Путешествие в Англию и Шотландию задом наперед
Шрифт:
К полуночи Жака потянуло ко сну и он отправился спать, но с восходом солнца был опять на ногах и отсалютовал, вместе с Жонатаном, Кордуанской башне [57] , открывающей вход в Жиронду, устье которой достигает ширины морского пролива. Пассажиры приободрились, качка заметно ослабла.
— Для реки, текущей по Бордо, — говорил Жак, — она, на мой взгляд, слишком спокойна.
В восемь утра к «Графу д’Эрлон» подплыл баркас с лоцманами. Один из них поднялся на борт, а его товарищи отправились встречать другие суда.
57
Кордуанская башня — маяк на острове Кордуан
Лоцман оказался маленьким подвижным человеком, не лишенным изящества, энергично жестикулирующим, постоянно что-то объясняющим; чисто южный темперамент бил в нем ключом. Он очень понравился Жонатану, настроение которого улучшалось. Бордоский акцент лоцмана благотворно подействовал на парижанина. Опирался ли вновь прибывший на поручни или же склонялся над планширем [58] , — поза его была полна очарования и говорила о незаурядной пластичности. Быстрые междометия слетали с губ гасконца, а белые зубы обнажались в обворожительной улыбке.
58
Планширь — брус, проходящий по краю палубы, у борта.
Поднявшись на борт, лоцман сразу же взял на себя управление судном, и капитан оказался вроде как не у дел. Но между ними завязался серьезный диалог, позволявший сделать весьма неутешительный прогноз.
— Вода давно уже уходит, — говорил гасконец.
— Ну уж! — возражал капитан. — У нас еще есть время.
— Не скажите.
— Надо только прибавить ходу.
— К сожалению, мы идем против ветра.
— Ну-ну! Вот увидите, проскочим, уж не беспокойтесь.
«Что это мы проскочим, а скорее всего не проскочим?» — спрашивал себя Жонатан и в конце концов поделился тревожными предчувствиями с Жаком.
— Послушай, — заявил тот, — капитан же сказал, что через несколько часов мы будем в Бордо! Будь он гасконцем, я б ему не поверил. Но он бретонец, и на него можно положиться.
Часом позже бедняга Жонатан от толчка кубарем покатился по палубе, а «Граф д’Эрлон», увязнув в илистом дне Жиронды, замер недвижимо, как Земля до Галилея.
— Это часов на шесть, — заметил лоцман.
— Тьфу ты, пропасть! — отреагировал капитан.
— Ну как, проскочили, а, дружище Жак?
— Пошли лучше завтракать!
Ни один пассажир не пропустил утренней трапезы; от морского воздуха у всех разыгрался волчий аппетит. К тому же принятие пищи позволяло скоротать время. Кок и капитан, изменившись в лице, переглянулись. Со времени отплытия из Нанта прошло полтора суток, а путешествие было рассчитано на сутки. Учитывая обстоятельства, проблематичный завтрак грозил начисто перечеркнуть перспективу обеда.
— Как ты думаешь, Бордо действительно существует? — обратился к другу Жонатан с грустной улыбкой.
— Не знаю, существует ли Бордо, но готов поклясться, что бордосцы и бордоские вина существуют. Пошли же завтракать!
Судовой кок, очевидно, не был обделен находчивостью и воображением. Он ухитрился добавить во все блюда, сдобренные каким-то соусом с неведомыми приправами, нечто совсем непонятное. К счастью, в его распоряжении имелось достаточно вина, которым он подкрасил мутноватую воду, прогревшуюся в трюме. Короче, пассажиры откушали с аппетитом, не задумываясь о предстоявшем обеде. Некоторые тут же поднялись на палубу, а кое-кто вновь засел за нескончаемый безик.
Жиронда в этиминуты являла собой любопытную картину: правый берег просматривался с трудом, но на левом взор путешественников радовал обширный полуостров, омываемый с разных сторон рекой и океаном. Солнечные лучи в этих местах дают жизнь чудесным сортам медокского винограда.
