством построек различных стилей и направлений, но обязательно англосаксонского типа — настоящий средневековый ландшафт, затерявшийся на берегах Темзы. Здесь находится резиденция архиепископа Кентерберийского. В Лондоне только одно епископство и один епископ. Когда пресвитерианцы и пуритане Шотландии проходят мимо этих поистине царственных хором, они с презрением отворачиваются.
Пароход остановился у Воксхолл-Бридж в Ламбет. Высаживаясь на пристани Миллбанк, Жак обратил внимание своего спутника на странной формы здание на левом берегу. Это Пенитеншери, мрачного вида темница. Тюрьмы в Лондоне наводят ужас, а эта похожа на тяжелый огромный мрачный склеп с толстыми стенами. Здесь содержатся злодеи, которых раньше приговаривали к ссылке, а теперь — к пожизненному заключению. Отсюда кеб за час довез путешественников до Риджент-парка, на который им непременно хотелось взглянуть, хотя бы мельком. Они стремились удержать в памяти мимолетные впечатления. По дороге к парку кеб пересек самые красивые кварталы Лондона. Дома Пимлико, красивые, светлые, выстроившиеся ровными рядами, несут бросающийся в глаза отпечаток достатка и роскоши. Почти каждый из них окружен тенистым сквером, где могут прогуливаться только обитатели дома. На площади Бельграв-сквер демонстрируются полное единство стиля и архитектуры. Все здания, как одно, просторные, красивые, без каких-либо пристроек. Можно подумать, что огромные уединенные особняки удалены за сто лье от доков и деловых кварталов города.
Кеб остановился на Парковой площади у входа в Риджент-парк — огромное зеленое пространство, площадью четыреста пятьдесят акров, усеянное аристократическими виллами, изрезанное широкими аллеями, обсаженное деревьями, с большими лужайками. Здесь же разместились зоологический и ботанический сады, но Жонатан наотрез отказался их осматривать и совершенно без сил рухнул на одну из высоких зеленых скамей, протестующих против обычного английского «comfortable» [262] . «Птичий полет» двух путешественников подходил к концу. Форсированные марши, чрезмерная усталость, постоянное перенапряжение при обилии новых впечатлений привели к полному изнеможению. И вот теперь, прилагая неимоверные усилия, поддерживая и подбадривая друг друга, Жак и Жонатан доплелись до Риджент-стрит. Прекрасная улица была запружена экипажами. Наступил час прогулок и развлечений для обитателей фешенебельных кварталов. Началось паломничество в магазины дам в шикарных туалетах. Внимательному взгляду эти наряды объяснили бы необходимость в сорока тысячах продавщиц модных товаров в столице Англии.
262
Удобно (англ.).
Усталого Жака повергала в ужас одна только мысль об обеде в маленькой таверне в Сити, которая казалась бесконечно далекой и недосягаемой. К счастью, в Квадранте удалось обнаружить французский ресторан. Молодой человек увлек друга в зал, и там они в течение двух часов пытались побороть голод и усталость всеми доступными им способами. Кухня была французской, но с английским привкусом.
Глава XLVI
ПОСЕЩЕНИЕ МУЗЕЯ ТЮССО
— Вот мы и приближаемся к завершению нашего великолепного путешествия! — сказал Жонатан за десертом.
— И сколько же всего мы смогли посмотреть! Если наши глаза останутся при этом недовольны, значит, им трудно угодить!
— Друг Жак, признаюсь, мне не терпится вернуться в Париж. Я дошел до состояния полной невосприимчивости, уже ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не воспринимаю, и за последние дни мои чувства совершенно притупились.
— Должен признать, в чем-то ты прав. Ну еще одно небольшое усилие!
— Что, неужели надо опять куда-то идти?
— Не волнуйся, это уже последнее. Моя программа подходит к концу, но я непременно хочу выполнить ее до последнего пункта.
— О, боги! Куда ты меня теперь поведешь?
— Увидишь.
— Твое «увидишь» меня пугает.
— Идем!
— Ну пойдем.
И два пилигрима вновь взялись за дорожные посохи. Они снова прошли по тем же, но теперь уже темным в восемь часов вечера, улицам. Жак, тщательнейшим образом изучивший план Лондона, уверенно направился к Оксфорд-стрит, свернув с Риджент-стрит налево. Не отвечая на вопросы приятеля, он проследовал по этой Широкой магистрали до Бейкер-стрит.
Проходя мимо протестантской церкви, неутомимый турист не удержался, чтоб не заглянуть в нее, заверив при этом музыканта, что это еще не конечная цель их прогулки.
Строгая внутренняя обстановка суровой часовни, погруженной в полумрак, наводила тоску. Несколько рассеянных по деревянным скамьям верующих замерли в безмолвной молитве. В глубине, облокотясь о кафедру, освещенную маленькой лампочкой, проповедник читал вслух Библию. Стихи, произносимые монотонным торжественным голосом, гулко отдавались под мрачными сводами. Холод леденил душу, сковывал все чувства, пробирал до мозга костей.
— Идем отсюда, Жонатан.
— Не стоило сюда заходить!
Через несколько шагов ярко освещенный подъезд на Бейкер-стрит привлек внимание друзей. Жак, направляясь туда, сказал:
— Это здесь! Изволь приготовить два шиллинга.
Жонатан послушался и получил в обмен на деньги два билета, дающих приятелям право проникнуть в ослепительно сияющий салон.
— Где мы?
— У мадам Тюссо, внучки знаменитого Курциуса! [263]
263
Тюссо Мария (урожденная Гросхольц; 1761–1850) была не внучкой его, а племянницей, обучалась у дяди искусству воскового моделирования; Курциус еще в 1770 году открыл два музея восковых фигур в Париже: один в Пале-Руаяль, где были собраны статуи знаменитостей, другой — на бульваре Тампль, где выставляли фигуры уголовников; эти кабинеты мадам Тюссо унаследовала после смерти дяди в 1794 году.