Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи
Шрифт:
Эта операция открыла мне доступ в мир племени форе. С помощью То меня изо дня в день вводили все глубже в это незнакомое общество. С каждым новым днем пути я приближалась к великому колдуну Ийоге, человеку, который взял на себя смелость распоряжаться жизнью людей и насылать на них смерть. Он, видимо, прослышал о моем приближении к его деревне — оттуда то и дело поступали предупреждения, чтобы я наконец остановилась.
Первая деревня на моем пути называлась Касогу. На поляне за частоколом То разделал тело покойной жены и на глазах у всех съел низ живота.
Возможно, мой рассказ покажется неэстетичным, но в нем нет ни капли вымысла. Все это я наблюдала собственными глазами, так как мне разрешалось свободно расхаживать по деревне. Я могла без каких-либо помех, пользуясь переводчикам, обращаться к жителям деревни во время их трудовых занятий, сидеть у очага, заходить в хижины, в том числе и в ту, где женщины племени форе скрываются во время менструаций. Я могла пригласить их к себе в лагерь, показать, как пользоваться карандашом, как зажигается карманный фонарь, давала им посмотреться в зеркало. Но как далеки были мы друг от друга! Наш образ жизни разделяли тысячелетия. Не буду касаться обычаев, связанных с употреблением в пищу человеческого мяса, ограничусь самыми простыми примерами. Младший брат наследует жен старшего брата. Братья и сестры не должны смотреть друг на друга и разговаривать между собой. Мужчина имеет право вступать в интимные отношения с женой друга, причем муж должен присутствовать при этом акте. Существует обычай глотать куски тростника, чтобы вызвать рвоту и тем самым «очистить внутренности» от пищи, приготовленной беременной женщиной или женщиной, у которой начались месячные. Женщину, которая увидит играющего на бамбуковой флейте мужчину, ждет смерть.
Мало кто из живущих на Земле народов боится смерти меньше, чем форе, зато они очень страшатся позорной смерти от куру, когда нечистая сила пожирает больного изнутри. В ту пору я еще не знала, что на долю этой болезни приходится половина всех смертных случаев среди женщин в здешних краях. Но надо было быть слепой, чтобы не увидеть, как опасались женщины, девушки и девочки заболеть болезнью куру. По утрам, выбираясь из хижин, чтобы заняться работой на полях, женщины некоторое время стоят неподвижно, выпрямившись во весь рост и свесив руки плетью. Стоит им почувствовать малейшую дрожь в теле, как их охватывает страх: не вселилась ли в них нечиста сила? Внимательно приглядываясь друг другу, они стараются выискать жертву куру, успокаивая себя тем, что если злая сила уже вселилась в какую-нибудь женщину, то она не сразу поразит другую.
Я имела возможность наблюдать все стадии болезни. Первые признаки обычно проявляются в незначительных нарушениях координации движений. Стоит больной взять в руку какой-нибудь предмет, как пальцы ее начинают слегка дрожать и ей не сразу удается унять дрожь. Нередко она и сама этого не замечает, зато другие не упускают случая поведать об этом не только самой несчастной, но и всей деревне. Из-за постоянного страха перед болезнью у женщин племени форе выработалась привычка брать предметы одной рукой, а другой придерживать сверху. Такая нехитрая манипуляция позволяла им в какой-то степени сдерживать судорожное подергивание мышц, которое приводило к повышенной нервозности, доходящей до истерики. По той же причине женщины не осмеливаются громко смеяться, ограничиваясь только улыбкой.
В своих наблюдениях за жизнью племен я столкнулся с такими понятиями категорий добра и зла, которые столь разительно отличаются от наших, что я попросту не приложу ума, как можно помочь этим людям и приобщить их к современному миру. На эти мысли меня натолкнули их отношение к тем, кого поразила болезнь куру, их страх перед колдовством и всем, что связано с этим.
Осталось ли подобное отношение таким же, как и десять лет назад, когда я впервые попал на землю племени форе? По мнению Руперта, никаких изменений здесь не произошло, но, так ли это в действительности, я смогу судить лишь сам, когда вторично попаду в племя. Итак, в распоряжении миссионеров, врачей и администрации было десять лет. Есть ли какие-нибудь сдвиги? В прошлый раз мне довелось попасть в деревню, которую сами жители нарекли «деревней обреченных на смерть женщин». Помню, что прибыл я туда к вечеру. Вершины гор были озарены бледно-розовым отблеском заката, в ясном воздухе вверх устремлялись клубы дыма от костров. Маленькие хижины купались в свете вечернего солнца, все, казалось, дышало миром и покоем. Стоило нам приблизиться к хижинам, как с десяток поросят врассыпную бросились в заросли. Навстречу нам устремились пятеро ребятишек, протягивая подарок — веточку эвкалипта с жирной зеленой гусеницей. Я великодушно отдал ее мальчишке постарше других, и он с радостью засунул ее в рот.