В три часа начался прилив, огонь в топке быстро развели, и вскоре колеса пришли в движение — пароход снялся с мели. Коротыш лоцман вернулся на свой наблюдательный пост рядом с рулевым, помогая тому лавировать среди изгибов фарватера. Немного спустя показалась крепость Блай, знаменитая свершившимся там актом большого политического значения — родами, которые вывели июльское правительство из затруднительного положения [59] . Сама крепость кажется довольно небольшой, соседний пляж — сухим, неприветливым, безжизненным, начисто лишенным тени. Без сомнения, сокровища, даруемые небом, достаются другому берегу, где пышно произрастает лоза «Шато-Марго» и «Шато-Лаффит». Потом взору открылся Пойак — главный пункт отгрузки медокских вин. Мол, довольно далеко выступающий в реку, позволяет приставать крупным судам. По мере приближения к городу Жиронда сужается. Течение (кстати, более мощное, чем в Луаре, где оно подавлялось приливом) теперь, к счастью, приходило на помощь пыхтевшей паровой машине, которая временами совсем выбивалась из сил.
59
Намек на рождение 1 апреля 1833 года дочери герцогини де Берри, супруги Шарля Фердинанда де Бурбона, герцога де Берри (1778–1820), второго сына свергнутого короля Карла X. Мария-Каролина-Фердинанда-Луиза де Берри пыталась после Июльской революции 1830 года поднять во Франции восстание в пользу своего сына Шамбора, единственного наследника старшей ветви бурбонского королевского дома, но движение успеха не имело, герцогиня скрывалась в Нанте, потом была арестована и посажена в крепость. Отцом родившейся дочери герцогиня объявила графа Эктора Луккези-Палли, с которым она будто бы тайно обвенчалась в Италии. Выпущенная из крепости, герцогиня удалилась в свое поместье и больше не принимала участия в политической жизни. Ж. Верн не переносил этой наследницы бурбонского дома и едко критиковал ее в одном из своих стихотворений.
— Да, легкие у нее неважные, — заметил Жак, — боюсь, как бы ей не остаться без угля…
— Не говори так, — взмолился Жонатан, — этого еще недоставало! И вообще, подумать только: путешествие в Шотландию начинается с захода в Бордо!
Наконец наступило время обеда. Пассажиры ринулись в салон с недобрым предчувствием — все расселись, развернули салфетки, протянули тарелки капитану, сидевшему во главе стола, — и получили на первое какую-то мерзко пахнущую жидкость; если это и можно было назвать супом, так только потому, что подали его в начале обеда; в конце же это нечто пошло бы за помои. В тот грустнопамятный день закончил свое бренное существование судовой кот; мясо его приготовили с небывалым количеством специй. Злопамятное животное, однако, отыгралось за свою преждевременную смерть на желудке бедняги Жонатана, которому, наверное, достались когти. Но в чем капитан «Графа д’Эрлона» превзошел самого себя, так это в краткой речи перед десертом.
— Господа, — заявил он, угощая голодных пассажиров последними сардинками, — я не могу завершить наш краткий рейс, не предложив вам отведать руайанов, выловленных прямо в Жиронде.
— Каких еще руайанов?! — возопили в один голос пассажиры. — Да это же обыкновенные сардины!
— Господа, вы заблуждаетесь! Это самые настоящие и, добавлю, преотличнейшие руайаны.
Все почли за благо скорее проглотить рыбешек, не тратя времени на дискуссии. Но Жак весьма логично заключил, что в Бордо сардины называются руайанами, а руайаны в Нанте — сардинами. Капитан же предстал в его глазах гасконцем, плывущим против течения по Гаронне!
Глава VII
СТОЯНКА В БОРДО
На горизонте появился длинный шлейф дыма. Он тянулся от парохода, который быстро догонял «Графа д’Эрлона» и приближался буквально на глазах. Высокая скорость достигалась за счет мощной, ровной работы винта; паруса были заботливо привязаны к реям; общее впечатление красоты и стремительности казалось ни с чем не сравнимым.
— Прелестное судно! — восхитился Жак. — Идет куда лучше нас! Хотел бы я знать его название, чтобы занести в дорожный дневник.