Путешествие внутрь иглы. Новые (конструктивные) баллады

Ильин Сергей

Мы непрестанно разочаровываемся в посторонних людях, но одновременно догадываемся, что иными эти люди быть не могут, именно потому, что они – посторонние, и тогда мы поневоле примиряемся с ними, но наше разочарование в них до конца все-таки не исчезает.

Мы стараемся искренне забывать обиды и даже прощать их, но одновременно замечаем, что никакие конфликты в жизни не проходят бесследно и что, искренне стремясь к восстановлению добросердечных отношений с былым оппонентом или врагом, мы все-таки наталкиваемся на невидимую границу, показывающую, что дальнейшее улучшение общения невозможно, и тогда вместо углубления отношения начинается недоуменно-болезненное движение психики по замкнутому кругу.

Мы на протяжении всей жизни только и делаем, что обустраиваем родимый очаг: семью и дружество – и как бы накапливаем тепло на узком и тесном, окружающем нас участке жизни, но одновременно мы движемся к финалу, где этот очаг будет неизбежно разрушен – и в таком странном, самоупраздняющем движении

не находим ничего предосудительного.

Мы очарованы бесконечным разнообразием мира, но одновременно замечаем, что сами суть то окно, через которое мы видим мир: окно это постепенно запотевает и покрывается пылью, – и мысль, что мы всю жизнь видели не мир сам по себе, а всего лишь пейзаж из грязного и запотевшего окна, все чаще нас навещает, хотя ничего не меняет.

Как следует узнав себя к середине возраста, опробовав собственные сильные и слабые стороны, у нас обычно появляется ощущение, что жизнь сложилась не так, как она должна была бы сложиться, нам кажется, что в иных условиях мы раскрылись бы полней и самодостаточней, но одновременно в глубине души мы все больше убеждаемся, что все вышло именно так, как и должно было выйти и что иначе быть не могло, так что все самое существенное в нас эта наша жизнь с преизбытком выставила наружу.

6. Заветная просьба

В погоне за духовным урожаем —кто с этим феноменом не знаком? —себя мы иногда воображаембольшого мастера учеником, —и как бы соблазненные богами,отвергнув путь обыденный, но свой,спешим мы семимильными шагамипусть и к прекрасной цели, но – чужой.Так собираются фанаты в зале,чтоб насладиться зрелищем звезды, —но зрителем быть в этом ритуалени для кого особой нет нужды.Куда как лучше за поливкой грядки,за книгой иль кормлением котавстретить Того иль Ту, кто без оглядкидоставит нас… в знакомые места, —где та же нам откроется дорога,и будем мы, идя по ней, стареть,а под конец опять попросим Бога,чтоб дал нам своей смертью умереть.

7

Так что в итоге, родившись, мы двигаемся во времени к расцвету жизни и далее к ее концу, то есть мы с каждым шагом приближаемся и к жизни, и к смерти: казалось бы, взаимоисключающие координаты и разные пути, но нет – это именно один и тот же путь, потому что приходится допустить, что, идя к смерти, мы одновременно идем и к нашему следующему рождению, – и путь жизни уподобляется кривой, замыкающейся на себя и вырисовывающей… что? разумеется, всего лишь наш собственный профиль и ничего больше, но могло ли быть иначе?

Ведь как художник в дневниковых записях и черновых вариантах набрасывает пунктиром характеры персонажей, разрабатывает сюжетные перипетии, меняет местами сцены, сдвигает и раздвигает время действия, – так точно мы живем и движемся в повседневной жизни, но стоит нам внимательно взглянуть на себя со стороны, задуматься, почему наша жизнь так сложилась, как она сложилась, припомнить основные фазы биографии, вспомнить мнения о нас людей нас знающих и любящих, а также критически к нам относящихся, представить себе иное течение жизни и скоро его отвергнуть как надуманное и несущественное, – итак, стоит нам проделать этот болезненный, но невероятно полезный для души эксперимент, как тотчас из расползающихся во все стороны черновых биографических зарисовок выступит более-менее ясная сюжетно-образная канва.

8. Лесная тишина

В лесу осеннем, просквоженном низким солнцем,иной раз странная повиснет тишина:так в доме нежилом, за выбитым оконцеммерещится нам жизнь, – но где и в чем она?Ее постичь – как с собственной обняться тенью:быть может, тайный Замысел о нас таков?пусть даже по чьему-то щучьему веленьюнеисполнимым был он испокон веков.Невидимая жизнь нам не дает покоя,сама предельный демонстрируя покой, —так с нашей вытянутой в зеркале рукоюнельзя соединиться чувственной рукой.И цель последнюю достигнув ненароком,цель жизни: с чем-то Высшим слиться

в тишине,но так, чтоб это школьным не было уроком,бредем мы дальше, но вовнутрь, а не вовне.И вот, чтоб снова эту истину проверитьна личном опыте – все прочее не в счет,я в ближний лес иду – там тишину измерить,миры иные больше не беря в расчет.А то, что среди леса узкая дорога —теперь, как в первый день творенья, без людей —в буквальном смысле означает слово Бога, —я к лучшей отнесу из всех моих идей.Хотя, по правде, когда мы пойдем с тобоюпо ней, то не придется долго нам идти:известно все – и мы с раскладкою любоюупремся только в выбор нового пути.

9

Ситуация коренным образом меняется, когда тот или иной отрезок жизни заканчивается и замыкается на самом себе, становясь по субстанции уже фазой бытия, но и тогда остается некоторая стилистическая незаконченность, которая оставляет на языке привкус эстетической неудовлетворенности, последняя исчезает вполне лишь тогда, когда заканчивается вся жизнь, – только полный и необратимый финал расставляет окончательные акценты: вот почему смерть, являясь антиподом жизни, выступает одновременно главным творческим инструментом бытия, она для него – как слова для поэта, как краски для живописца, как звуки для композитора, как мрамор для ваятеля.

Великим таинством смерти бытие запечатывает жизнь, придавая ей раз и навсегда тот высший и глубоко художественный смысл, который равно далек как от теологического оправдания жизни, так и от полного нигилизма, смысл этот тем более заслуживает внимания, что как-то сразу и насквозь пронизывает нас – от кожных рецепторов до самых субтильных и одухотворенных глубин нашего существа, – и вот оптическим аналогом человеческого бытия является, как нам кажется, взгляд в профиль.

VI. Баллада о Возвращении

1. Эпиграф к Возвращению

Снова домойпосле дальней поездки вернувшись,мир и покойна душе ощущаете вы,мир и покой —они очень похожи на небо,прочих же чувствсовокупность – она как земля, —но как не тонебо за самолетным окошком:скучно онои ужасна его пустота,в то время какв него глядя из грешного мира —снизу наверх —все величие видишь его, —так, если выслишком долго в покое и миребудете жить,они пресными станут для вас, —вот почемупосреди приключений житейских —да, только там —мы предвечный находим покой,и дом роднойв юном возрасте мы покидаем,лишь для того,чтоб под старость вернуться в него:оба путив основанье и жизни и смерти,видно, лежат, —было так, есть и будет всегда,и никогдаим в окружность одну не замкнуться,как никогдасердцу слиться с умом не дано, —ну и потом —возвращение больше чуть весит,нежели путь,что предшествовал в жизни ему:значит ли то,что когда-нибудь жизни не будети бытиев чистом виде заменит ее?этот вопрос —как эпиграф ко всей нашей жизни —пусть же теперьи поставит все точки над i.