Путешествие в Икарию
Шрифт:
Весь этот ансамбль составлял великолепный сад, который наполнял благоуханием воздух и очаровывал взор; являясь восхитительным общественным местом для гулянья, он в то же время увеличивал удобства примыкавших к нему домов.
— Город, — сказал мне Евгений, — покрыт такими лее садами, какие вы видели на плане, ибо они имеются на всех улицах, позади домов. Газон посредине часто заменяется то деревьями или крытыми аллеями, то ручейками или даже каналами, окаймленными красивыми балюстрадами, и во все сады, как и в этот, публика входит через четыре роскошных портика в центре четырех улиц, а каждый дом имеет свой отдельный вход.
— Поистине, — воскликнул я с восторгом, — эти сады столь
— Как, столь же прекрасны? — возразил Евгений. — Скажите же, во сто раз лучше ваших аристократических скверов, укрытых за высокими стенами или высокими решетками и оградами, зачастую не допускающими проникнуть туда даже глазу народа, тогда как здесь народ свободно гуляет в демократических садах по этим очаровательным аллеям, уставленным красивыми скамьями, и может наслаждаться всем этим видом, в то время как каждый дом имеет для своего исключительного пользования сад, отделенный от других простой железной проволокой, которую вы даже не заметите. Посмотрите, как прекрасно обработаны все эти маленькие сады, как хорошо почищены эти газоны, как красивы эти цветы и как хорошо посажены и подстрижены эти деревья, которые выращиваются в самых разнообразных формах.
— Как? Каждый дом имеет свой сад? Сколько же садовников нужно иметь, чтобы за ними ухаживать?
— Ни одного или очень мало, потому что каждая семья находит большое удовольствие в выращивании цветов и кустов. Вы видите теперь только детей и их матерей, но вечером вы всюду увидите мужчин, женщин, юношей и девушек, работающих вместе в садах… Но пойдем, если мы хотим окончить нашу прогулку.
— Здесь, наверное, имеются кабриолеты или фиакры [8] , как в Париже и Лондоне; возьмем какой-нибудь, чтобы поспеть скорее!
8
Кабриолеты — одноконные двухколесные экипажи; фиакры — закрытые двухместные четырехколесные кареты; омнибусы — закрытые четырехместные или шестиместные (иногда двухэтажные) экипажи для общего пользования, запрягающиеся парой или четверкой лошадей и содержащиеся обыкновенно для регулярных городских или междугородных сообщений; старагоми — икарийские омнибусы, более вместительные и снабженные удобствами для пассажиров.
— Да, возьмите, возьмите. В этой жалкой демократической стране нет даже фиакров, нет кабриолетов, нет даже экипажей!
— Что вы говорите?
— Правду! Посмотрите, на всем расстоянии этой большущей улицы вы не заметите ни одного экипажа.
— И нет даже омнибусов?
— Имеются только старагоми (народные кареты), которые вы, наверное, видели. Мы сядем в один из них.
Мы вошли действительно в старагоми, который проходил по соседней улице. Это было нечто вроде двухэтажного омнибуса, который мог вместить сорок человек. Для них было устроено восемь пятиместных скамеек, каждая из которых имела свой отдельный вход сбоку. Все было устроено для наибольшего удобства пассажиров, чтобы зимой в карете было тепло, а летом прохладно, и в особенности чтобы избежать всяких несчастных случаев и даже всяких неприятностей. Колеса были под каретой и направлялись по двум железным желобам, по которым их быстро влекла вперед тройка прекрасных лошадей.
Мы встречали очень много этих старагоми, которые двигались по другую сторону улицы в обратном направлении. Они все имели различную форму и казались более изящными, чем английские и французские омнибусы.
Евгений сказал мне, что половина улиц (чередуясь попарно) обслуживалась омнибусами. Все пятьдесят больших улиц обслуживались достаточным количеством омнибусов; они могли следовать друг за другом через каждые две минуты, причем среди них были тысячи всяких других со специальным назначением, так что все граждане могли передвигаться с большим удобством, чем если бы каждый имел свой экипаж.
В конце улицы мы перешли железную дорогу и заняли места в другом старагоми, который нас повез вниз, в порт, где мы пересели на пароход, чтобы подняться по реке до центра города.
Мне показалось, что я в Лондоне, и я испытал неизъяснимое чувство удовольствия и сожаления, когда увидел огромный бассейн, каналы, другие бассейны меньшего размера, прекрасные набережные, великолепные склады, тысячи мелких паровых и парусных судов, тысячи машин для погрузки и разгрузки, словом — все оживление торговли и промышленности.
— На другом конце города, — сказал мне Евгений, — мы найдем другой, почти такой же красивый порт для судов, которые привозят продукты из провинции. Я удивлялся все больше и больше, но был восхищен, когда, подвигаясь внутри города по этому Величественному, покрытому множеством легких разрисованных и украшенных лодок и барок, я любовался, как разворачивались предо мною, с правой и с левой стороны, набережные, усаженные деревьями и окаймленные дворцами и памятниками. В особенности восхищали меня берега реки, которые, хотя и были заключены между двумя стенами по прямой линии, были неправильны и излучисты; сближались или удалялись друг от друга и были покрыты газонами, цветами, деревьями, плакучими ивами или высокими тополями, тогда как стены скрывались под ползучими растениями.
Не доезжая до центральной площади, мы встретили два маленьких очаровательных острова, покрытых зеленью и цветами, и прошли под пятнадцатью или двадцатью прекрасными мостами, деревянными, каменными или железными, из которых одни назначались для пешеходов, другие — для карет и повозок, одни были плоские, другие — изогнутые, одни с одной или двумя арками, другие — с десятью или пятнадцатью.
Центральная площадь, место гулянья у воды, расположенные на ней обширный национальный дворец, внутренний сад и гигантская статуя вызывали мое удивление.
Затем Евгений повел меня к причудливому мосту, по названию Сагал, или Со, сделанному из параллельных и изогнутых канатов, прикрепленных с одной стороны к верхушке башни на высоте двадцати футов над набережной, а с другой — к пристани на другом берегу реки. К каждой паре канатов привешена лодочка, вмещающая четырех человек: она принимает на башне пассажиров и, тихо скользя по канатам, высаживает их на противоположном берегу. Другая башня, другие канаты и другие лодочки привозят пассажиров обратно.
Я испытал невыразимое наслаждение (потому что мне тоже захотелось прокатиться), когда я вдруг, точно одним прыжком перемахнул через разверзшуюся под моими ногами пропасть. На этих лодочках катались бы, как когда-то катались на русских горах, если бы не удалили тех, кто приходил сюда только забавы ради.
Я не оправился еще от изумления, когда Вальмор в условленный час явился в отель, чтобы захватить меня с собой.
— Какие у вас старагоми! — сказал я ему. — Неужели же в вашей республике делают и эти народные кареты, как и кареты для путешественников, как и пароходы, заботясь только об удобстве граждан?