Помимо детворы и двух женщин в деревеньке оставалось всего пятеро мужчин, остальные женщины, как об этом я узнал со слов переводчика, заколдованы. Двенадцать из них поражены болезнью куру. Кто к этому времени успел умереть, а кто добровольно ушел в лес — ждать, пока смерть принесет избавление от ужасных страданий. Они ушли из деревни, пока еще могли кое-как передвигаться, опираясь на палки, в сопровождении мужчин. Но мужчины знали, что женщинам суждено умереть, помочь им они были бессильны, а потому большинство из них ушли из деревни в другие места. Там они построили новые хижины, а возможно, и обзавелись новыми женами. Ведь, как они полагали, небезопасно жить с женщиной, в которую вселилась нечистая сила.
Все в племени знают, откуда пришла к женщинам эта напасть. Порчу на них напустил старый Ийога. Он и четверо его сыновей продолжают жить в деревне. Прикончить старика ни у кого не хватает мужества. Они жаловались белому киапу из проходившего по тропе патруля, но тот не пожелал задержать Ийогу. Белые люди такие странные: не верят в колдовство, вероятно, потому, что сами в родстве с богами и им не страшны злые духи; но в то же время полицейский офицер из Окапы запретил убивать старого поганого колдуна и предупредил, что, если кто попытается это сделать, его закуют в цепи и отправят в Кайнанту. Он предложил отыскать больных женщин и доставить их в пункт для заболевших куру при миссии в Аванде. Но они не пожелали об этом слышать. Больные должны умереть, чтобы вместе с ними умерла болезнь.
Я встречал Ийогу во время своего первого путешествия на землю племени форе. Когда в сопровождении переводчика я пришел на деревенскую площадь, он сидел перед очагом. Я поздоровался с ним, но он не проронил ни слова в ответ, его мрачное лицо было бесстрастно. Помнится, я тогда подумал, что так же, должно быть, выглядел колдун и в наших местах в давно минувшие времена. Присев рядом, я подал знак переводчику, чтобы тот сел между нами. Переводчик не принадлежал к племени форе, однако он все же, видимо, побаивался Ийогу, и мне не сразу удалось уговорить его занять указанное место. Старик, казалось, не обратил внимания на эту сцену — судя по всему, он привык, что люди его боятся.
Я попытался задобрить его подарком и предложил сигарету. Он соблаговолил взять ее у меня и молча стал следить за тем, как я зажигаю свою сигарету. Когда же я, чиркнув спичкой, протянул пламя к его сигарете, он не выказал страха и принялся спокойно втягивать дым. Некоторое время мы курили в полном молчании. Стемнело. Где-то захрюкал поросенок.
Выкурив сигарету, Ийога протянул руку за новой. Добрый знак. Надо полагать, скоро завяжется беседа. Но пока слышалось только гудение безжалостных москитов. Старик по-прежнему молчал. Тогда я не спеша принялся переодеваться — снял шорты, надел брюки, не переставая дымить, чтобы отогнать москитов. Вдруг Ийога встрепенулся. Заметив, что под брюками на мне трусы, он изобразил на своем морщинистом лице подобие улыбки и, обернувшись к переводчику, что-то ему сказал.
— О чем спрашивает старик? — поинтересовался я.
— Он хочет знать, собираешься ли ты воевать.
— Воевать? Как это понять?
Переводчик разъяснил, что форе, отправляясь в военный поход, надевают под набедренную повязку нечто вроде лубяных трусов, которые представляют собой своеобразные доспехи. Старика Ийогу немало позабавило, что белый киап путешествует в «военных штанах».
Лед был сломан, между нами завязалась беседа, правда вначале довольно робкая. Но вскоре мы освоились и даже почувствовали взаимную симпатию. Как оказалось, Ийога вовсе не колдун. Он старый, уставший от жизни человек с «трясущейся кожей» (по его собственному признанию), ему очень больно, что в его деревню пришла болезнь. Однако он тут ни при чем, это один человек в соседнем селении навлек на женщин куру. Вот если его убить, то больные быстро поправятся. Ийога добавил, что жен своих сыновей он никуда не отправил, две из них так и живут в хижине. Никто из них не верит, будто он наслал порчу. Когда-нибудь сыновья пойдут и убьют того злого человека, продолжал Ийога. Возможно, полицейский офицер их за это закует в цепи и отправит на принудительные работы, только они все равно сделают это ради отца.