Путешествие в страну Офир

Шишова Зинаида Константиновна

Однако сеньорита Ядвига только две недели спустя разрешила выздоравливающему пуститься в дорогу.

И вот наконец Франческо в Севилье.

Здесь ему довелось побывать дважды, еще при жизни адмирала. Франческо явственно ощутил ни с чем не сравнимый аромат севильского воздуха. Один пряный аромат цветов чего стоил! Кусты роз – белых, желтых, розовых, красных – упрямо лезли в проломы оград.

Эрнандо Колон никак не мог справиться со строительством библиотеки, но об этих замыслах сына адмирала Франческо рассказали его дорожные попутчики. Шагая по набережной, Франческо глубоко, до боли в груди, вдыхал крепкий аромат цветов, облаком стоящий над городом.

«У изгиба, который делает Гвадалквивир,

на мысе, вы издалека увидите мраморную библиотеку сына адмирала, – объясняли Франческо его попутчики, – а при библиотеке – домик, в котором на время расположился сын адмирала».

Дойдя до такого мыса, Франческо вынужден был остановиться: дом у изгиба реки и огороженный участок преграждали ему путь. Все пространство от дома до берега было распахано или раскопано. А за домом, за его пристройками зеленел роскошный, большой, тенистый, настоящий севильский сад.

Человек с мотыгой и граблями, который разравнивал землю, поначалу не услышал обращенного к нему вопроса. И, только повторив его, Франческо мог удостовериться, что это – дом и библиотека сеньора Эрнандо Колона.

Подходя к дому, Франческо вдруг закрыл глаза и представил себе уже ничего не выражающее, глубоко ушедшее в подушки лицо своего господина – адмирала… Рядом – заплаканный и чем-то обеспокоенный Диего Колон (злые языки толковали, что обеспокоен он не столько смертью отца, сколько заботами, связанными с получением наследства)… И – склоненное над постелью умирающего, искаженное отчаянием, а поэтому, может быть, по-своему прекрасное лицо Эрнандо Колона.

«Каков он сейчас? Узнает ли он Франческо Руппи? Боже мой, конечно, не узнает, прошло ведь столько лет! Он и по имени меня, наверно, не вспомнит!»

Услыхав просьбу приезжего доложить о нем хозяину дома, садовник удивленно пожал плечами.

– У нас о гостях не докладывают… Это не в обычаях у нашего сеньора!

Значит, слухи о простоте и радушии второго сына адмирала ходят не зря.

И все же, остановившись перед входной дверью, Франческо повторил свою просьбу назвать хозяину дома имя Франческо Руппи. Виделись-то они лет пятнадцать назад, сеньор Эрнандо, возможно, и позабыл его… Поэтому тем более не следует без предупреждения врываться к человеку, который, очевидно, в эту пору дня занят и никого не принимает.

– «Врываться», – пробормотал садовник. – И скажете же такое!.. Наш сеньор Эрнандо всегда занят, – пояснил он, напирая на слово «всегда». – Он либо раскладывает по местам книги (а ему их целую уйму привозят!), либо сшивает рукописи, либо сам пишет что-то и чертит карты. Но каждого, кто приходит к нам, он принимает любезно и ласково.

Не успел Франческо подумать, часто ли ему случалось посещать дома, где слуги так говорят о хозяевах, как услышал быстрые шаги сбегающего по лестнице человека.

Только мужская сдержанность помогла им обоим не разрыдаться.

Потом за длившейся более трех часов беседой и Эрнандо и Франческо, не сговариваясь, обходили молчанием и свою последнюю горестную встречу, и многое из того, что положило темное пятно на память о дорогом им человеке.

О брате своем сеньор Эрнандо говорил крайне скупо, но у Франческо и не было намерения именно у обойденного наследством сына узнавать подробности о тяжбе вице-короля Индии с императором.

А ведь сеньор Эрнандо даже получил право на присвоенный адмиралу Моря-Океана герб, который отличался от герба его старшего брата только тем, что из угла в угол был перечеркнут черной полосой. Однако самого Эрнандо это интересовало мало.

