Путешествие в тропики
Шрифт:
К астрономической экспедиции присоединилась небольшая группа ботаников: член-корреспондент Академии наук СССР Борис Константинович Шишкин — руководитель этой группы, профессор Сергей Васильевич Юзепчук (единственный из участников, бывавший в Бразилии; он путешествовал по Южной Америке с 1926 по 1929 год); профессор Леонид Федорович Правдин и я — старший научный сотрудник Ботанического института.
Бразилия — страна богатейшей тропической флоры. И нашей задачей было привезти живые тропические растения для восстановления оранжерей Ленинградского
На корабле
Уже 28 марта, а мы всё стоим в порту, «затертые» льдами. Некоторым опоздание па руку. Вот прибыл экспедиционный врач — Николай Михайлович Балуев. Он уже не чаял застать «Грибоедова» в Лепае и строил планы, как будет на самолете догонять нас.
Николай Михайлович привез с собой из Москвы несколько ящиков всяких лекарств и, кроме того, всё время, пока мы стояли в Лепае, ежедневно приносил с берега свертки и коробки с якобы «совершенно необходимыми» в тропическом климате лекарствами, дезинфицирующими средствами и вакцинами. Он всем нам сделал прививки против брюшного тифа и холеры.
Мы совсем обжились на корабле. Уже научились легко распознавать время на морских часах. Циферблат их разделен на 24 части. Взглянешь «сухопутным» взглядом — 3 часа будто бы, а на самом деле — 6; глядишь — стрелки образуют вертикальную прямую, — думаешь, что это 6 часов, а оказывается, это — полдень. Привыкли, что пол — это палуба, что веревка — это конец, постель — койка, научились определять время по склянкам, и некоторые начали в свою речь ввертывать настоящие морские слова: «кок», «миля», «ют», «лаг».
Астрономы и физики ежедневно спускались в трюм: то они проверяли надежность крепления ящиков, то доставали какие-нибудь приборы и работали с ними, то монтировали инструменты, разобранные для перевозки по железной дороге. Каждый из участников нашел себе определенное занятие. Либединский, Правдин и я занялись изучением испанского языка. Ежедневно все участники экспедиции собирались в кают-компании. Каждый по очереди докладывал о задачах своих исследований или рассказывал о своих прошлых экспедициях.
Несколько докладов было посвящено Бразилии. Один из них, о болезнях в Бразилии, сделал наш врач. Он привел нам действительно страшную статистику заболеваний и смертности в этой стране. Особенно много гибнет людей от желтой лихорадки в экваториальных частях Бразилии. Мы, правда, не собирались туда, но всё же…
Однако сколько же можно сидеть в порту?! Истомились даже терпеливые, видавшие виды кинооператоры, которые приехали заблаговременно, чтобы заснять фильм «Отплытие советской экспедиции в Бразилию». Они уже сняли всё, что можно было заснять в порту и на судне: участников экспедиции вместе, по группам, в отдельности, за работой и за беседой в кают-компании. Но ведь надо заснять выход судна в море.
Наконец, 8 апреля на «Грибоедове» заработали дизели. Теплоход отошел от пристани. Корабли, стоявшие у соседних причалов, напутствовали нас гудками.
Но прошли мы немного. Тут же на внутреннем рейде, не выходя за гранитную стенку волнолома, «Грибоедов» бросил якорь. Дальше не пускали льды. Они тянулись далеко на запад, и только на горизонте темнела узкая полоска чистой воды.
На рейде мы и заночевали. Спали плохо, — льды совсем лишили нас покоя.
Нас выводит ледокол
Наутро к нам подошел большой двухтрубный ледокол «Сибиряков». Мы воспрянули духом. Ледокол вмиг выведет нас в открытое море!..
Но, что такое? «Сибиряков», вместо того чтобы пробивать нам дорогу, тоже бросил якорь. Стоит, пускает изредка дымок из труб. Только и слышно, как отбивают там склянки, — больше никаких признаков жизни.
Тут уж наши астрономы взволновались не на шутку. Через сорок дней — затмение! Надо быть на месте не менее чем за две недели до этого дня, чтобы успеть развернуть сложную аппаратуру.
Наш капитан запросил ледокол, — почему стали? С «Сибирякова» в переговорную трубу прокричали: «Пройти нельзя. Западный ветер поджимает льды к берегу. Надо ждать, пока ветер переменит направление. Тогда льды разойдутся и можно будет выйти на чистую воду».
В последующие два дня ветер продолжал упорно дуть с запада и северо-запада. Ледокол ежедневно уходил в разведку. Подвигался «Сибиряков» медленно, часто останавливался, отходил, чтобы ударом пробить проход. Канал, пробитый ледоколом, немедленно за корпусом судна снова заплывал льдом.
Наконец, еще через день, ветер подул с юга. Сразу потеплело, среди льдов появились полыньи. На следующее утро, проснувшись в своей каюте, я прежде всего кинулся к иллюминатору: ледокола нет! Вышел на палубу — «Сибиряков» дымит на горизонте, а все, кто наверху, жадно следят за ним в бинокли. Вот он, счастливец, на чистой воде! Вот развернулся, двинулся к нам. Спустя полчаса он уже был возле «Грибоедова». Капитан «Сибирякова» сообщил, что сейчас пойдем и что он поведет нас на буксире, иначе «Грибоедов» в заплывающем канале рискует поломать винт.
Зазвонил телеграф, на «Грибоедове» заработали судовые дизели. С ледокола подали конец — толстенный металлический канат…
«Счастливого плавания», — просигналил нам флагами стоящий невдалеке теплоход «Мичурин». Он уже целый месяц как ждет случая выбраться из ледового плена. Теперь, конечно, и он скоро выйдет. «Грибоедов», послушный буксирному канату, вздрагивает и вслед за ледоколом проходит ворота волнореза. Тут сразу — многослойные груды льда. Только бы не засесть! Нет, «Сибиряков» не подвел. Через 37 минут — все следили по часам — мы на чистой воде. Всего четыре мили отделяли нас от чистой воды. Путь в тропики открыт!