Очень бегло сеньор Эрнандо описал многократные попытки Диего добиться признания за ним наследственных званий и почестей сначала от короля Фердинанда, потом – от Филиппа Красивого, а в последнее время – от императора.

А ведь еще в Палосе

на приеме у Карла Пятого стало ясно: дон Диего Колон слишком многого хочет от престола… Так именно и выразился капитан. Кстати, долгая привычка взяла свое: теперь, когда уже можно было без опаски называть капитана по имени, у Франческо как-то язык не поворачивался обращаться к нему «сеньор Стобничи», как делали тут все. Он не был к тому же уверен, называют ли так капитана у него на родине… «Стобничи» или «Стобничка» – это ведь обозначение места, откуда капитан родом. Вот и проще называть его «сеньор капитан»… По-прежнему…

В Сен-Дье Франческо было поручено узнать, как отнеслись сыновья адмирала к тому, что еще в 1516 году Мартин Вальдзеемюллер, известный более под именем Гилокомилуса, начертил карту заокеанской земли и в честь описавшего ее Америго Веспуччи назвал ее «Америкой». И сейчас, волнуясь и запинаясь, Франческо завел об этом разговор.

Сын адмирала, подойдя к полкам с книгами и перебрав несколько тщательно подклеенных корешков, сказал с грустной улыбкой:

– Я уже много дней привожу в порядок свое хозяйство, но до конца еще далеко. А вот посмотрите – вам будет интересно… Это издано в Полонии, в городе Кракове, еще в 1512 году. «Птолемей с введением в географическую науку, составленным Яном из Стобницы, с приложением им же выполненной карты нового материка, обозначенного под именем „Америка“… Мне известно, что потом географ этот подвергся гонениям, а карта его по приказу из Рима была изъята из последующего издания Птолемея… Ян Стобничи, по слухам, вынужден был покинуть родину. Может быть, ему не по средствам было бы совершить столь длительное плавание, но корабль, завещанный Стобничи его покойным братом, тут ему очень пригодился!

«Ого! – подумал Франческо. – Всех этих подробностей я и не знал! Да и капитан наш отнюдь не похож на гонимого человека».

– Говорят, – продолжал сеньор Эрнандо, – что император взял под свое покровительство этого польского ученого. Таким образом, его величество убивает, как говорится, одной стрелой двух оленей: во-первых, получает точное опровержение кое-каких – даже, на мой взгляд, чрезмерных – претензий наследника адмирала, а во-вторых, использует удобный случай досадить папе… Некоторые друзья даже сообщали мне, как будто этот храбрый польский ученый Стобничи отправился сюда, к нам, под испанским флагом и по распоряжению Карла Пятого обязался до прибытия в Испанию скрывать от всех свое имя… Все это вполне в духе порядков, существующих при императорских и королевских дворах… Похоже на правду, не так ли?

– Я мало знаком с нравами двора… Но мне думается, что все же его императорское величество не стал бы так открыто навлекать на себя гнев Рима…

– Делается это отнюдь не открыто, – с улыбкой поправил его хозяин.

Тяжело вздохнув, Франческо добавил:

– Кстати, я как раз прибыл на корабле, который именно и доставил в Испанию Яна Стобничи или Яна Стобничку, как называют его некоторые… Это капитан нашей «Геновевы», очень хороший человек.

Эрнандо сказал ласково:

– Почему-то всем кажется, что я, а тем более Диего должны были бы протестовать против такого наименования нового материка, вернее – южной его части… Но ведь название это нисколько не умаляет действительных заслуг нашего отца и даже не подчеркивает его ошибок… Уже при нашей жизни в науке изучения земли произошли такие изменения, что географам и картографам только и остается, что перечеркивать все обозначенное на картах ранее и наносить то новое, что принесли на своих обагренных кровью мечах такие не весьма почтенные люди, как Алонсо Охеда, Васко Нуньес Бальбоа и другие… Благодаря им в Европе узнали, что на западе от нас лежит огромный материк, что Куба – остров, а не берега Катая, как полагал наш отец…